Введение.
Сегодня дизайн интерьера и экстерьера занимают огромную долю рынка услуг, в который входит как цифровая проектная модель предложения будущего решения пространства, так и его предметное наполнение и практическая реализация, что можно сравнить с циклом перехода от проектирования до строительства и эксплуатации объекта. Разумеется, интерьерная и экстерьерная среды достаточно широки в своем типологическом спектре, также как и требуемый им содержательный состав, обеспечивающий не просто функциональную роль той или иной зоны, но и ее эстетическую, композиционную, стилеобразующую активность. Обращая внимание на свет в пространстве, следует отметить сегодня именно эстетическую роль его носителя, а также возможности композиционного моделирования, создающие определенную атмосферу и придающие многообразие визуальной фактуре. Достаточно важным является создание выдержанного современного стиля, изящества и простоты, такой простоты, при которой человек сможет сам смоделировать продукт для себя, а не только получить уже готовые решения. Все это благодаря возможностям модульного формообразования и выявления алгоритмов многоканального взаимодействия. В настоящей работе предлагается коснуться практической сферы исследования формообразования на примере авторского моделирования и прототипирования дизайнерских светильников Geometric light. Что немаловажно, проект также является и должен сохранять творческий образ, персонализацию автора и его ручной труд, синхронизированный с возможностями автоматизации производства. Сегодня рынок широко изобилует различного рода декоративными компонентами для интерьера, однако не все могут похвастаться местными возможностями, ярко сопутствующие поддержанию любого современного интерьера и уж тем более многообразием композиционной структуры продукта и его адаптивными возможностями в отношении того или иного контекста. Линейка светильников Geometric Light раскрывает простоту и стилистическую сложность, демонстрируя различные комбинаторные возможности 5 композиции конструктивной системы и взаимодействия различных материалов. Нынешний потребитель уже привык к избирательности и поиску в продукте отражения авторской концепции мышления, состояния и духовности, что и отличает персонализированные объекты данного проекта от чисто заводского производства. Поэтому актуализация подобных функциональных компонентов пространства, носящих не просто эстетическое, но и функциональное значение, служит весомым аргументом при выборе типичных и уникальных средств функционально-эстетической организации пространства. Широкий диапазон модульных возможностей расширяется с использованием и развитием типовых величин и элементов, а также компонентов их соединения и технологической сборки.
Целью работы является развитие простых персонализированных решений в отношении освещения для сред различного типа с упором на пластические возможности и адаптивность самой формы носителя света, а также перспективными возможностями сборки данной продукции непосредственно потребителем индивидуально. Geometric Light решает: задачи функционального наполнения интерьерного пространства, его освещения и гармонизации, а также поддержки стилистического единства; задачи формирования зоны притяжения и функционального использования; задачи уникальности единичного формирования среды; задачи экономического и производственного развития в локальной среде; задачи баланса потребительской выгоды, предметной индивидуальности и качества; задачи технологического развития параллельно с образно-пластическими возможностями проекта и материалами его реализации; задачи расширения интеллектуальных возможностей в отношении формообразования и его адаптивных параметров и закономерностей; задачи расширения сферы дизайна на местном и всероссийском уровне. Имея в основе своего развития возможности формообразования, проект располагает к пластическим средствам геометрии и ее комбинаторным способностям, что заставляет авторски прибегать к синхронизации смысловых концептуальных форм с потребностями 6 внешней среды, возможностями материалов, методами эксплуатации и применения, а также технологическим параметрам обработки и внедрения.
Основная потребность рынка сегодня заключается в развитии уникальных форм производства, имеющих в основе синтез концептуально-смысловой ценности, индивидуальности, эргономичности, адаптивности, модульности, простоты и стилистической привлекательности. Продукт должен быть достаточно пластичным и опционным во многих отношениях, при этом сохраняя дух персонализации самого производителя, будь он локален или масштабен. Сегодня в условиях сложившейся экономики и санитарно-эпидемиологической ситуации, как никогда важно поддерживать друг друга, и данная ниша является одной из таких сфер, где можно реализовать прямой контакт с потребителем через продукт, имеющий интеллектуальный смысловой язык и содержательный личностный концептуальный сценарий уникального подхода к реализации. Нынешний запас интеллектуальных возможностей позволяет нам подходить весьма опционно и адаптивно к вопросам формопластики, которая стремительно развивается, не только синхронизируя технологический прогресс, но и формы мышления, взаимодействующие с душевными, культурными, психологическими и иными категориями. В данных условиях возрастает творческий потенциал художественных комбинаций, приобщение которых к искусству формообразования так же очевиден, как и все мироздание, подчиненное ходу различных циклов. Таким образом, проект Geometric Light является этапом пластического сближения с характером творческого мышления, импульсом духовной энергии, потребностями внешней культуры и возможностей материальной реализации. Ниша адаптивных пластичных систем сейчас является звеном унификации, которое упрощает множество форм, заставляя сам продукт терять черты индивидуальности. Проект Geometric Light призван сохранить уникальные позиции интеллектуального многообразия, ручной сборки, опционности и предоставления потребителю широкого спектра конструктивных возможностей, в развитии которых, он может участвовать самостоятельно, благодаря реализации системы модульной сборки конструкции на основе разработки элементов уникальных соединительных систем. Упрощение и геометризация в данном случае 7 являются стартовыми формами понимания перспектив между взаимодействием материалов, авторской индивидуальности, социальной потребности, технологий, а также культуры. Именно эти позиции играют ведущую роль в стратегии формообразования и его возможностей, расширяя их в геометрической прогрессии по мере подключения новых условий, средств и инструментов коммуникативного обогащения внутренней и внешней содержательности.
Модульность же и композиционный фон взаимоподобий наиболее действенно работают с психикой человека, а комбинаторика как инструмент их гармонизации способствует опциональности и нестабильности расширению возможностей самого дизайна и его восприятия. Своеобразие и потребность в рестайлинге сегодня выдвигают маркетинговый фронт на достаточно короткие, но динамичные и актуальные дистанции вместе с дизайном, который привносит такую же динамику в собственный характер действенного созидания глобальных и локальных форм. Для того что бы свет начал работать с формой своего носителя, необходим важнейший спектр отношений между технологией и композиционно-художественной выразительностью. Ни для кого не секрет, что сейчас искусство переживает фазу стремительной синхронизации и перехода в технологии, заставляя все больше обращать внимание на техническую эстетику предмета и ее прямую функцию. И, конечно же, здесь прослеживается своеобразная хрупкость подходов и антихрупкость самого искусства, как духовной энергии в нас, стремящейся вырваться наружу через те возможности и инструменты ремесла, которые дает нам время и что нельзя нив коем случае отрицать, так это многообразие подходов к современной методике формообразования в творчестве. Можно утверждать, что и сам прогресс повлиял на моторику внутренних коммуникаций и культуры, и внутренний мир с его понятийной составляющей и чувственным потенциалом изобрели технологии. В одном и другом случае бесспорно чувствуется взаимность и дополнение, поэтому стратегические аспекты формообразования в современном дизайне касаются обоих источников, позволяющих выйти на абсолютно любой образ, пластичность которого будет зависеть от взаимоотношений с циклами производственных возможностей. Формообразование в проекте Geometric Light несет в себе черты геометрии, способной отразить внятную собирательную проекцию композиции относительно общего характера стилистической пластики нынешней культуры, а также приемы и возможности ремесла подвластного обычному человеку, имеющему ряд художественных заготовок, реализовать которые он может с помощью собственной фантазии и работе алгоритмов мышления. Обнаружив закономерности, человек начинает искать возможности их соподчинения, что стимулирует творческую активность на поиске возможностей композиционной организации объекта. Устремление к поиску новых форм сводится к развитию формул, выражающих ритмику взаимодействия внутренних и внешних импульсов. Выявляя, таким образом, единый спектр критериев трансформации формообразования следует акцентировать внимание именно на сущностных аспектах тех свойств эстетики, инструменты, реализации которых выявил человек на протяжении своей эволюции и общий динамический ритм является в данном случае всеобъемлющим импульсом, включающим различные композиционные метрики повышения качеств зрительной выразительности, заключенных в логике ассоциативно-комбинаторного выражения. Разумеется, все это может быть относительным и субъективным, однако опираясь на легитимный спектр факторов синхронизированных с индивидуальным взглядом и характером можно не просто наделить объект персонализированными свойствами, но и сделать его массово интересным и популярным. Организация формы в предметной среде выражает себя посредством элементов, прототип которых можно увидеть в кристаллических (неорганических) и пластичных (органических) творениях природы. Анализируя фигуративные наскальные изображения, В.Б. Мириманов делает вывод, что они позволяют получить хотя и скупые, но объективные показатели, из которых складывается морфология стиля [1]. Природа является важнейшим источником поиска вдохновляющей пластики. Она издавна сближала человека с пространством и позволяла ему приблизиться к собственной сущности, которая наиболее близка нам, как носителем своей альтернативной природы. Сами стили пластического формообразования имеют различные направления: биоморфизм, кристалломорфизм и другие, все они отражают различный характер художественной пластики. Позиция Вольтера на этот счет является весьма устойчивой на протяжении веков, где природа служит образцом для подражания, недостатки которой мы со временем сгладили, а некоторые превратили в достоинства. Чуткость к форме и знаку в формообразовании всегда имела огромное значение, в особенности у древних, в самый ранний момент зарождения эстетики вещей, из которой вырастает предметный дизайн. В этом можно убедиться на примере флаконов для духов, имеющих достаточно простую геометрию, к которой парадоксально мы сегодня вернулись, как возвращаемся и во многих других направлениях в постижении мироздания. В Древней Греции в сосудах округлой формы мужчины хранили свои масла, а в более вытянутых формах – женщины. Вскоре форма арибалла следовала стилистике Древней Греции, варианты овалоида и шара отличались только используемыми материалами и характером декорирования. В XVIII в. форма парфюмерного сосуда становится прицелом внимания дизайнеров, которые привлекали все новые и новые материалы для реализации этих флаконов. Также складывались и новые технологии обработки и техники ее реализации. Но все же мир усложняется и усложняются его формы, однако то на чем они строятся зачастую остается прежним и составляет спектр привычной пластики, усложненной своим взаимодействием и разбавленной психологической окраской, а так же техническими преимуществами времени. М.Я. Гинзбург говорил на этот счет следующее: «... различные элементы формы (линии, плоскости, объем) сами по себе, а в особенности различным своим взаимоотношением порождают в нас эмоции удовольствия и неудовольствия точно так же, как тот или иной цвет и звук» [2]. Разумеется, эмоции, это реакционная составляющая, которая должна трансформировать как внутренний мир человека, так и внешний, отраженный в концепции понятийного восприятия реальности через пластику осмысления одной и другой стороны жизни. В целом же источниками формообразования могут являться исключительно эти две стороны мироздания, заключающие отражение человеческой внутренней сущности со всеми ее коммуникативными отношениями и внешней реальности с ее природным богатством, изобилием и естеством. Обращая внимание на древнюю архитектуру и подход к ее морфологизации, необходимо проследить глубину источника формопластики. Формообразование объектов древней архитектуры опиралось не столько на задачи физиологического жизнеобеспечения человека, сколько на знание его духовной структуры. На знание устройства и законов функционирования его энергоинформационной структуры, которая имеет свою схему формообразования в пространстве и времени. И на знание адекватного энергоинформационного эффекта формы зданий и сооружений [3, с.60]. В случае с древними знаниями об идеальной форме однажды настал момент соблазна пойти дальше исключительно технократическим путем. Связи с природой начали рваться. И энергоинформационные коконы людей начали терять яйцевидность. Растущий эгоцентризм людей разрушал правильную геометрию биококона (духовной оболочки) человека. Способности видеть сузились. Энергоинформационные поля перестали быть объектом созерцания [3, с. 67]. Однако, не смотря на все культурно-мировоззренческие трансформации, мы должны отдать должное именно Древним подходам к восприятию формы и поиску источников ее взаимодействия с нашим внутренним духовным содержанием. Повышение технологических возможностей сегодня хоть и открыло портал в мир безграничного моделирования, но оставило позади самое важное: сущность внутренних предпосылок личности, однако, не смотря на все это, идет достаточно быстрый и масштабный вектор расширения сознания, форм мышления, заимствующих классические алгоритмы понятийного созидания формы. Разработка основной идеи будущего проекта - наиболее уязвимый этап проектного процесса, наименее обеспеченный методически и инструментально [4, с. 256]. Такая уязвимость заставляет более плотно и деликатно использовать синтез интеллектуальных ресурсов и механических возможностей внешнего инструментария. В заключении следует отметить характер и стиль развития формообразования в проекте Geometric Light, а также его технологический и композиционно-пластический потенциал, адаптивный под иные типологические категории предметности. Дизайн светильников носит в себе интеллектуальную геометрию, пронизанную духовно-психологическими импульсами стилистической "идентичности" [5] современной культуры, выраженной таким образом в авторской персонализации и демонстрации комбинаторных возможностей простой геометрии, усложненной развитием новых закономерностей и динамических свойств. Для управляемого роста разнообразия, для постоянного повышения адресности решений сегодня требуется смена проектной идеологии [4, с. 273]. Нынешний спектр инструментов в дизайне весьма велик как средства реализации другого мира, а именно внутренних метаморфоз творческой личности, которые являются импульсами для материальной реализации и столкновения внешних и внутренних предпосылок. Формообразование, таким образом, связывается своими истоками с синтетическим единством внутренних и внешних свойств реальности, которые определяют цикл взаимообмена информацией и ее прохождением через внутренние фильтры чувственных, психологических, 10 душевных и интеллектуальных параметров. Дизайн в данном случае является огромной площадкой для действенных реалий проявления данных отношений и связей, а также их художественных проявлений и образцов преемственности авторской индивидуальности.

Библиографический список:
1. Мириманов В.Б. Изображение и стиль: Специфика постмодерна. Стилистика 1950– 990-х. – М.: Российск. гос. гуманит. ун-т. - С. 15.
2. Гинзбург М.Я. Стиль и эпоха. – М.: Искусство, 1924. – 105 с.
3. Воробьев В. В., Самойленко Е. В. Формообразование в архитектуре древности. URL-адрес: https://cyberleninka.ru/article/n/formoobrazovanie-v-arhitekture-drevnosti/viewer
4. Капустин.В., Канин Д.М., Чураков И.Л. Онтологические вопросы в кастомизированном архитектурном онлайн проектировании персонализированных жилых домов // Онтология проектирования. Научный журнал. - Том 5, No3(17) / 2015. - С. 256-277.
5. Капустин.В., Соловец Е.В. Проблема индивидуации мест обитания и новые задачи архитектурного образования // Архитектурно-художественное образовательное пространство будущего: сб. материалов Международной научнометодической конференции / науч. ред. Л.В. Карташева. - Ростов-на-Дону: Изд-во Южного федерального университета, 2015. - С. 119 - 120.

Введение
Различные формы регулирования, стандартизации и контроля архитектурно-градостроительной деятельности начали зарождаться уже достаточно давно. Являясь монументальной и наиболее постоянной системой человеческой жизнедеятельности, архитектура всегда формировала к себе особое внимание, которое выражалось как в соблюдении различных локальных предметно-технических, технологических и функциональных требований, так и в целостном устройстве городской среды, имеющей свои потребности и характер развития, основанный на формах исторической преемственности и концепций будущего развития среды в том функционально-смысловом и правовом ключе, в котором пребывает общество, формирующее внутри себя особые коммуникации. Именно исторический контекст послойного преобразования и развития городов, различных поселений играет весомую роль в исследовании вопросов соучастного развития исторической и современной застройки. На базе этого стал формироваться вектор отношений между формами историко-архитектурной действительности. Но не только пространственно-временные взаимодействия раскрываются в данной плоскости, но и колоссальный спектр социальных отношений в их локальном и глобальном общественном проявлении. Архитектура же в свою очередь задает их динамику и формирует определенное отражение идеологического состояния и народной культуры всего общества в его политических и иных проявлениях.

В контексте рассматриваемой темы уже установлены этапы формирования архитектурно-градостроительной политики в ретроспективе и формы законодательного регулирования деятельности по градоформированию. В исследованиях современных ученых отдается огромное внимание проблематике идентичности архитектурно-градостроительного законотворчества в российском государстве. Научные труды, связанные с данным направлением, демонстрируют этапы формирования систематизации в управлении архитектурой и градостроительством. Рассматриваются социальные, политические и экономические вопросы, формирующие целый блок своеобразной проблематики, актуализацию которой сегодня предстоит подтвердить или опровергнуть. Целый ряд исследователей и учёных рассматривают в своих научных работах не просто архитектуру, как объект регулирования, но и целый ряд отношений и междисциплинарных систем, которые активизируют различные предпосылки и коммуникации в самой архитектуре и за её пределами.

На эталоны и образцы в жилой застройке обращают своё внимание Е. Белецкая, Н. Крашенинникова, Л. Чернозубова, И. Эрн. Они раскрывают особенности развития жилой инфраструктуры XVIII-XIX вв. и связывают закономерности построения архитектуры городов с формами политического устройства и управления государством. А. А. Аронова затрагивает активные этапы первых петровских преобразований в городском формировании и развитии, что ложится в основу законотворческой перспективы тех лет и форм выявления всё тех же идеалов в архитектуре. Из свода законов Российской Империи также следует почерпнуть ряд интересных особенностей в архитектурно-градостроительном законотворчестве, которое обращало внимание на особые материалы, используемые в строительстве и формы идеализации архитектуры, особенно социальной. А. Г. Вайтенс в том же XVIII-XIX вв. обращает своё внимание на крупные парадигмы городского формирования и выявляет формы политического развития, идущие в параллели с архитектурно-градостроительной экспансией. М. А. Д. Джасем обращает внимание на потребности в социальных инициативах, которые непременно являются фундаментальным отражением профессиональной оценки развития архитектурно-градостроительной отрасли в историческом развитии. И. Г. Пирожкова, М. В. Золотарева также рассматривают ретроспективные формы развития архитектурно-градостроительного права и законодательства на рубеже XIX в., определяя в качестве основной точки влияния дворцовые перевороты. Большую роль в формировании архитектурно-градостроительного законодательства сыграл город Санкт-Петербург, рассматриваемый М. В. Ивановым в качестве образца сохранения архитектурного наследия и его форм. Градостроительные процессы в культурной столице также исследует С. В. Семенцов. Начало становления законотворческих инициатив ХХ в. прослеживается в научных работах Е. И. Кириченко, М. Б. Михайлова, В. Л. Хайт, Е. Г. Щёболева. Глобальные трансформации и обогащение в теме регулирования архитектурно-градостроительных вопросов вызывают потребности в усмотрении компетенций самого архитектора, которые затрагивает Г. П. Гольц. Повышение всестороннего уровня развития архитектора приводит к потребности рассмотрения тесных отношений между материального и духовного, не смотря на заимствование европейского опыта, который требовал от зодчих понимания стиля и его компонентов. Стилистические эпохи и переломы в архитектуре и искусстве в целом были связаны с революционными настроениями в обществе. Такие настроения рассматривал Смирнов И. С., касающийся эпохи модернизма в её передовых проявлениях. П. В. Капустин обращает внимание на парадигмы глокального в архитектуре, как на связь самой архитектуры с обществом в его глобальном и локальном проявлениях, что непременно отражает множество этапов становления архитектуры во времена социализма. Современными вопросами муниципальной политики по сохранению и развитию архитектурно-градостроительного наследия озабочен А. Г. Козлов, который активно исследует причинно-следственные связи в системе регулирования отношений в архитектурно-градостроительной области на основе синтеза отраслевых механизмов и глобальных систем. А. Б. Кошиков же проводит результаты правового мониторинга архитектурного законодательства, что на сегодняшний день является весьма ценной информацией для определения акторов в системе регулирования данных вопросов.

Данное исследование ориентировано на выявление закономерностей управления архитектурно-градостроительной политикой в Российском государстве на протяжении его историко-культурного становления. Среди ключевых задач, стоит обзор особенностей исторического формирования парадигмы управления архитектурно-градостроительной деятельностью. Правовое поле выступает в данном случае важнейшим объектом развития отношений между самой архитектурой и обществом в пропорции глобальной народной архитектуры и локальной частной, а также политических общественных интересов и интересов частных застройщиков. Последовательное освоение архитектурноградостроительной ретроспективы с выявлением проблемных участков формирует метод исследования, как последовательную модель сравнительного анализа между историческими формами правового устройства в архитектуре и их настоящим состоянием в условиях развития городской реальности.

Зарождение правового регулирования в архитектурно-градостроительной сфере было обусловлено общим историческим формированием гражданского общества, определяющего запрос на систематизацию большинства внешних процессов. При этом следует отметить, что данное зарождение носило весьма неочевидный характер, так как сама архитектура как среда регулирования не была освоена в данном формате, а общество было занято то ли политическими, то ли экономическими склоками и разбором и это касается не только XX века. Всевозможные междоусобицы и перевороты не давали архитектуре развиваться синхронно и преемственно с учетом предыдущих предпосылок.

Одними из первых были изданы указы государственного уровня, которые определяли характер строительной деятельности и были направлены на развитие защиты Москвы от пожаров: весьма широко пропагандировалось возведение строений из камня, запрещались деревянные строения в границах кремля и районах, которые прилегали к нему [1]. Данное направление имело ни сколько социально-ориентированный характер, сколько формат поддержания безопасности и устойчивости самой архитектуры, что для того времени имело главный вектор политического устройства и регулирования в архитектуре.

Волюнтаристская градостроительная политика XIX в., окрашенная субъективным личным чувством, ярче всего проявлялась и в том, что государь решал где будет место закладки крепости или иного сооружения, имеющего важную роль, руководствуясь исключительно стратегическим целеполаганием, и в приказах использовать архитектурноградостроительные примеры, на которых строилась практически вся Европа — типы жилых домов, храмов и садов как приоритетные для ранней стадии строительства города [2]. Своеобразные “чужие стандарты” вводили общество в недоумение, и даже гнев. Эпоха правового идеализма в градостроительстве имела весьма значительный вес во времена царской России. Порой, доходя до безумства и даже полного абсурда, принимались указы, которые противоречили не то, чтобы нормам строительства и стилю, а самой идеологии и культуре общества. Так, к примеру, скандальный указ о запрете строительства жилья из древесины на всей территории империи был, по сути, невыполним, ведь большинство частных строений было возведено с использованием дерева в своей основе, - и это не единственный, но достаточно известный диссонанс.

Екатерина II, вслед за Петром I, углубила идеалистическую политику градоформирования, переведя её в масштаб имперского формирования, ибо города отныне использовались как локальные формы равномерного устройства имперской структуры. Империя строилась в своем градоформирующем ключе исключительно по принципам новых норм, которые отвергали историческую ретроспективу становления городов и поселений. Одни города создавались и развивались, другие упразднялись и ликвидировались, что нередко вызывало недовольство со стороны населения как потенциального пользователя, людям приходилось подчиняться закономерностям необоснованного ни художественным, ни архитектурным языком административного статуса, который получало то или иное поселение.

Каждый этап смены власти в Российской империи подвергал города новым реформациям и циклам упразднения и развития одновременно. Такая путаница сказывалась на преемственности и поступательности формировании систем расселения, формировала диссонанс между остротой недовольств частного характера и потребностями массового развития, между хозяйственными и местными политическими потребностями, и систематизацией архитектурно-пространственной морфологии под стать самой централизованной системе устройства власти.

Весьма активная динамика времен дворцовых переворотов породила полную разрозненность в контроле над архитектурой и градостроительством, где полностью была утрачена преемственность к источникам нормообразования и правотворчества. Разумеется, полностью отрезать предыдущие правотворческие указы и нормы было невозможно. Все это делалось постепенно, однако все тот же указ № 2848, касающийся каменных строений, был настолько контрастен к некоторым важнейшим городам, что его фактически сразу заглушили новыми уставами, актами и предписаниями. Ослушников в то время власть всячески убеждала психологически, порой достаточно настойчиво и злостно, но в условиях беспомощности такого превалирования законодательных инициатив, не подкрепленных профессиональным нормированием, империя (власть) не могла ничего поделать с очевидным нарастанием хаоса в градостроительной политике. Все это является признаком отсутствия иерархии в системе правовой наследственности, которая в Российской империи носила номинальный характер, не позволяя тем самым решать накопленные социальные вопросы и проблемы как локального, так и глобального характера в архитектурно-градостроительной сфере. Власть всячески искала способы мотивировки своих репрессивных решений по отношению к застройщикам, используя моральные рычаги влияния, но без устойчивой нормативно-правовой базы и ее преемственности сложно было на что-либо ссылаться, тем более легитимность была в крови у самой власти, которая не могла пойти в противовес собственным суждениям. Постепенно в монархический строй законотворчества стала проникать легкая демократия, отождествляющая второй этап формирования законотворчества в России на рубежах революционного строя, когда профессиональные сообщества получили право голоса по различным вопросам градостроительного регулирования.

Новые требования к архитектурно-градостроительному устройству постепенно насыщали фронт регламентов и предписаний по отношению к развитию самого общества. Однако все это не концентрировало внимание к непосредственной проблематике и особенностям регулирования архитектурно-градостроительной деятельности, так как необходимо было установить понятийный язык в данном контексте развития архитектуры и понять, как может проявляться здесь политика и законодательство, а также какими инструментами все это должно обладать. Разделение архитектурно-градостроительной среды на частную и общественную собственность также сыграло здесь важнейшую роль. Среди профессионалов-архитекторов начали подниматься вопросы регулирования городской застройки ввиду чрезмерного давления капитализма и спутанной весьма хаотичной муниципальной инициативы по правотворчеству. Социальный аспект был тесно связан с неудовлетворительностью норм и правил в организации самой архитектуры, которую зодчие также весьма остро ощущали.

Первый Устав строительный объединил в себе законодательные положения как XVIII, так и начала XIX вв. Следует отметить, что в ряде случаев законы и нормы XVIII в. оказывались фундаментальными для последующего развития [3]. Строительный устав 1832 г. установил характер архитектурно-строительного регулирования России «Александровской» эпохи, опыт которой выявил требования новой перестройки управления строительной отраслью [1 С. - 98]. Трансформация, а точнее сказать, сокращение Строительного устава привело к утрате многих норм в регулировании тонких вопросов архитектурно-градостроительного дела. Зодчие и иные специалисты высокого уровня объединялись в профессиональные союзы для формирования целостного видения коллективной инициативы по становлению и формированию Строительного устава и архитектурно-градостроительной отрасли в целом, однако деятельность по преобразованию устава весьма затянулась и не была завершена до начала революции.

I-IV съезды русских зодчих как особые конференции отечественного зодчества, происходившие в Москве и Санкт-Петербурге в 1892-1913гг., служили реальными площадками профессиональных обсуждений и дебатов по наболевшим вопросам архитектурного и градостроительного формирования. Их социальная роль всячески усиливалась участием в них первых лиц государства, членов императорской фамилии. Регламент предусматривал рассмотрение теоретических и практических, творческих и профессиональных проблем по нескольким направлениям, таким как архитектурнохудожественный, санитарный, строительно-технический, законодательный и др. [4]. В отделе по вопросам законодательного городского регулирования рассматривались как технические, так и социальные аспекты, что положило начало развитию социальных инициатив в рамках данной области. После некоторых инициатив укрепилась позиция строительного надзора в архитектуре относительно всех построек в различных городах и поселениях страны. Место главных архитекторов городов также стало регламентироваться в соответствии с Городовым Положением 1892 г., однако здесь преобладал социальный диссонанс, заключенный в зависимость архитектурного сообщества от управ городов, имеющих свои интересы в отношении развития города и его структур. Являясь достаточно многослойной структурой, управы действовали зачастую на основании выгоды в реализации собственных положений, однако смещение вопроса в сторону подчинения архитекторов губернаторам так и не нашел на тот момент устойчивой поддержки.

С течением времени относительно Строительного устава все же поправки были приняты, но сама должность главного архитектора продолжала иметь ряд кадровых проблем, которые были обусловлены отсутствием высшего профессионального, а порой и среднего специального образования у претендентов на должность главного городского зодчего.

По сей день проблема положения архитектора является невероятно актуальной. Еще в XX в. при назначении главных архитекторов, управы не опирались на профессиональное образование зодчего, что в свою очередь способствовало выдвижению на данное место людей из своего удобного круга. Разумеется, формальные правила выбора и назначения городского и губернского архитектора имели место, но лоббистские интересы активных субъектов городской политики часто доминировали. Данная проблема уходит глубоко в систему социальных отношений различных структур, являясь частью сложной организации взаимодействий в законодательно-правовом секторе архитектурно-градостроительной деятельности и сегодня.

В то время каждый архитектор-профессионал старался высказать свою инициативу по вопросам развития устава. Контролю над ведением строительства было посвящено выступление архитектора и инженера А. Безпальчева, которое имело следующую формулировку: «Организация действительного техническо-полицейского надзора за производством построек в городах». В данный период времени надзор за проведением строительно-монтажных работ в муниципальных образованиях осуществлялся по указанию управ с помощью сил городской полиции. В своих предложениях Безпальчев отметил следующие недостатки относительно регулирования строительной деятельности: отсутствие ответственности лиц, проводивших контроль, недостаточная компетенция городских управ и полиции в области строительства, неточность законодательства, определявшего права и обязанности должностных лиц, участвовавших в контроле. Для ликвидации данных недочётов, Безпальчев предложил возложить функции надзора за производством построек на городских зодчих и им же поручить освидетельствование завершенных зданий на возможность эксплуатации. На основе доклада члена одесского отделения Русского технического общества инженера А. Люикса были сформулированы весьма радикальные принципы:

- городские архитекторы принимаются на службу Городскими Думами по представлению Городских Управ и утверждаются МВД;
- городские архитекторы по своим предметам ведения приравниваются к губернским архитекторам, таким образом, в их ведении оказываются не только территории губернского города, но и всей губернии в целом;
- служба городского архитектора самостоятельна и не подчиняется ни Губернским Правлениям, ни Городским Управам, хотя и касается территории города;
- городские архитекторы при решении Городскими Управами вопросов архитектуры, строительства и градорегулирования имеют право совещательного голоса и обязательно участвуют в заседании Управ по этим вопросам [5].

Конечно, такие принципы приняли далеко не все, данные предложения вызвали множество споров и бурных реакций в кругу правящих элит. Возможно, все предложения Люикса могли бы быть приняты, если бы полномочия городских архитекторов и предметы их ведения носили бы более определённый и устойчивый характер, отражали бы спектр принятых обществом профессиональных особенностей. Так как политика в данном вопросе только лишь начинала зарождаться, проблема положения архитекторов относительно власти всегда стояла весьма остро. Больше века существует проблема строительного контроля, которая и раньше поднималась в контексте регулирования городскими управами отношений в сфере архитектурно-строительного блока. Эту проблематику и ряд других особенностей продвигали в своих докладах профессор К. Быковский, И. Поздеев. Проблемы архитектурного облика зданий и городов в целом в то время затрагивал архитектор В.С. Карпович. В его докладе стилистические паттерны и хаос ставили под угрозу архитектурную целостность городов, архитектор порой вовсе предлагал вернуться к системным образцам и идеалам XIX в., что в свою очередь также нашло много споров и опасений за развитие самой архитектуры, ее художественного и стилистического многообразия. Преобладание частных интересов всячески поддерживалось властью, которая редко поддерживала концепции, идущие в одну сторону с общественными потребностями.

Результаты и выводы.
Таким образом, архитектурное профессиональное сообщество развивало концепцию теоретического осмысления правовой стороны архитектурно-градостроительной деятельности и практическую форму развития собственных предложений по модернизации Строительного устава. Демократизация подхода и требований по созданию правильной и органичной городской застройки формировали актуальный круг социальных потребностей и различного рода взаимодействий на поприще законотворчества. Поиск легитимных рычагов управления крупным архитектурно-строительным сектором объединял в себе вопросы технического, технологического характера, строительного нормирования, надзора, контроля и управления. Известный вектор эволюции в сторону архитектурно-строительного менеджмента был сформулирован частными и общественными вопросами, инициативами и противоречиями, что привело к становлению более устойчивого курса на развитие архитектурно-градостроительной политики в конце XIX, начале XX века. Постепенно сформировалось два блока: блок общественного и блок частного права. Все это непременно нарастало как диалектическая пропорция неизбежного взаимодействия одного и другого, между, чем и приходилось во все времена находить общие формы для развития законодательно-правовых моделей. Несмотря на то, что многие профессиональные инициативы так и не были в какой-то форме приняты и утверждены, широкое понимание правотворчества как процесса аккумуляции, формализации интересов общественных групп государством с целью их отражения в нормативно-правовом поле всё же имело место. Таким образом, путь российского государства в историческом формировании правотворческой деятельности власти, общественных структур отличается многообразием, многоукладностью, разнообразием форм выражения [6].

Сочетания и систематизируя работы по управлению архитектурным, строительным блоками и регулированию градоформированием, можно выделить следующие разделы:
- регулирование отношений в области градостроительства и землепользования (в том числе межевое законодательство);
- принципы управления архитектурно-строительной деятельностью и сферой городского благоустройства и хозяйства;
- выработка механизмов правового регулирования в транспортной и промышленной областях [7].

Строительный устав стал фундаментальным документом, регулирующим отношения в сфере гражданского строительства, а его многочисленная трансформация и инициативы в сторону развития способствовали выявлению сущностных основ для грамотной регуляции отношений в частной и общественной сферах архитектуры и градостроительства. Совместно со строительным Уставом, политика государства в области архитектурно-строительного нормирования и законодательства, включающего вопросы проектной и строительной деятельности, развития территорий, городского хозяйства, промышленности, а также транспорта была выражена в следующих документах:
- Свод учреждений государственных и губернских;
- Свод государственного благоустройства;
- Свод казенного управления (включающий Свод устава горного);
- Свод законов гражданских и межевых [7. С. 151].

Таким образом, складывается достаточно емкая модель развития нормативно-правого регулирования в архитектурно-градостроительной отрасли на протяжении всего исторического периода развития Русского государства. Усилившаяся с конца XVII века связь России с Европой дала колоссальные результаты заимствования и реорганизации стороннего опыта в условиях становления царской России, когда Петр I принял на себя роль тотального реформатора во всех сферах государственного устройства, в том числе в архитектуре и градостроительстве. Провозглашая в 1712 году Петербург столицей империи, Петр I понимал проблемы, стоящие на пути создания идеального города. В первую очередь, это сама местность – свободная от какой бы то ни было застройки, её развитие могло послужить становлению градостроительного хаоса [8]. Организованная при Сенате Комиссия строений Санкт-Петербурга и Москвы, вела обширную деятельность по включению образцовых проектов в городской ансамбль, в особенности в области массового социального строительства: так, за небольшой промежуток её деятельности получилось создать более 300 планировочных решений городов, а уже к началу XIX в. все губернские центры имели выраженный европейских облик [9]. Компетенции архитектора приобретали все больную ценность, особенно в срезе заимствования и переработки определенных принципов развития архитектурной композиции, стиля и норм. Архитектор должен быть политически, диалектически образованным – знать социальную структуру своей эпохи. Он должен знать не только область своей практической работы и теорию своего дела, но чувствовать и знать всю многообразную жизнь своей страны [10].

В разных Министерствах к началу XX в. были сформированы особые Советы, Технические и Строительные Комитеты, которые должны были выполнять контролирующие функции в рамках задач своих министерств и ведомств [11]. Наиболее весомым противоречием, произошедшим в рамках европеизации, стало противодействие традиционного патриархального уклада, активному привлечению свободного населения в массовую общественную и производственную сферу. Патриархальное общество было довольно-таки изолированным, а социальная среда европейского типа требует открытых форм активности, она распространяется на городское пространство - на площади, улицы, фабрики и т.д. В процессе европеизации сильно видоизменилась и типичная массовая архитектура жилых зданий, и структура городского пространства: стандартные для патриархального общества системы узких улиц и переулков трансформировались в правильную систему широких проспектов, улиц и площадей [9].

В целом динамика процессов в регулировании и управлении архитектурно-градостроительной деятельностью на исторической «карте» Российского государства вплоть до настоящего времени выглядит весьма неоднозначно.

• Множество заимствований, сторонних манифестов и тезисов положило начало освоению понятийного языка архитектурно-градостроительной политики, который и сегодня в большинстве своем не смог избавиться от своих «генетических» проблем (рассудочное планирование, лоббирование интересов, неспособность к соорганизации множества целей и ценностей, волюнтаризм в принятии решений, небрежение к преемственности развития и пр.). В этом смысле, исторический сценарий правового регулирования архитектурно-градостроительной области мало чем отличается от настоящего положения дел, ведь проблемы по факту остались прежними и зачастую еще более насыщенными в своем коммуникативном многообразии.

• Системы и инфраструктуры городов заметно усложнились, возросла их масса и типология, усложнились механизмы функционирования, управления и развития, изменилась структура сфер деятельности: некоторые процессы получили автономию (развитие, организация, управление, проектирование и др.), а некоторые, наоборот ушли в зависимость (производство, воспроизводство). В таких условиях, динамика управленческих стратегий, их гибкость и адаптивность становятся очень актуальны, а исторический материал даёт здесь определённые ориентиры.

• Переход монархической модели на формы местного самоуправления со временем дал значимые результаты для локальной оценки и преобразования среды относительно ее исторического облика и культуры, что сегодня особенно хорошо видно на примере проблематики глобального и локального: значение локального стало неоспоримым, и оно способно противостоять нивелирующим тенденциям глобализации [12].

• Ретроспектива управления архитектурно-градостроительными процессами позволяет сфокусироваться на наследственности, иерархичности и целостности законодательно-правового регулирования в данной области, позволяет акцентировать задачи систематизации отношений в сфере городского регулирования.

Проведенный обзор исторического зарождения и формирования законодательно-правового регулирования в архитектурно-градостроительной деятельности позволил установить закономерности в причинно-следственном развитии городского регулирования для сопоставления проблем исторического контекста и настоящего времени. Исследование позволило обратить внимание на развитие городов и архитектуры в целом с позиции политического устройства в государстве, где осуществлялись различные формы управления. Политический курс планомерно формировал новые правовые наслоения, не имеющие наследственной связи. Всё это заложило фундамент для нынешних проблем в многообразии коммуникативной целостности и связи между различными нормами и законами, имеющими отношение, как к общественным социальным аспектам управления, так и к формам оценки качества и удобства городов и формирующей их архитектуры. Архитектура в данной связи представляет собой важнейшую ткань муниципального образования, которая формирует модель социальных коммуникаций в пространстве и их развитие, которое может быть выражено в культурном, физическом, идеологическом, интеллектуальном, психологическом и иных аспектах [13]. Архитектурно-градостроительная политика, как мы показали, в своей ретроспективе наработала колоссальный пласт законотворческих тезисов, которые по большей мере носили автономный эффект, однако при этом становление законотворческой наследственности стало приобретать всё более выраженные черты необходимого развития в среде профессионального дискурса - проблема начинает осознаваться и обсуждаться. Общество, нуждающееся в синтезе последовательного развития моделей архитектурно-градостроительного регулирования в условиях сменяющих друг друга экономических и политических формаций, так и не смогло выстроить данную преемственность грамотно. С другой стороны, не менее верным является и допущение наличия ошибок в различных отраслях нормативных правил, которые возникали и могут появляться вследствие действия различного рода предпосылок, как внешних, так и внутренних. Однако выгодным отличием нормативно-правового регулятора является наличие так называемых «системосохраняющих механизмов» в тех или иных направлениях законодательного регулирования, включающих в себя соответствующие принципы и особенности развития отраслевого права, отраслевые коллизионные и пробельные правила, правовые презумпции, преюдиции и т.п. [14].

Таким образом, балансируя на грани порядка и хаоса, архитектурное сообщество во все времена старалось выявить в этом балансе максимально работоспособные принципы развития и синтеза собственных компетенций, а также наладить связь данных профессиональных тезисов в кругу становления законотворчества в системе власти, которая по сей день считает архитектуру частью собственных инструментов в формировании отношений с обществом и его потребностями.

Актуальность темы.
В настоящее время России в области высшего образования складывается такая ситуация, что главной вершиной, которую нужно преодолеть, является сам факт поступления в вуз. На деле мы имеем то, что многие студенты, поступив в вуз, теряют мотивацию и не видят следующие рубежи, куда им двигаться, к чему стремиться. Если раньше, в советское время, лучшие выпускники награждались возможностью работать в лучших бюро страны, то сейчас выпускники сами должны позаботиться о начале своей карьеры. И дело не в том, что мы должны вернуться к нашему прошлому, престижная работа по окончания института была некой мотивацией отлично учиться. В архитектурной профессии вообще не нужно быть лучшим, это не математика. Нужно быть уникальным. Это, несколько, другое, а в том, чтобы обрисовать контуры будущего молодым специалистам, попытаться понять запрос на какие навыки, компетенции, представлении о профессии имеются у современных работодателей, в каком ключе на сегодняшний день работают ведущие архитектурные бюро, какие тенденции в архитектуре они формируют, и что нужно понять сегодня, будучи студентом, чтобы завтра, на выходе из вуза, быть актуальным, востребованным, а, может быть, зная то, что сейчас "на гребне" архитектурной волны, попытаться с этим поспорить и предложить миру что-то свое.
В этой статье предпринимается попытка проанализировать работу ведущих архитектурных бюро современности, выделить отличительных черты их проектов. Лучшие российские бюро [1].
1. «Проект Меганом». Одним из самых признанных архитектурных бюро в России является «Меганом». Это бюро решает архитектурные и градостроительные задачи. Большой объем прикладных и теоретических исследований позволяет бюро «выдавать» очень качественный продукт. Бюро появилось в 1998 году, тем не менее, архитекторы не останавливают свой поиск постсоциалистической формулы проектирования. Важнейшим для них остается сохранение цели служения обществу. Экономические и политические факторы, оказывающие влияние на архитектурное проектирование, в практике бюро уравновешиваются трепетным интересом к городу и архитектурной форме [2].
2. Sergey Skuratov Architects. Архитектурная мастерская Сергея Скуратова — частное московское проектное бюро. С момента основания в 2002 году бюро ведет разработку проектов различной степени сложности — градостроительных комплексов, общественных и культурных сооружений, многоэтажных и частных жилых домов, высотных зданий и пр. Многие проекты данного бюро - это многофункциональные и многозадачные объекты, которые развиваются по вертикальной траектории. Много открытого пространства и естественного света [3].
3. ТПО «Резерв». ТПО «Резерв» появилось в 1987 году. Сейчас это бюро с узнаваемой художественноэстетической позицией. Бюро активно внедряет BIM технологии, которые повышают эффективность работы. Архитекторы бюро в своих проектах внедряют архитектуру в природу и делают ее доступнее для человека в городской среде [4].
4. Wowhaus. Бюро Wowhaus основано в 2007 году архитекторами Дмитрием Ликиным и Олегом Шапиро. В последние годы бюро специализируется на архитектуре общественных пространств – от благоустройства городских парков до разработки градостроительных концепций. Концепция многих проектов данного бюро – это аутентичность. Архитекторы дают возможность взглянуть по-новому на старую архитектуру [5].
5. SPEECH. Архитектурное бюро СПИЧ – одна из крупнейших и наиболее успешных проектных организаций в России. Возглавляемое Сергеем Чобаном, Игорем Членовым и Антоном Павловым, бюро специализируется на проектировании зданий и комплексов разного функционального назначения, разработке градостроительных концепций, а также создании общественных интерьеров и объектов выставочного дизайна [6].
В проектах бюро преимущественно простая геометрия форм, но необычные фасады. Лучшие мировые бюро [7]:
1. Gensler, США. Мастерская была основана в 1965 в Сан-Франциско архитектором Артом Дженслером. Gensler является одной из крупнейших архитектурных фирм мира (занимает первое место в рейтинге Building Design c 2013 года): в 46 филиалах по всему миру работают более чем 5000 сотрудников. В их проектах прослеживается много зелёной архитектуры, бионических форм. Одним из главных материалов – стекло [8].
2. Nikken Sekkei, Япония. Бюро основано в 1900, в нынешнем виде существует с 1950. Его штаб-квартира располагается в Токио. Филиалы открыты в разных странах Ближнего и Дальнего Востока, а также в Москве и Барселоне. Архитекторы этого японского бюро используют абсолютно разные тенденции, начиная от формы зданий и заканчивая материалами. Многие их объекты очень масштабны и сложны, удивляют своей этажностью. Так же есть камерные сооружения, в которых авторы используют простые материалы, такие как бетон, дерево [9].
3. Woods Bagot, Австралия. Woods Bagot было основано в 1869 году, когда архитектору Эдварду Джону Вудсу было поручено улучшить и расширить дизайн Собора Святого Петра в Аделаиде. В 1905 году он объединил свои усилия с другим известным местным архитектором, Вальтером Баготом. Бюро специализируется на проектировании и планировании зданий в самых различных секторах и дисциплинах, включая авиацию и транспорт, образование, науку и здравоохранение, образ жизни, спорт и рабочее место [10]. В последних проектах фирмы архитекторы часто вдохновлялись природным миром, а так же сосредоточивались на философских, экологических и геологических темах.


В конце хотелось бы выделить и общие принципы, которые свойственны всем ведущим архитектурным бюро современности:
№ 1 просто – достаточно Чистая геометрия линий, конструктивность, лаконичность – всего этого достаточно, чтобы создать современное здание. Каждая деталь функциональна и многозадачна. Мало Рис. 8. 1. Школа Бизнеса Университета Сиднея, Австралия, Сидней. 2. Апартаменты Mixed-Use Building, 8 декоративных элементов, вместо них архитекторы используют игру света и тени, мягкие изгибы и плавные переходы.
№ 2 аутентичность Перевоплощение архитектурных объектов. Новыми технологиями и материалами делают акцент на историческом наследии.
№ 3 природность Скорость – это черта современности. Место, где человек может обрести эмоциональную стабильность и покой – природа. Архитекторы пытаются сделать её ближе. Мы видим, как крыши зеленеют, а внутри домов растут деревья.
№4 воздух и свет Открытые пространства, натуральный свет, легкость стеклянных форм – в архитектурном мире это тенденции, которые всегда будут актуальны. В экстерьере сложной конструкции минимум изобразительных средств. Внешнее не отвлекает от внутреннего. Объекты такого типа не агрессивны к ландшафту, они коммуницируют с ним.
№5 новые-старые материалы С каждым годом появляются инновационные, ориентированы на экологичность и сокращение затрат материалы. Фавориты сегодня – бетон, сталь, стекло, дерево. Это универсальные материалы, которые используют архитекторы всего мира. Авторы используют самые разные комбинации. Вечная классика – бетон и сталь. Стекло – инструмент, с помощью которого архитектор управляет светом и нейтрализует тяжесть строения. Стеклянные двери, перегородки, большие окна в пол стирают границы здания, увеличивая пространство. Древесные структуры сближают архитектуру с природой. Это очень теплый материал, который вызывает приятные тактильные и визуальные ощущения.

Вывод.
В заключении хотелось бы сказать, что каждому архитектору еще до получения диплома о профессиональном образовании важно и нужно быть в курсе современных тенденций, интересоваться работой лучших отечественных и зарубежных бюро, анализировать форму подачи проектов, архитектурные «фишки» и т.д. Стоит искать бюро, архитекторов, которые близки по направлению мысли и брать с них пример в своих проектах. А может быть , познакомившись с теми, кто является сейчас самыми яркими фигурами в области архитектуры, увидеть возможность сказать свое уникальное слово, понять что тенденции формируются людьми, а не берутся «ниоткуда».

Библиографический список:
1. Arch:speech, «30 бюро, проектирующих самую качественную архитектуру в Москве» [электронный ресурс] https://archspeech.com/article/nazvany-30-byuroproektiruyushhih-samuyukachestvennuyu-arhitekturu-v-moskve
2. Меганом [электронный ресурс] http://meganom.moscow/ru/profile/
3. Sergey Skuratov Architects [электронный ресурс] https://www.skuratov-arch.ru/bureau/about/?lang=ru
4. ТПО Резерв [электронный ресурс] https://www.reserve.ru/company.html
5. Wowhaus [электронный ресурс] http://wowhaus.ru/about/manifest.html
6. SPEECH [электронный ресурс] https://www.speech.su/ru/about
7. Arch:speech, «Рейтинг 100 самых крупных бюро мира» [электронный ресурс] https://archspeech.com/article/sostavlen-reyting-100-samyh-krupnyh-byuro-mira
8. Gensler [электронный ресурс] https://archi.ru/architects/worldstudios/767/gensler 9
9. Nikken Sekkei [электронный ресурс] https://archi.ru/architects/worldstudios/1266/nikken-sekkei
10. Woods Bagot [электронный ресурс] https://en.wikipedia.org/wiki/Woods_Bagot 11. Khakhulina N.B. About Design Methods In Education / N.B. Khakhulina, B.A. Popov, Yu.S. Netrebina, T.B. Kharitonova // В сборнике: 7th International Conference On Education And Social Sciences Abstracts & Proceedings. 2020. С. 102-107.

Введение.
Одним из важнейших аспектов архитектурного проектирования сегодня является правовой фактор, который активно формирует “Законодательную моду” и в глобальном смысле целую политику, захватывающую весь архитектурно-градостроительный сектор. Активное ведение такой политики, разумеется, позволяет выработать стратегические подходы к решению многих практических проектно-строительных задач, но на всех ли этапах и везде ли такая специфика является актуальной, что она дает в положительном и отрицательном контекстах? Формируя подобные вопросы, можно рассуждать о проблеме, присущей непосредственно этой фазе архитектурно-проектной работы, которая кроется в глобальном захвате интеллектуально-смысловой, духовной и наконец практической сфер архитектуры в целом. В 2014 году Указ Президента РФ "Об утверждении Основ государственной культурной политики" одной из задач определил признание архитектуры социально значимым видом искусства, в нём же декларировалась государственная поддержка архитектурного творчества. Однако на практике, все выглядит, мягко говоря, иначе. Вид творчества, разумеется, есть, только какое место в общей иерархии оно занимает и что необходимо для актуализации истинных ценностей? Все эти вопросы невольно всплывают при рассмотрении процессов развития архитектурного замысла до его реализации и жизнедеятельности.

Выявление необходимости урегулирования проектных процессов.
Влияние архитектурных нормативов существовало всегда, а их появление было обусловлено поиском и выявлением новых параметров и закономерностей в архитектурном творчестве с последующим переходом на поиск таких алгоритмов в других средах жизни человека, влияющих на его существование в пространстве и делающих архитектурно-градостроительную среду удобной, функциональной и красивой. Постепенная трансформация социально-политического устройства общества повлекла за собой смену 1 парадигм и приоритетов в структуре проектной стратегии. С прохождением революционных экономических и культурных доминант, архитектурная модель претерпевала пластические и функциональные изменения, нуждающиеся в упорядоченности и целостном взгляде на целый ряд проектных предпосылок. Архитектура, превратившись в массовый продукт “Строительства жизни”, регламентированный узкой матрицей потребительских нужд, стандартов комфорта, доступности и эксплуатации. Такая политика негативно сказалась на истоках проектной культуры и архитектурного творчества. Архитектурные провалы на исторической пространственно-временной ленте характеризуются скачками в легитимности различного рода экономического и политического развития или же наоборот стагнации. Советский опыт и архитектурное наследие имперской России показали две абсолютно разные позиции в отношении как социально-культурного развития, так и предметно-пространственного, демонстрируя явно свои приоритеты, разделяя законы на 2 части и ставя на весы архитектурно-художественные принципы с одной стороны и социально-экономические, политические с другой. Таким образом, обособленность тактики художественно-смысловой значимости и соперничества в совместной архитектурной иерархии, существующей под властью общества отдалило в сторону не только саму архитектуру, как уникальную оболочку, формирующую пространство, но и самого архитектора, как единого творца образа жизни, мышления и культуры. Совершенно ясно, что абсолютной свободы в архитектурном творчестве быть не может в силу специфики самой деятельности, обслуживающей интересы социума и обусловленной его материальной базой. Наиболее свободны в плане реализации формально пластических идей, как правило, проекты утопии, априори не рассчитанные на реализацию. Именно поэтому этот жанр привлекал и привлекает архитекторов, ищущих наиболее адекватного творческого самовыражения. В качестве примеров назовем градостроительные проекты К.Н. Леду и Антонио Сант Элиа, графические композиции Якова Чернихова и "летающие города" Георгия Крутикова. Из недавних примеров – отечественное "бумажное проектирование" конца 1970–1980-х годов [1].

Тяготение к формализму.
Законодательная основа проектной стратегии 21 века формирует панораму социальных приоритетов, вместо организации взаимосвязей между самой архитектурой, ее функцией и образностью. Только крупные функциональные доминанты подтверждают собственный статус в концептуальной выразительности, и то благодаря своей исключительно функциональной значимости и массовости потребления, что не оставляет шансов на концептуализированность образов иных объектов среды, кажущихся оторванными, ущербными и как следствие, не связанными с целостной формой восприятия как эстетики, так и функциональности. Человек интегрировал в композиционно-пластическую модель собственные социально-экономические законы, в обход концептуальной выразительности архитектурного творчество, перенося своего рода на другую возрастную фазу свое детище, ведь если лишить ребенка детства, он не получит фундаментальной основы собственной индивидуальности, не поймет смысла множества вещей, жизнь станет бессмысленной и потерянной, а среда заставит его подчиняться системным законам. Такая аллегория наглядно демонстрирует полярность позиций самого человека (общества) и архитектуры, как одушевленной исторической и пространственно-временной оболочки. Стратегии обоих идут в раскос из-за незначительного, но достаточно высокого прозрачного барьера принадлежности архитектуры к искусству, науке и жизни, но в этом и есть ее сущность – предрасположенность ко всему, что нас окружает, к широчайшему спектру жизненных основ и моделей, интеграция которых бесспорно не может происходить бессистемно и нуждается в явной актуализации и обращении к архитектуре, как к живой оболочке этого мира, являясь живой клеткой, наполняющей среду новой энергией и свойствами индивидуального организма. Архитектура всепоглощающая среда нашей жизни, облик и силуэт которой зависит от поведенческих особенностей и культуры общества, формирующего ее. С одной стороны, вездесущесть архитектуры следует рассматривать как позитивный критерий ее наполняемости, адаптивности, пластичности и функциональности, однако неизбежно столкновение противоречий позиции архитектуры в научной, социальной, политической и культурной средах. Отнесение ее к конкретному блоку может исключить множество ее возможностей, оставив в своем арсенале лишь параметры характерные для реализации той или иной политики.

Первична как информационная и духовная среда.
Архитектура – сложнейшая органическая форма, многогранность которой является ее уникальной особенностью. В попытках дефрагментации на различные веяния, общество трансформирует и уменьшает значимость архитектуры для самого себя, ставя во главе ролевой системы свои узко специализированные приоритеты, реализация которых зачастую выполняется исключительно на материально-практическом уровне. Некоторые считают архитектуру наукой о строительстве зданий, что на сугубо практическом языке возможно, однако этому факту придается низменный характер, обращая его именно к самой архитектуре, которая не может смотреть сама на себя, она служит обществу, отражая его позиции и особенности, поэтому архитектура в первую очередь – это наука о строительстве культуры мышления общества, выраженной по средствам творческих возможностей в образносмысловой оболочке. Подобная трактовка весьма широка, однако лишь в узких массах. Основной приоритет направлен на смещение в сторону псевдологики, о которой рассуждает Э.К. Трутнев в работе "Градостроительное нормирование". Псевдологика тождественна подлинной логике в том отношении, что она также предопределяет-направляет действия. Псевдологика, содержащаяся в актах-симулякрах, предопределяет псевдодействия - действия фрагментарные, пристрастные, несистемные, с негативными и даже деструктивными результатами - действия-симулякры. В субъективном плане спасает эту ситуацию от осознания ее наличия и понимания ее сути то, что действия-симулякры материализуются — воплощаются в камне зданий, плитках мощения, в иных элементах благоустройства и прочих материальных, визуально воспринимаемых вещах. А то, что материализовано в камне, чего коснулись руки строителей, то как бы свято - по умолчанию и по распространенной среди населения привычке должно обращаться в "абсолютное благо" - должно оправдывать ошибки псевдологики, а также должно активизировать забвение ошибок, должно понуждать к тиражированию ошибок, к воспроизводству актов-симулякров и на их основе выполняемых действий-симулякров, в свою очередь обреченных воспроизводить-множить в необозримое будущее результаты-симулякры [2].

Многоемкость и закономерность.
Системная многогранность архитектуры говорит о ее внутреннем закономерном и иерархичном устройстве, в основу которых входят знания об устройстве и связи всего со всем, словно древнее славянское учение "Ясна", где все разложено "по полочкам", архитектура всегда отличалась проявлением собственных уникальных алгоритмов эстетики, функциональности, выразительности и комфорта, где в основе всего так или иначе фигурирует слово Закон. Витрувий писал, что архитектор должен знать все, знания его должны быть многогранны. Архитектор должен быть политически, диалектически образованным — знать социальную сущность, философию своей эпохи. Он должен знать не только область своей практической работы и теорию своего дела, но чувствовать и знать всю многообразную жизнь своей страны [3].

Закон как форма доминирования над творчеством.
Таким образом законодательная основа или парадигма, развивающаяся в начале в самой архитектуре и ее фундаментальном устройстве, положила начало формированию законодательно-правовой платформы внутри общества, как облика современной архитектурно-пространственной панорамы. Доминирование социальной значимости и ее внутренних контрастов заложило фундамент юридического порядка внешнего характера относительно архитектурной среды, где композиционно-тектонические законы стоят на переднем плане. Организация такой политики привела к унифицированию многих внутренних и внешних проектных процессов от замысла до реализации. Проектный отрезок сократился, этапность сгладилась, а характер стал под стать "офисному планктону". Постепенное исключение жизненного генома из архитектуры, принадлежности к уникальности человека, сделали коммуникацию между человеком и средой более отчужденной, и если раньше в архитектуре люди узнавали свою культуру и себя с восхищением, то сегодня восхищаются сменой духовно-художественной матрицы технологической и производственной. Прежнее позиционирование искусства, как отражения духовных переживаний заменилось импульсом интеллектуальной революции и смены подходов к устройству жизни, ценностям. Бесспорно, такое развитие формирует новые форматы представления о собственных возможностях, трансформируя экономику, инфраструктуру, технологии, разум и многое другое в ключевые актуализированные модели с собственной иерархией, где законы подчиняются самой системе, когда-то созданной человеком, его задача лишь не потерять над ней контроль.

Концепция как форма развития творческих закономерностей.
Понятие концептуальности сегодня затрагивает огромное количество различных отраслей науки и искусства, и трактуется везде достаточно широко. В архитектуре концептуальность проявляется, как первичное звено формирования проектного замысла, запуская механизм творческой деятельности, оперирующий духовным потенциалом, композиционно-художественными закономерностями, функциональностью, эстетикой, гармонией и иными качествами живой развивающейся формы. Концепцию можно отнести к внутренним инструментам духовно-интеллектуального синтеза, которые работают независимо от внешних массовых процессов. Концепция – есть уникальный продукт жизненного импульса, придающий объекту связь с человеком, его интеллектуальной значимостью и духовным развитием. Таким образом, концептуальная фаза в архитектуре имеет свое значение в контексте архитектурного творчества, вливая в него закономерности заявленные синтезом духовного и интеллектуального процесса развития, а вся практическая (не творческая) фаза, относящаяся к непосредственной реализации, устно соглашаясь с канонами архитектурного творчества, формирует в социально-средовой коммуникации собственную стратегию, политизируя процесс проектирования, выставляя иерархии и связи не с духовной и интеллектуальной внутренней средой человека, а с его практическими внешними потребностями и основами повседневного существования, продолжая равномерно причесывать на примере подобного средового подхода все общество. Достаточно сложно воспринимается такая стратегия, однако в этой сложности кроется ее прелесть и загадка. К примеру, Р. Вентури в своей книге "Сложность и противоречия в архитектуре" говорит: "Архитектура сложностей и противоречий должна заключаться в ее целостности или в ее причастности к целостности. Она должна скорее воплощать трудное единство обобщения, чем легкое единство исключения. Меньше не есть больше. В своей попытке порвать с традицией и все начать заново архитекторы идеализировали примитивное и элементарное в ущерб разнообразному и усложненному. Рационализация во имя упрощения все еще имеет место, хотя и в более искусной, чем раньше, форме. Она является развитием великолепного парадокса Мис ван дер Роэ: "меньше — это больше"" [4]. Избегая случайностей и противоречивой неясности архитектор конечно же избавляет себя от возможности поиска новых констант, руководствуясь привычной стратегией и общепринятыми нормами, но это в композиции. Как же обстоит роль с инструментами реализации и контроля архитектурной деятельности, ведь там сегодня работают свои законы, идущие в раскос с концептуальной стратегией объемно-пространственного моделирования?

Как "держат дисциплину".
На сегодня существует целый ряд законов, регулирующих процесс архитектурной деятельности, именно деятельности, а не творчества. Среди них: Закон РФ "Об архитектурной деятельности в Российской Федерации", Федеральный закон от 25 июня 2002 г. N 73-ФЗ "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации", "Градостроительный кодекс" и еще ряд нормативных документов, регулирующих устройство пространственно-средового контекста. Все эти легитимные компоненты политизации архитектуры и устройства определенной коммуникации между ней необходимы для ведения социально-правовых отношений и использования архитектуры, как сугубо утилитарной системы, которая нуждается в воспитании со стороны человека. Все многообразие процессов архитектуры и ее реализации однозначно нуждаются в системной увязке друг с другом, ведь только синтез закономерных и спонтанных источников, могут открыть новые возможности, своего рода конфликт, играющий позитивно на развитие архитектурно-проектной деятельности, подводит общество к здравой аналитике и формированию новой пластичной парадигмы, рассматривая как одно целое архитектурное творчество, архитектурную деятельность и архитектурную реализацию. Несомненно, концептуальное позиционирование архитектурной идеи, как и сама по себе идея, должны выражать биологически, духовную и интеллектуальную подвижность, где критерием силы может служить только живой замысел автора. Архитектура вновь станет "Высокой" в тот момент, когда все вокруг будут ощущать нужду не в повышении конкретных стратегических приоритетов, а единой цели, ведущей общество к созданию удобной, комфортной и красивой среды. Решение проблематики разобщенности концептуального развития архитектурного творчества с практическим проектированием ставит на новый уровень восприятие как самой архитектуры, так и всего что с ней связано, выявляя сущностные потребности общества и формируя зеркальную среду в пространстве, отражающую здоровую идеологию и культуру. Важность концептуального проектного подхода, также обусловлена потребностями самой архитектурной среды, которая нуждается в индивидуальности, проявлении антропоморфизма в ней же (см., например, [5, 6]).

Выводы.
С точки зрения психологии закон, как норматив для человека будь то общественноправовой, жизненный, духовный или иной другой, является своего рода сдерживающей силой и системной стратегией, за рамки которой постоянно хочется выйти, открыв для себя новые инсайды и возможности. Так, для того чтобы вывести из застоя пространственно-средовой архитектурный контекст следует выйти за рамки закономерностей существующего порядка и признать роль новых особенностей, лежащих за границами отдельного рассмотрения концептуальных, практических и правовых сред. Влияние друг на друга различных архитектурных подходов и политических констант отводит внимание от осознания их взаимного противостояния, расслаивая стремление к комфортной среде на абсолютно разные потребности множеств социальных и политических сообществ. Все инструменты алгоритмичной систематизации различных процессов современного подхода к ведению архитектурной деятельности сами по себе абсолютно приемлемы и общепризнаны, они отражают современную модель развития пространства-среды, культуры и сознания общества, однако бессознательное и спонтанное, по прежнему будет будоражить умы и души людей, формируя новые принципы организации жизненно важных процессов. Матрица законодательного порядка всегда будет управлять системой, ведь привычное кажется нам нормальным только тогда, когда мы можем это объяснить благодаря легитимным закономерностям, но интеграция всех сред научной дисциплины явно ставит архитектуру на рубеж глубокого погружения в освоение сущностных процессов для которых она создается. Концептуальные смыслы всегда будут вызывать в обществе эффектные реакции, а архитектура будет их крупнейшим носителем, способным активно воздействовать на человека и развивать его потенциал на всех рубежах.

Библиографический список:
1. Нащокина М.В. Регламентации и свобода в архитектуре России XXI века [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/reglamentatsii-i-svobodavarhitekture-rossii-xxi-veka 2. Трутнев Э.К. Градостроительное нормирование: выстраивание и демонтаж системы [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/gradostroitelnoenormirovanie-vystraivanie-i-demontazh-sistemy
3. Из архива Г. П. Гольца. 1936—1946 гг. // “Что должен знать архитектор…” [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://theory.totalarch.com/node/101
4. Вентури Р. Из книги "Сложность и противоречия в архитектуре" [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://opentextnn.ru/man/venturi-r-iz-knigi-slozhnost-i-protivorechijavarhitekture/
5. Капустин П.В., Соловец Е.В. Проблема индивидуации мест обитания и новые задачи архитектурного образования // Архитектурно-художественное образовательное пространство будущего: сб. материалов Международной научно-методической конференции / науч. ред. Л.В. Карташева. - Ростов-на-Дону: Изд-во Южного федерального университета, 2015. - С. 119 - 120.
6. Капустин П.В., Канин Д.М., Чураков И.Л. Онтологические вопросы в кастомизированном архитектурном онлайн проектировании персонализированных жилых домов // Онтология проектирования. Научный журнал. - Том 5, №3(17) / 2015. - С. 256-277.

Город Воронеж также как и многие Русские города имеет богатую культуру, выраженную в сохранившемся историческом пласте поэзии, литературы, архитектуры и многом другом. В особенности хочется обратить внимание на архитектуру, ведь кто как ни она отражает весь объем событийных скачков истории, показывает нам картину былых лет, жизнь людей, их быт, занятость и механизмы социального слоя. В Воронеже оставили след множество замечательных людей, вошедших в историю нашего города и мировую культуру за невероятный вклад в творчество, науку, медицину и другие направления деятельности. Многие социальные процессы так же привели к образованию важных исторических масс и оставили нам в наследство невероятные количество документальных фактов и образов, выраженных в окружении, которое мы видим и “слове”, которое читаем. Архитектурный каркас города имеет центральную историческую основу “Старый город”, в которой преобладает много интересной застройки того времени, находящейся в данный момент в нестабильном состоянии. Есть здания отреставрированные и активно входящие в зрительный контакт с человеком, но есть и совсем забытые и не активные постройки как с точки зрения своего статуса, так и местонахождения. Архитектура как зеркало прошлого дает нам материал, на который мы должны опираться при построении будущего, анализируя, деликатно модернизируя его и сохраняя присущую ему историческую ценность. Без внимания нельзя оставить историческую часть города в районе улицы 20 лет ВЛКСМ, где расположен квартал, относящийся к жизни и быту знаменитых фабричников Гардениных. Рассматривая квартал как сегмент, так и в общей градостроительной системе, можно отметить его непосредственную связь с историко-культурной сферой, т.к. в данном пространстве сформирован целый комплекс архитектурных ансамблей, относящихся к определенному историческому периоду. История Данного пространства прежде всего связана с наследием знатных фабричноков Гардениных, как было отмечено ранее, из-за этого собственно основная улица квартала и названа в честь данного направления (суконного ремесла.) К определенному историко-тематическому периоду относится не только рассматриваемый квартал, но и система, в которой он находится, т.к. местность близлежащей среды сформирована практически целиком благодаря исторически значимой застройке. Возвращаясь к системе квартала, можно выделить в нем центральный историко-культурный аспект, выраженный в архитектуре улицы Фабричной и в особенности дома Гарденина. Образуя комплексный ансамбль, здания должны формировать единый стилистический образ и замыкаться в системе смысловых и функциональных характеристик, что позволяет организовать стабильную структуру квартала в схеме исторического узла. Квартал имеет ряд сложившихся доминант, в числе которых дом купца Гарденина, но также не следует забывать об основной архитектурно-художественной составляющей этой улицы Тихвино-Онуфриевской церкви, которая активно формирует пространство переулка и замыкает две стороны улицы.

Переулок Фабричный.
Небольшой переулок резко поднимается в гору от перекрестка на Большой Чернавской улице и заканчивается при выходе на улицу 20 лет BJIKCM. Переулок сформировался в первой половине XVIII в. как внутренний проезд на крупнейшей в Воронеже суконной мануфактуре купца П.Н. Гарденина. В 1730- 1740-е годы по обеим сторонам переулка были поставлены кирпичные и деревянные производственные и складские здания, на северной его стороне—основные сооружения - церковь, жилые дома, жемная (прессовальная), сукноворсовальня. По Тихвино-Онуфриевской церкви переулок позже получил название Онуфриевского (Ануфриевекого). Ставшая убыточной к концу XVIII в., суконная фабрика в 1813 г. была закрыта, а в 1820-е гг. продана наследниками ее создателя городу. Часть территории фабрики заняли воспитательный и инвалидный дома, для которых, помимо существующих, были выстроены специальные здания (ныне утрачены). В начале XX в. при выходе переулка на нынешнюю улицу 20 лет ВЛКСМ было возведено многоэтажное здание - казармы им. Раевского, а с другой стороны переулка - большой жилой дом. Здания, принадлежавшие семье Гардениных, многократно обновлялись. В 1947 г. был восстановлен усадебный дом Гардениных (№ 12), в 1980-х гг. началась реставрация церкви (№ 8). Между церковным участком и домом № 10 торцом к переулку стоит еще один бывший жилой дом Гардениных (№10), расширенный под казарму. От переулка двор отделен кирпичной оградой, с противоположной стороны (к ул. Замкина) спускается отвесная подпорная стена. Часть одноэтажных складских зданий на другой стороне переулка, очевидно, относилась к гарденинскому производству. (Чернявска, Чесноков, 1997 - С. 29.) «Дом П.Н. Гарденина» - самый ранний из сохранившихся жилых домов Воронежа, редкий образец провинциальной купеческой постройки первой половины XVIII века. В его архитектуре нашли отражение яркие черты стиля барокко. «Дом П.Н. Гарденина» вместе с «Тихвино-Онуфриевской церковью» и «Зданием суконной фабрики/Арсенал» составляют единый «Гарденинский комплекс» построек XVIII в., расположенных в пределах одного квартала, взаимосвязанных друг с другом и принадлежавших одной семье - фабрикантов Гардениных. Здание расположено в средней части Онуфриевского (Ануфриевского) переулка (современное название - переулок Фабричный) с отступом от красной линии. Переулок Фабричный резко поднимается в гору от перекрестка на Большой Чернавской улице и заканчивается при выходе на улице 20 лет ВЖСМ. Переулок сформировался в первой половине XVIII в. как внутренний проезд на крупнейшей в Воронеже суконной мануфактуре купца П.Н. Гарденина. На протяжении века дом принадлежал семье Гардениных. После отца владельцем стал купец и фабрикант Яков Потапович Гарденин. В 1791 году он разделил свое имение между сыновьями и их потомками. Дом отошел к его внукам Алексею, Дмитрию и Николаю и их матери - вдове поручика Акулине Андреевне Гардениной. В начале XIX века здесь прослеживается большой хозяйственный комплекс, в который входили согласно дворовой описи 1807 г.: «Дом каменный, состоящий в Тихвино-Онуфриевском приходе, в коем имеется каменного строения: жемная каменная, пятистенная, сукноворсовальня каменная, баня каменная и при ней кладовый амбар со сводами и полами, каменные кладовые со сводами две, у одной пол чугунный. Кругом оного дому каменной ограды с воротами 65 сажень 2 аршина». Несколько лет спустя эти жилые и фабричные здания перешли к городовому секретарю Якову Ивановичу Гарденину. В 1813 году производство сукна здесь прекратилось, в 1820 году дом с окружавшими его строениями был продан городу. Сначала он использовался как больничный корпус, в 1824 г. в нем разместился воспитательный дом. На плане города 1856 г. дом обозначен как здание Приказа общественного призрения. В 1860-х годах преемником Приказа стало губернское земство. Домом № 12 оно владело вплоть до Октябрьской революции 1917 г., в 1903 году перевело сюда земскую мужскую богадельню. После революции в начале 1920-х годов здесь располагался Дом инвалидов. Затем здание стало многоквартирным жилым домом. Во время Великой Отечественной войны дом сильно пострадал во время пожара, однако капитальные стены устояли. «Дом П.Н. Гарденина» реставрировался в 1946-1947 гг. по старым фотографиям под наблюдением архитектора Г.В. Здебчинского. В настоящее время здание кирпичное, оштукатуренное, имеет П- образный план. К высокой вальмовой крыше основного объема с севера примыкают двускатные крыши дворовых ризалитов. Высокий со стороны двора цокольный этаж выделен уступчатой профилированной тягой. Рустованные пилястры, раскрепованные по углам, ритмично членят фасады от цоколя до массивного мелкопрофилированного карниза. Основные входы в здание расположены со стороны двора - два проема находятся в ризалитах (с лестницами, ведущими на верхний этаж) и один, заглубленный в наросший культурный слой, - между ризалитами. На восточном боковом фасаде находятся еще два, также заглубленных, входа. Почти все окна цокольного этажа заложены, оставлены только продухи. Окна верхнего этажа имеют лучковые перемычки. Своеобразие облику здания придают криволинейные тонко профилированные сандрики, украшенные в тимпанах изящными раковинами. Особенностью дворового фасада являются крутые фронтоны торцов ризалитов с тремя разновысокими арочными окнами в каждом. В планировке обоих этажей здания читается первоначальный трехчастный объем. В его цокольном этаже хорошо сохранились сводчатые цилиндрические перекрытия. На главном этаже остатки сомкнутых сводов, прослеживаются только в помещениях западной части дома. Историко-культурная ценность объекта культурного наследия "Дом П.Н. Гарденина" образовывается из ряда ценностей: исторической, архитектурно- эстетической, градостроительной. Объект культурного наследия "Дом П.Н. Гарденина" обладает исторической ценностью, так как имеет особое значение для истории и культуры Российской Федерации. Историческая ценность здания особенно велика в связи с тем, что является подлинным документальным свидетельством эпохи развития Военно-морского флота в России, косвенным свидетельством деятельности Петра Великого по преобразованию Российского государства. С Гардениными связано развитие суконного производства в начале XVIII века для обеспечения нужд армии и флота Историческая ценность объекта может рассматриваться по критерию исторической значимости архитектурных элементов - это единственное жилое здание первой четверти XVIII в. в г. Воронеже, сохранившее свой первоначальный облик и назначение до настоящего времени. В первой половине XVIII в. большинство построек Воронежа были деревянные, многие из них уничтожили пожары. Поэтому дом Гарденина, дошедший до нашего времени, представляет особый интерес как памятник архитектуры первой четверти XVIII в. Историчность архитектурных элементов дома Гарденина обосновывается отнесением декоративно-пластических элементов фасадов здания, архитектурного объема в целом к чертам и особенностям барокко как художественного направления, распространенного в России в начале X V I I I в. Здание за время своего существования не подвергалось существенным изменениям и сохранило до наших дней свое объемно-композиционное построение, декоративно-пластическую обработку всех фасадов, планировочную и конструктивную схемы. В 1960 г. здание было принято под государственную охрану как памятник архитектуры. Здание обладает градостроительной ценностью как ценный градостроительный элемент городской застройки в системе исторически сложившейся застройки района "Древнего города". Предметами охраны памятника являются: объемно-пространственное построение здания, все фасады здания. Внутренняя планировочная структура, относительно первоначальной, не претерпела значительных изменений. Предметом охраны интерьера является объем лестничной клетки (лестница, ограждение), исторически сложившаяся планировка, сводчатые перекрытия подвала. Сопоставление фотоматериалов пер пол. XX в., 1970-х, 1980-х и 2003 годов позволяет сделать вывод, что здание сохранилось в первоначальном виде. (Чесноков, 1997 - С. 29.) Для города рассматриваемое пространство имеет большое значение исходя из вышеперечисленного материала, связанного в первую очередь с нашей богатой и великой историей, а также культурой, ремеслом и бытом.

Функциональная нагрузка улиц и пространств территории.
Общей функцией улиц рассматриваемого пространства, является местная функция, т.е. пространства, имеющие в своей структуре в основном систему жилых сетей, должны приобретать некие связующие, которыми выступают улицы, они объединяют основные и вспомогательные образы между собой и дают возможность дать анализ и общие характеристики территории; а именно главенство улиц относительно друг друга, их габариты и потенциал пространственного перемещения. Рассматривая ситуацию в квартале, можно выявить непосредственное преобладание как основной направленности это внутриквартальная пешеходная сеть, которая связана основной сетью (пер. Фабричный), имеющей характер местного значения с незначительной транспортной нагрузкой. Основной транспортный поток сосредоточен здесь на периферии квартала, т.е. в поясной системе улиц, которые замыкают границы территории, там преобладают свои определенные узлы, доминанты, развилки и прочие элементы визуального и смыслового акцентирования. Что касается пространств территории, то они так же имеют частный местный характер, некоторые зоны являются неэксплуатируемыми и имеют огромный потенциал развития территории и ее благоустройства. Основная часть территории входит в состав участков жилой застройки и не является общим социальным пространством. Следует так же рассмотреть переходную ситуацию в направлении переулка Фабричный, который начинает свое формирование с транспортно-пешеходной основой и завершает в районе храма пешеходной, тем самым обрывая транспортную ветвь и следовательно портал доступности к узлу связи следующих улиц. Реконструируя данную ситуацию, можно трактовать ее в разных функциональных направлениях и следовательно каждый раз по-иному представлять окружающую среду, ее характер отдельно и в связи друг с другом. Разбирая структуру улиц и прочих пространств в графическом анализе, можно более детально выявить все закономерности системы квартала. В данном случае хочется акцентировать основное внимание на проблематику перспектив жизни устаревших исторических построек, а также их приспособление к современным ситуациям и функциональным потребностям. Гарденинский комплекс обладает большим спектром параметров, которые можно отнести к потребностям современной ситуации и нуждам города, таким как обширные территориальные пространства как интерьерные, так и экстерьерные, территории будущих рекреационных зон, интересная градостроительная ситуация, рельеф местности, сам архитектурный облик, неплохо сохранившийся до наших дней и многое другое. Внедрить в данный механизм для его работы и взаимодействия со структурой города необходимо функциональные системы наиболее актуальные в данный момент особенно для молодежи. Выявив основную проблематику и нехватку определенных функциональных акцентов, мы можем говорить о насыщении пространства. Вопрос заключается в том, чем его насыщать? Ответ мы получаем из самого пространства, его предрасположенности к тем или иным тематическим внедрениям, а также из исторических сведений. Таким образом необходимость переработки архитектуры того времени должна затрагивать большую часть застройки, не только имеющую противоречивый статус в данный момент, но и просто подлежащую реставрации и внедрению каких-либо тематических особенностей. Дом Гарденина с окружающим его ансамблем архитектурных комплексов может организовать целостную систему функциональных направлений для организации деятельности в данном квартале. Общественно-познавательные, развлекательные, научные, экспозиционные и прочие функции ансамбль застройки может приобрести в ходе работы над организацией пространственно-смысловых связей. Возможности сохранившейся архитектуры, образа и пространства дают шанс на обширное развитие территории и становление четких функциональных позиций, которые давали бы шанс не просто пребывать в данном пространстве, но и оценивать то наследие архитектурной системы, которое мы получили, узнавая историю нашего города воочию. Архитектура, проходящая огромный жизненный цикл, собирает большое количество материала и доносит до нас, тем самым являясь неким спутником в прошлое, однако это прошлое необходимо систематизировать и сопоставлять с настоящим и будущим, в особенности с потребностями времени и общества. Подводя итог данной теме, можно сказать, что какой бы статичной не была архитектура в пространстве, в обществе она должна иметь динамику и приобретать мобильность своих элементов и возможность реорганизации под иные функциональные направления.

Источники и литература:
1.      Архив Госинспекции ОИКН ВО. Дело № 232.
2.      Акиньшин, Гарденинский историко-архитектурный комплекс XVIII века в Воронеже Воронежский край на южных рубежах России (XVII-XVIII вв.). Воронеж, 1981. С. 99-101.
3.      Акиньшин, Дома-ветераны // Молодой коммунар. 1984. 9 авг.
4.      Кригер, Путеводитель по памятникам истории и культуры Воронежской области. - Воронеж, 2006 - С. 49-50.
5.      Попов, История города в названиях улиц. - Воронеж, 2003. - С. 362-364.
6.      Троицкий, Воронеж. - Москва, 1959 - С. 21.
7.      Успенский, Старый Воронеж. - Воронеж, 1922 - С. 59-60.
8.      Чесноков, Архитектурно-планировочное развитие города Воронежа (дооктябрьский период). - Воронеж, 1997 - С. 29.

Введение.
Современная архитектура, наполнена многообразием объектов и их синтезом, порой не всегда грамотным и необходимым, а вынужденным и обусловленным реалиями культурной пропаганды, навешиванием на пространственно-временную реальность, разного рода “Ноухау”, все это связано с избытком поверхностной информативности и необходимостью ее передачи по средствам всех возможных способов цифрового и предметного мира. Архитектура перестала в какой-то мере демонстрировать саму себя, ее вынудили демонстрировать наряды массового сознания, не подходящие ей ни по какому параметру, сглаживая ее и заставляя отдавать приоритет важности удовлетворения массового спроса и формирования типовой реальности, где выход из нее лежит уже в плоскости виртуального созерцания. Весомые и динамические трансформации, касающиеся крупных и малых городов, в погоне за первенством инвестиционной привлекательности, с каждым разом оставляют все дальше и дальше привлекательность как таковую со всем многообразием художественносмысловой содержательности. Общество стремится увеличить, расширить, поднять, сосредоточить и унифицировать архитектурную реальность, сделав ее доступной, но абсолютно однообразной и не проявленной, отвернув человека от внутренней содержательности и прозрения, которое еще можно довести до формирования уникальной предметности, благодаря погружению в концептуальную культурную составляющую, где внутренние ценностные идеалы пропитаны сущностной силой идеи, стремящейся идти до самого конца, сопровождая архитектуру в проектной и практической плоскости, а также оберегая ее внутреннее и внешнее содержание в контексте последующей жизнедеятельности, связывая два этих компонента между собой и формируя новый художественный язык взаимодействия общества и реальности. Разумеется, не все на столько типично и однообразно, как может показаться, есть еще очаги уникальной реальности, которая, по всей видимости, в большинстве своем служит необходимым ориентиром среди царства-постоянства бессмысленного типологического повторения, в котором человек уже сам путается и не может отличить одну единицу от другой, причем преемственность контексту здесь вовсе далека, за исключением европейских практик, осваивающих новую архитектуру всецело с ее окружением и своими внутренними законами, стоящими выше “Инвестиционной привлекательности” и что самое парадоксальное, это то, 2 что их уход от прямых внешних потребностей в синтетический вектор артификации собственной реальности приводит к ее всецелой привлекательности, где на чувственном психологическом уровне вибраций наблюдается синтез интеллектуальных, духовных и предметных связей. Как говорится: “Скупой платит дважды”, а у нас оказалось скупости, при всей широте “Русской души”, предостаточно. Но не культуре в упрек, а системе, ведь она сформировала такую идеологическую стратегию, по которой развивается поверхностный примитивизм окружающей нас реальности, это касается не только архитектуры, но и ведения определенной пропаганды на других уровнях жизнедеятельности, где формирование решений не зависит от цельности структурных голосов, а от конкретных органов, легитимно отвечающих за данную компетенцию. Ну а об истоках подобных систем практически всем известно. И здесь важно отметить заразительность и массовое разрастание систем упрощения, дробления и как следствия, опустошения интеллектуальной значимости и повышения социальной контрастности, которая хоть и создает видимое многообразие классового потребления, но не достойна считаться высоко-значимой, ввиду все той же поверхностности и внутренней инертности в отношении установки позитивных связей с механизмами народной целостности, организующей культурный прогресс. Таким образом, примерка чужой одежды не пошла нам на пользу, ну а ее бренды и тренды будут рассмотрены далее.

Истоки подражания в современной архитектуре.
Ощущая внутреннюю черствость архитектурной реальности, которая локально географически уникальна в том поверхностном облике, в котором она создается, за всем этим кроется череда подобий и подражаний, усвоенных и окрепших в сердце экономики, которое будоражит кровь нынешнего общества, создавая для него доступные формы и иные оболочки, далеко не брендовой наследственности, в то время, как бренды разрушаются практически на глазах, образуя новые локации для стандартов современности. Всему этому можно найти истоки в различных плоскостях жизнедеятельности. Рассматривая архитектуру, как продукт художественного синтеза, следует обратить взор именно на художественную сторону, как первородную часть образования архитектурной реальности. Рассмотрим историю и отметим два важнейших ее компонента: классика, как устойчивая модель эстетического развития сознания в первую очередь и авангард, как полярный противовес несогласия с постоянством одной и той же мысли-формы. Ни для кого не секрет, что Классика основана на понимаемой сложности, наполненности и выверенности, которая стала порядком надоедать современникам авангарда, стремящимся к любого рода “кривляниям”, выданным за необыкновение импульсов художественного процесса, которые яро соперничали с устойчивыми законами “Золотого сечения” и принципами закономерностей композиционного построения, однако сегодня процессы системы ведут себя гораздо хитрее и используют устойчивые композиционные принципы как паттерн повсеместного внедрения, из которого строится большая часть архитектурной реальности. Архитектура сегодня вбирая в себя беспорядочные жалкие подобия импульсов спонтанного, дерзкого авангарда и закономерно навязчивой модульной композиционной комбинаторики системной социальной среды, где из уникальности и разнообразия присутствуют лишь остатки архитектурной культуры прошлого и деление классовой модели на различные типологические разделы, а так же пространство, несущее этот концентрированный хаос на себе, который с каждым днем приходится уплотнять в угоду актуализации все тех же принципов инвестиционной значимости. Архитектурная реальность становится подобием типового узора с вкраплениями случайных узлов смысловой значимости, уникальности и ценности, говорящей не об идеале отработанных движений механизма, а о случайностях, имеющих большую роль в “живой жизни живого человека”. Конечно, не только авангард, как течение повлиял на становление современной культуры архитектурной реальности и художественного вкуса, но и множество иных факторов, охарактеризовать которые можно синонимами давления, разрушения и несогласия, да и винить тут определенные настройки общества нельзя, ведь все они как импульсы человеческого  психотипа, устроенного на основе постижения и заимствования новых реакций, которые затухнув, могут остановить весь процесс эволюции и развития общества, являются следствием общего исторического течения. Но здесь существует и иная проблема, которая завуалирована за прогрессом, как подмена ценностей: моральных, духовных, интеллектуальных и многого другого, возникшая по всей видимости, вследствие весьма долгосрочного преобладания в стилистической, тематической и функциональной среде внутреннего и внешнего однообразия, ожидающего намеренного коренного слома и противостояния парадигмам нового времени. Нам не дали выбора: надевать чужой наряд или нет, а заставили отдать собственную одежду в обмен на современный массовый тренд, который адаптивен лишь для конкретных локаций, культур и систем. Видимо у кого-то уже большая коллекция наших коренных нарядов, но не ясно как ее одевать и носить! Если современные культуры достаточно пластичны, в чем их огромный минус, то раньше было сложнее в темноте перепутать или поменяться костюмом, не то что сегодня, когда уже стерлись любые границы внутреннего типологического устройства и баланса. Характер массового производства, всеобщей социальной динамики и политической однородности в архитектурной деятельности без взаимного соподчинения, перешли на стадию популяризации заимствованного образа жизни и как следствие заимствованных образов архитектуры, устраняющих уникальную народную идентичность, культуру и ее ценности. Стилистическая культура потеряла свою значимость уступив ее так называемой массовой моде. Здесь также следует отметить вероятность однообразия и поверхностного постоянства ни самой архитектуры, а того, что можно сегодня называть объектами среды, выполняющими исключительно утилитарную роль в окружающей реальности, архитектура же в понятийном ключе оставляет за собой устройство стабильных отношений, как связь поверхностного и внутреннего, природного и искусственного, большого и малого, интеллектуального и духовного, предметного и пространственного, художественного и смыслового. Система связей, начавшая свое разрушение в момент потери контакта с прошлым и его устойчивыми фундаментальными основами, превратившимися в простые, наивные и быстровозводимые модели повседневной реальности, запершие свой внутренний потенциал за скорой попэстетикой внешних оболочек, дававшими когда-то человеку торсионную энергию собственного обогащения, сегодня подвергается массовой атаке со всех возможных фасадов социального восприятия, которое как никогда подвержено массивному всестороннему психологическому давлению. Уже с 1950-х годов такие исследователи как К. Фрэмптон писали о кризисе в архитектуре. В предисловии к «Современной архитектуре» К. Фрэмптона приводится цитата слов 1960-х годов Хулио Кортасара, отлично характеризующая и то, что большинство сейчас видит из своего окна: «эстетические критерии, шкала ценностей уже не существуют: человек, некогда ожидавший всего от разума и духа, теперь чувствует себя преданным и смутно осознаѐт, что его окружение повернулось против него же самого, что культура, civilts, завела его в тупик и варварская жестокость науки – не что иное, как понятная ответная реакция» [1]. Выбрав цикличность и повторяемость типовых клеше, а также их доказательное удобство в качестве аргументов, политические, социальные, культурные и иные предпосылки, подчиняемые обществом, стали подгибать под себя не просто авторитет уникальных форм архитектурного творчества, но и терять их образцы, эталоны, связанные тесно с трудами человека на всех уровнях жизни и бытия. Эволюция системы мер, достигнув пика в самой науке, опустошилась внутри самого человека. Испанский философ Xосе Ортега-и-Гассет утверждал: «Новые художники наложили табу на любые попытки привить искусству «человеческое»... Личность, будучи самым человеческим, отвергается новым искусством решительнее всего [2]. Смена стилевых парадигм является лишь событийным внешним фактором отражения внутренних настроений общества, его состояний и желанием прогрессировать индивидуальной оболочке собственной жизни. Некоторые рассуждают об этом в узких  периферийных отношениях, касаемых предметной среды, они не углубляются в суть и истоки данного вопроса, а лишь обозначают их, как фактические недостатки собственной культуры на уровне морфологии, обрекая человека на безвыходность и определенную ситуативную инертность, далекую от постижения сущностных идеалов и форм. Понятие Модерн, активно используемое в наши дни, не несет в себе никакой ясной конкретики, кроме избыточной полноты возможных фантазийных многообразий, объединенных в один стиль, одним из основателей которого был знаменитый Ле Корбюзье, ставший достаточно противоречивой личность, также как и его сооружения. О принципе «новой вещественности», диктуемом модернистами, Г. Хартлауб отзывался так: «Он был связан с повальными настроениями цинизма и покорности судьбе, которые охватили немцев после того, как обратились в прах их радужные надежды на будущее [3]. С изменением таких масштабных сфер, как политика, экономика и следовательно культура, изменялось и общество с его потребностями и нуждами, которые архитекторы того времени всячески старались уловить, трансформировав в индивидуальные концепции, что многим сделать удалось и очень даже широко, однако так и не ясно, что конкретно их мотивировало: общественная нужда, революция политическая или техническая или же собственное стремление скорого отрицания и переработки былых норм и правил в свободы личного сознания, объединившие их в широкие массы, превратившиеся впоследствии в крупнейшие мировые архитектурные школы такие как Баухаус, проявившие себя, как дерзкие и эпатажные, творчески импульсивные направления нового будущего, которое неизбежно приближалось, привнося в общественную реальность феномены, становившиеся новыми догмами авангарда, постепенно уходя от признания формы, к духовной спонтанности. Сам же авангард, как многомерный продукт того времени, принесший огромное количество величайших имен и произведений, сейчас стали трансформировать именно с позиции подмены ценностного подхода и деформации архитектурной аксиологии в целом. В начале XX века благодаря ускоренному развитию строительных технологий появились новые принципы архитектурного проектирования. Отказавшись от излишеств, архитекторы сосредоточились на тектонике, функциональности и форме. Казалось, новая архитектура изменит города и поможет сформировать новое общество. Такой революционный пафос стал отличительной чертой школ и течений, которые в истории архитектуры объединяют именно модернизмом. Несмотря на то, что он начинал с поверхностного упрощения архитектуры, так сегодня он еще забрался внутрь, причем внутрь общественного сознания, доказывая правоту собственной стратегии в формате “реплики” – примитивного копирования. Не только модернизм и авангард можно считать прадедами нынешнего архитектурного “равнодушия”, которое охватило многие города, заставив захлебнуться в повседневных надоедливых блюдах интеллектуальной и духовной рецептуры. Все это истоки влияния глобальных сред, положивших начало массовому перевоспитанию сознания под воздействием смешивания культурных форм общества, как систем ограничений, а ограничения в свою очередь передались человеку, ставя в его сознании массовые блокировки расширения диапазона уникальности и сущностной энергии.

Паттерн архитектурной реальности, как оттиск интеллектуальной стагнации.
С активным упрощением и удешевлением предметной и интеллектуальной среды в условиях крупной корпоративной монархии промышленно-экономического влияния, стало возможным рассуждать о таком понятии, как “Дешево и сердито”, что касается как прямого удешевления практической стороны вопроса, так и заужения мировоззренческого взгляда человека, делая его и впрямь “сердитым”, в отличие от самой архитектуры, в которой “сердитость” переходит в некую рамочную достаточность, которую пытаются повсеместно распространить, опираясь на широкие массы и удовлетворение их внешних потребностей. Таким образом организуя разноуровневые социальные паттерны, архитектурная и, как следствие, духовная реальность человека превращается в однотипный узор, нашитый на без того цикличные формы жизнедеятельности, требующие уникальности и места для того или 5 иного наряда. Согласимся с тем, что одежду мы носим всю свою жизнь, меняя стили, тенденции, и в целом, задавая друг другу тренды, но в отличие от одежды, которую еще есть куда спрятать, что бы не мешала и не “мозолила взгляд”, с архитектурой так поступить не получится, если только кто-либо не придумает камуфлирующие методы и технологии ее прочтения и использования. Если человек может обнажить чувства, избегая снятия одежды, проявляя душевное откровение и своеобразие, то как тогда заставить обнажить архитектуру свое концептуальное сущностное содержание и есть ли оно сегодня вообще? Общественные формы сознания стали на столько бесформенны, да и бессознательны, что определили внешний характер поведения и структуры оболочки в качестве основы для усмотрения и раскрытия внутреннего потенциала через паттерны поп-культуры. Демонстрируя претензиозный характер упрощенной, “силиконовой” внешности архитектурной реальности, продиктованной общественной стагнацией и аксиологическим беспорядком, новая культура массово строит свой внешний и внутренний паттерн на использовании масштабных рычагов мирового воздействия. Играя на постоянной смене облика в массовом порядке, теряется не только культурный символизм, но и язык привычных действий и коммуникаций, который заставляет архитектуру быть обнаженной изнутри при всей ее внешней яркости и броскости форм широкой промышленной модуляции, легко реализуемой нынешними инструментами массового производства экономической машины. Конечно, дорогой наряд сегодня стоит очень дорого, чтобы украсить как душу, так и интеллект проектной идеи и архитектурной реальности, однако и здесь преобладает позволительная классовая разница, между статусными значительными фигурами и скромными массами, выполняющими цикл каждодневных однообразных задач пространственно-временных реалий. “На каждого покупателя сегодня найдется свой продукт”, данный лозунг можно считать символом довлеющей экономики. В данном случае возможен взаимообратный импульс, говорящий о возможности имения или неимения у значимой архитектуры богатой внешности или внутренней сущности, имения одного или неимения другого, а может быть всего и сразу. На такого рода комбинации, как правило, влияет множество дополнительных предпосылок, от которых зависит внутренний и внешний характер обогащения архитектурной реальности, однако все они меркнут по причине давления тех же крупных систем политического и экономического характера, управляющими предметной реальностью, наотрез не впуская в нее развитие духовных форм и категорий, одной из которых по мнению Аристотеля и его современников является сущность. Общий характер интеллектуальной стагнации, вызванный импульсивной динамикой жажды новых изменений и простотой массового производства, а также внедрения в реальность новых форм, образов, функций, методов и систем, поставили под сомнение глубинные стороны развития личности человека, которые уже на поверхности заложили в определенные циклы и паттерны, удобные для возведения любых необходимых конструкций реальности, в первую очередь, связанных с концепциями мышления и внутреннего обогащения. Наряжая архитектуру в образы, которые носят все, мы лишаем ее самого важного - сущности, как уникальной пронизывающей энергии, объединяющей ее внешние стилевые качества с внутренним языком выработки духовной энергии.

Проблематика распространения архитектурных шаблонов.
Распространение архитектурных шаблонов уводит нас в определенность и устойчивость утилитарности, служения, которые архитектурная реальность вынуждена выполнять, как уставшая хозяйка, каждодневно работая на решение задач общества, но ведь архитектура, не создана только для этого, а точнее она в первую очередь не создана для решения задач. Это немного иной вопрос, который можно тоже рассматривать с разных ракурсов, утверждая прямые и обратные мнения. Но вернемся же к расширению архитектурной реальности не только через композиционные шаблоны, но и через паттерны методики и политики ведения проектных задач, как их принято называть и до тех пор, пока архитектура будет всего лишь 6 инструментом решения проектных задач, будет стоять вопрос о ее месте в реальности самого человека. Усиление роли шаблонного развития архитектуры происходит не только в рамках одной жилой типологии, но и в контексте иных форм архитектурной функциональности. Приоритеты отношений скорости и времени перестали взаимодействовать с качеством и внутренним содержанием, спеша удовлетворить аппетиты широких и узких социальных масс. Богатство и практичность модернизма стали догмами для долгой пространственно-временной модели создания архитектурных паттернов. Хоть модернизм и изобиловал определенными ошибками в проектах Ле Корбюзье, Минору Ямасаки, Зигфрид Нассут, Питер Смитсон, он все равно продолжал усиление своей роли, в ее обосновании подкреплённостью промышленной оборотоспособностью и социальной трансформацией. Таким образом, векторов расширения уникальных параметров архитектуры может быть множество, также как и самих творцов, имеющих собственное позиционирование, но один вектор не может вести борьбу с целой системой полярных координат, он всегда ищет подобий, и как бы мы не хотели видеть больше уникальности в архитектурной среде, бороться с полярной системой можно только путем поиска тех же подобий, но уже другого порядка и в иных реалиях. Уникальность нашей реальности такова, что ее пространство ограничено, а характер его наполнения с каждым днем набирает все большую ответственность, о которой мы порой забываем, распространяя пространственное и смысловое однообразие, убивая тем самым возможности для развития уникальных форм мышления. Однако здесь следует знать принципы гармонии, ведь реальность тоже не может состоять из одних только уникальностей по определению, иначе они потеряют свой характерный статус и сущностный эталон. Проблематика мер и равновесий всегда разрушала мир и балансирование его компонентов, перевешивая в сторону локальных выгод. Архитектура, попавшая в данную спираль на рубежах прогнозного будущего не перестает разрушаться в аксиологии внутренней и внешней содержательности при всех выгодах модульного проектирования, причем понятие модульности можно в данном случае использовать не только в композиционном порядке, но и в теоретико-методической и политической средах, которые повседневно выбирают из архитектурного проектирования духовную синтетическую жизнь, доводя до осязаемой 7 реальности обломки авторской недосказанности, в качестве одностороннего монолога нормативно-правовой системы. Сам же генезис подобной стратегии в отношении архитектурной реальности непрерывно формирует “старые – новые пустышки” в необыкновенно уникальной реальности как таковой, имеющей собственную память, индивидуальность и личностный приоритет.

Формирование векторов расширения уникальности архитектурной реальности. Очевидно, что негативизма предостаточно, как и утилитарных, и адаптивных ко всему рисунков паттерна. Так как же выйти из границ устоявшихся смысловых модуляций и обрубить массовое развитие типового архитектурного “грибка”? Скорее всего данный вопрос можно рассмотреть с нескольких сторон. В одном случае для кого-то будет достаточно разбавить архитектурную чащу необычными вбросами эксклюзивной ботаники, а для других станет необходимым наполнить внутреннее пространство реальности смыслами, обогатив его свежими идеями, как дерево обогащает свою “крепость” листвой, закрывая ей свою внутреннюю наготу. Но вопрос здесь кроется не в количестве методов, способов и стратегий борьбы за равновесие и баланс, а в осознании собственных желаний, фантазий, ценностей и внутренней иерархии, постоянство которых можно сравнить с постоянством архитектуры, как устойчивой информационной системы. Другое дело, что общество само ввело себя в состояние путаницы между временным и вечным, определяя для себя временное, как вечное на определенный момент времени, а вечное, как не вполне ясное, сформированное и вполне досягаемое. Воздействие на психологические настройки здесь весьма велико, ведь именно от них зависит будущее предметной реальности. Как говорится: “Мысль материальна”, с этим тоже сложно поспорить, хотя некоторые скептики упорно пытаются. В данной модели все взаимосвязанно: мысль – состояние – импульс – реакция – действие – идея – методы – возможности – создание – предмет и снова мысль, как результат воспринятого контакта. У каждого разные факторы и последовательности данной цепи, но очевидность цикла взаимосвязи здесь неоспорима, также, как мы формируем среду, а она формирует нас. Таким образом, баланс равновесия как результат имеет в своей основе начальное и конечное звено: мысль, способную если не на все, то на многое. Мысль как форма динамической энергии, как правило возникает, а значит обладает действием, наша задача лишь определить его характер и вектор, чтобы достичь, а лучше сказать, постичь собственный интеллектуальный и духовный потенциал, раскрыв его в архитектурной реальности и передав в долгое пространственно-временное пользование.

Заключение. В заключении стоит сказать о положительных качествах использования элементов поверхностного примитивизма в архитектуре. Они раскрывают функциональность, доступность, комбинаторность, простоту и скорость реализации архитектурной реальности, тормозя в свою очередь скорость и характер развития ее внутренних характеристик, от которых зависит культурное обогащение сознания для обеспечения цикла, рассмотренного выше, где мысль формирует реальность, а реальность – мысль. Организация полноценного цикла приводит к выявленному балансу, способному при всем распространении унифицированных моделей, наполнять их смыслами при гармоничном взаимоустройстве и учете параметров сложившейся среды, а также распространять среди них уникальные архитектурные концепции, как доминанты информационного культурно-смыслового значения. Несомненно, поверхностная композиционная оболочка унифицированного рода, способствует развитию многоходовой системы комбинаций, прекрасно усваиваемой современными общественными нуждами, но это примитивная математика, строит лишь внешний облик реальности, который в процессе истории архитектуры мы достаточно полноценно раскрыли и освоили, чего не скажешь о языке внутреннего символизма и современном поиске новых методов взаимодействия с содержательной базой архитектурной реальности, в которой еще предстоит 8 разобраться, выявив в ней сущностные основы и новые феномены циклового перехода от восприятия к предметности и наоборот. Зарождение поверхностного примитивизма в архитектуре XXI века пользуется беспорядочными связями информационного изобилия, проникшего в нас ввиду ослабления культурных доминант и внутренних ценностей. “Запад” ввел в обиход собственные внешние проявления для “восточной” глубинной культуры. Конечно все эти метафоричные полюса в конечном счете создали информационную эклектику, основанную на вполне условных, массово принятых и зарекомендованных законах. Правильным будет сказать, что архитектурные закономерности, связанные прежде всего с историческими, политическими и народными, не несут в себе абсолютно никакого однообразия, так как они были сформированы, как инструменты внешнего обогащения и освоения реальности через такты композиционной цикличности. И если уж говорить о задачах архитектуры, то скорее это одна масштабная задача: синхронизация внешних и внутренних проявлений в феномене проектной сущности. Парадигма вселенского равновесия сильна абсолютно во всем, особенно в архитектуре, где через творчество мы формируем ключевой информационно-пространственный посыл, организующий ответный импульсный цикл внутрь человека. Так, множественность, цикличность, модульность следует определять как категории композиции, нуждающиеся в смысловом наполнении. Все во вселенной геометрично: люди, деревья, животные и сама природа во всех ее проявлениях, она далеко не типична не смотря на многообразие одних и тех же видов и форм. Сравнительные контекстные параметры, обогащенные различными духовными импульсами, сознательного и бессознательного, выявляют наиболее уникальные формы, феноменальность которых зависит от сознания, данного лишь человеку, способного расширять его и устанавливать собственный баланс в иерархии приоритетов той реальности, в которой он находится.


Библиографический список:
1. Кеннет Фремптон, Современная архитектура: Критический взгляд на историю развития, Стройиздат. Москва. 1990, ISBN 5-274-00223-4; 0-500-20201-X
2. Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства // Ортега-и-Гассет Х. Эстетика.Философия культуры / Вступ. ст. Г.М. Фриндлера; Сост. В.Е. Багно. – М.: Искусство, 1991.
3. Густав Хартлауб, "Новая вещность", Кракауэр Зигфрид - От Калигари до Гитлера. Психологическая история немецкого кино, Страница 108

Актуальность темы.
Постоянный рост энергопотребления и сокращение запасов углеводородов стимулируют все более активное использование возобновляемых источников энергии. Одной из самых перспективных в этой сфере является геотермальная энергетика. Это направление энергетики, основанное на использовании тепловой энергии недр Земли для производства электрической энергии на геотермальных электростанциях, или непосредственно, для отопления или горячего водоснабжения. Всего 1% тепловой энергии земной коры, взятой с глубины в 10000 метров, хватило бы чтобы перекрыть в сотни раз запасы ископаемого топлива, такого как нефть и газ, непрерывно добываемых человечеством, что приводит к необратимому истощению недр и к загрязнению окружающей среды. Так, геотермальным электростанциям свойственен весьма умеренный уровень выбросов углекислого газа, что значительно меньше выбросов, имеющих место при производстве электроэнергии с использованием ископаемого топлива [1]. Запасы тепла Земли практически неисчерпаемы - при остывании ядра на 1°C выделится 2*1020 киловатт-час энергии, что в 10000 раз больше, чем содержится во всем разведанном ископаемом топливе, и в миллионы раз больше годового энергопотребления человечества. При этом температура ядра превышает 6000 °C, а скорость остывания оценивается в 300-500 °C за миллиард лет. В вулканических районах циркулирующая вода перегревается выше температуры кипения на относительно небольших глубинах и по трещинам поднимается к поверхности, иногда проявляя себя в виде гейзеров. Доступ к подземным тёплым водам возможен при помощи глубинного бурения скважин. Более чем такие паротермы распространены сухие высокотемпературные породы, энергия которых доступна при помощи закачки и последующего отбора из них перегретой воды. Высокие горизонты пород с температурой менее +100 °C распространены и на множестве геологически малоактивных территорий, потому наиболее перспективным считается использование геотерм в качестве источника тепла. Хозяйственное применение геотермальных источников распространено в Исландии и Новой Зеландии, Италии и Франции, Литве, Мексике, Никарагуа, КостаРике, Филиппинах, Индонезии, Китае, Японии, Кении. Главным достоинством геотермальной энергии является её практическая неиссякаемость и полная независимость от условий окружающей среды, времени суток и года. Коэффициент использования установленной мощности ГеоТЭС может достигать 80%, что недостижимо для любой другой альтернативной энергетики. Для того, что бы преобразовать тепловую энергию в электрическую с помощью какой-нибудь тепловой машины необходимо, чтобы температура геотермальных вод была достаточно велика, иначе КПД тепловой машины будет слишком низким. Например, при температуре воды 40°C и температуре окружающей среды 20°C КПД идеальной тепловой машины составит всего 6%, а КПД реальных машин еще ниже, кроме того, часть энергии будет потрачена на собственные нужды станции. Для генерации электроэнергии целесообразно использовать геотермальную воду температурой от 150°C и выше. Даже для отопления и горячего водоснабжения требуется температура не ниже 50°C. Однако, температура Земли растет с глубиной довольно медленно, обычно геотермический градиент составляет всего 30°C на 1 километр, то есть даже для горячего водоснабжения потребуется скважина глубиной более километра, а для генерации электроэнергии — несколько километров. Бурение таких глубоких скважин обходится дорого, кроме того, на перекачку теплоносителя по ним тоже требуется затратить энергию, поэтому использование геотермальной энергии далеко не везде целесообразно. Практически все крупные ГеоЭС расположены в местах повышенного вулканизма - Камчатка, Исландия, Филиппины, Кения, поля гейзеров в Калифорнии (США) и так далее, где геотермический градиент гораздо выше, а геотермальные воды находятся близко к поверхности. Одна из проблем, которые возникают при использовании подземных термальных вод, заключается в необходимости возобновляемого цикла поступления (закачки) воды (обычно отработанной) в подземный водоносный горизонт, на что требуется расход энергии. В термальных водах содержится большое количество солей различных токсичных металлов, неметаллов и химических соединений, что исключает сброс этих вод в природные водные системы, расположенные на поверхности. Закачка отработанной воды необходима еще и для того, что бы давление в водоносном пласте не упало, что приведет к уменьшению выработки геотермальной станции, или ее полной неработоспособности. Наибольший интерес представляют высокотемпературные термальные воды или выходы пара, которые можно использовать для производства электроэнергии и теплоснабжения [2].
К достоинствам использования электростанций данного вида можно отнести: - возобновляемый источник энергии; - огромные запасы в дальней перспективе развития; - способность работать в автономном режиме; - не подверженность сезонным и погодным факторам влияния; - универсальность - производство электрической и тепловой энергии; - при строительстве станции не требуется устройство защитных (санитарных) зон. Недостатками станций являются: - высокая стоимость строительства и оборудования; - в процессе работы вероятны выбросы пара с содержанием вредных примесей; - при использовании гидротермов из глубинных слоев земли, необходима их утилизация [3]. Крупнейшим производителем геотермальной электроэнергии являются США, которые в 2005 году произвели около 16 миллиардов киловатт-час возобновляемой электроэнергии. В 2009 году суммарные мощности 77 геотермальных электростанций в США составляли 3086 мегаватт. До 2013 года планируется строительство более 4400 мегаватт. Наиболее мощная и известная группа геотермальных электростанций находится на границе округов Сонома и Лейк в 116 километрах к северу от Сан-Франциско. Она носит название «Гейзерс» и состоит из 22 геотермальных электростанций с общей установленной мощностью 1517 мегаватт. На нее сейчас приходится одна четвёртая часть всей произведенной в Калифорнии альтернативной энергии. К другим основным промышленным зонам относятся северная часть Солёного моря в центральной Калифорнии (570 мегаватт установленной мощности) и геотермальные электростанции в Неваде (235 мегаватт установленной мощности). Американские компании являются мировыми лидерами в этом секторе, несмотря на то, что геотермальная энергетика начала активно развиваться в стране сравнительно недавно. По данным Министерства Торговли, геотермальная энергия является одним из немногих возобновляемых источников энергии, чей экспорт из США больше, чем импорт. Кроме того, экспортируются также и технологии. Шестьдесят процентов компаний-членов Geothermal Energy Association в настоящее время стремятся делать бизнес не только на территории США, но и за её пределами (в Турции, Кении, Никарагуа, Новой Зеландии, Индонезии, Японии и так далее). Геотермальная электроэнергетика, как один из альтернативных источников энергии в стране, имеет особую правительственную поддержку. На 2003 год 1930 мегаватт электрической мощности установлено на Филиппинских островах, в Филиппинах парогидротермы обеспечивают производство около 27 % всей электроэнергии в стране. Мексика на 2003 год находилась на третьем месте по выработке геотермальной энергии в мире, с установленной мощностью электростанций в 953 мегаватт. На важнейшей геотермальной зоне Серро Прието расположились станции общей мощностью в 750 мегаватт. В Италии на 2003 год действовали энергоустановки общей мощностью в 790 мегаватт. В Исландии на 2008 год действуют пять теплофикационных геотермальных электростанций общей электрической мощностью 570 мегаватт, которые производят 25 % всей электроэнергии в стране. Одна из таких станций снабжает столицу Рейкьявик. Станция Несьяведлир использует подземную воду, а излишки воды сливают в гигантский бассейн [2].
Еще одна станция - Свартсенги, на полуострове Рейкьянес, приобрела известность благодаря пруду-накопителю отработанного конденсата. Голубая Лагуна является одной из главных достопримечательностей Исландии. Здесь построен СПА-комплекс высочайшего класса. Он включает в себя термальные ванны, бар, ресторан, клинику, а также магазин, где посетители могут приобрести косметические товары местного производства. К самому комплексу проход вырублен в лаве. Вход в комплекс является платным. Ширина этой лагуны достигает 200 метров, а длина - нескольких километров. Глубина лагуны составляет от 1 до 3 метров. Вода в бассейне кажется голубой, но при близком рассмотрении она оказывается белой. Лагуна имеет гладкое глиняное дно. На берегу есть несколько парилок. Находясь в воде, можно обмазываться глиной, которая оказывает положительное воздействие на кожу [4].
В Кении на 2005 год действовали три геотермальные электростанции общей электрической мощностью в 160 мегаватт, существуют планы по росту мощностей до 576 мегаватт. На сегодняшний день в Кении находится самая мощная ГеоЭС в мире - Олкария IV. В Японии насчитывается 20 геотермальных электростанций, однако геотермальная энергетика играет незначительную роль в энергетическом секторе страны. Так в 2013 году этим методом производилось 2596 гигаватт-час электроэнергии, что составляет около 0,25% от общего объёма электроснабжения страны. Ситуация в России. Впервые в мире неводяные пары как тепловой носитель применены на Паратунской ГеоТЭС в 1967 году [2]. По состоянию на 2019 год, в России эксплуатируются три геотермальные электростанции общей мощностью 74 мегаватт, все в Камчатском крае. В 2018 году они выработали 427 миллионов киловатт-час электроэнергии - это примерно 40 % потребляемой энергии на Камчатке. Мутновская ГеоЭС - Крупнейшая геотермальная электростанция России, мощностью 50 мегаватт, среднегодовая выработка около 350 миллионов киловатт-час. Введена в эксплуатацию в 2001 году, совместно с Верхне-Мутновской ГеоЭС обеспечивает около 30 % энергопотребления Центрального энергоузла Камчатки. Существует возможность увеличения мощности Мутновской ГеоЭС, как за счет строительства новых очередей станции (потенциал месторождения позволяет разместить электростанции общей мощностью около 300 мегаватт), так и повышения эффективности работы действующей станции путем монтажа бинарного энергоблока мощностью 13 мегаватт, использующего тепло сбросного сепарата.

Потенциал.
Имеются оценки, согласно которым потенциал геотермальной энергии в России значительно превышает запасы органического топлива (до 10-15 раз). Выявленные в России запасы геотермальных вод (температура 40-200°С, глубина залегания до 3500 метров) составляют около 14 миллионов кубических метров горячей воды в сутки, что соответствует около 30 миллионам тонн условного топлива. Наиболее доступный к освоению геотермальный потенциал сосредоточен на Камчатке и Курильских островах. Ресурсы геотермальных месторождений Камчатки оцениваются в 250 - 350 мегаватт электроэнергии (по другим данным - в 2000 мегаватт), Курильских островов - в 230 мегаватт, что потенциально позволяет полностью закрыть потребности регионов в электроэнергии, теплоснабжении и горячей воде. Существенные объемы геотермальных ресурсов находятся на Северном Кавказе, Ставропольском и Краснодарском краях. В частности, в Дагестане разведано 12 геотермальных месторождений, в Чеченской республике - 14 месторождений, в Краснодарском крае - 13 месторождений. В целом разведанные ресурсы геотермального теплоносителя на Северном Кавказе позволяют обеспечить эксплуатацию электростанций мощностью около 200 мегаватт. В Дагестане ведется добыча геотермального теплоносителя для теплоснабжения, геотермальным отоплением пользуются более 100 тысяч человек. В Калининградской области имеется геотермальное месторождение с температурой теплоносителя 105 - 120°С, потенциально пригодное для использования в электроэнергетике. Существует проект бинарной ГеоЭС мощностью 4 мегаватт в городе Светлый. В Центральной части России высокотемпературный геотермальный теплоноситель в основном залегает на глубинах более 2 километров, что делает его использование в целях электроэнергетики экономически неэффективным. Возможно использование теплоносителя с температурой 40 - 60°С, залегающего на глубине 800 метров, в целях теплоснабжения. В Западной Сибири в ходе бурения нефтегазовых скважин на глубине до 1 километра обнаружены геотермальные ресурсы Западно-Сибирского артезианского бассейна, потенциал которых оценивается в более чем 200 миллионов гигакалорий в год [5]. Какая она геотермальная энергия в сравнении с другими источниками энергии? Эксперты говорят, что геотермальная энергия является более экологичным, экономичным и эффективным источником энергии, чем сжигание ископаемого топлива, и это может снизить нашу зависимость от нефти и газа. Геотермальная энергия чиста, потому что она добывается без сжигания ископаемого топлива. Рейкьявик, Исландия, нагревает 95% своих зданий с использованием геотермальной энергии, считается одним из самых чистых городов в мире. Энергия генерируется в непосредственной близости от завода, что значительно экономит на металлургических и транспортных расходах, по сравнению с другими видами топлива. Геотермальные источники также считается более надежным, чем уголь или атомная энергетика, потому что они могут работать последовательно, 24 часа в сутки, 365 дней в году. В мире используется около 7000 мегаватт геотермальной энергии, около 2700 мегаватт из которых производится в США. Тем не менее, мы не используем почти столько же геотермальной энергии, которая имеется. Это связано с ограниченными географическими особенностями геотермальных источников, а также с большими расходами на глубокое бурение, чтобы достичь эту энергию. На данный момент, геотермальные тепловые насосы являются наиболее приемлемым альтернативным вариантом традиционных источников энергии. Они могут быть использованы практически в любом месте, так как температура под землей всегда остается постоянной.

Вывод.
Таким образом, тема развития геотермальной энергетики, использующей возобновляемые источники энергии, заслуживает внимания. Тепло Земли можно использовать как для электроснабжения, так и для теплоснабжения. Важно отметить, что уже существует положительный опыт применения в России и за рубежом. Но раскрыть потенциал геотермальной энергии в полной мере нам еще только предстоит.

Библиографический список:
1. Геотермальная энергия и ее использование [Электронный ресурс] http://electricalschool.info/energy/1923-geotermalnaja-jenergija-i-ee.html
2. Геотермальная энергетика [Электронный ресурс] https://ru.wikipedia.org/wiki/Геотермальная_энергетика
3. Геотермальные электрические станции [Электронный ресурс] https://alter220.ru/geoterm/geotermalnaya-elektricheskaya-stantsiya.html
4. Голубая Лагуна Исландии [Электронный ресурс] https://masterok.livejournal.com/725662.html
5. Геотермальная энергетика России [Электронный ресурс] https://ru.wikipedia.org/wiki/Геотермальная_энергетика_России

Духовность в понятийном спектре сегодня имеет достаточно многоплановый и субъективный характер, который каждый для себя понимает по-разному, но однозначно определяет его как глобальную и в тоже время тонкую синтетическую составляющую мироздания. Имея в структуре своей содержательности уникальные индивидуальные коммуникации трансцендентного характера, духовность активно участвует в процессах созерцания, как первичной фазе проявления реакции и последующем развитии импульса созидания – действенной форме собирательного усмотрения и прочтения сущности внешней и внутренней реальности. Внешней как поверхностной форме мироздания, а внутренней как наиболее глубокой.

Сегодня большое внимание уделяется поиску новых концептуальных средств выразительности и коммуникаций, в связи с чем развитие и проявление новых языков прочтения реальности открывает новые актуальные рубежи расширения данной темы, идущие от привычных материально-предметных свойств и инструментов к наиболее комплексным и многокомпонентным системам, включающим квинтэссенцию внутренних метаморфоз личности в проекции на глобальные системы мироздания, наследственные формы развития и исторические догмы просвещения и веры. Язык разговора с миром сегодня на столько богат, что, порождая новые его формы, мы сталкиваемся с хаосом и расширением предметно-пространственной морфологии, уводя духовность на второй план, а может даже и третий. Все это связано с последовательным и целенаправленным разрушением культурно-идеологических цепочек, связывающих нас с Источником. Материальный мир поглощает наш внутренний все сильней и сильней, его выразительность и красота, вместе с ошибками и недостатками так резонансно и буквально влияют на нас, что мы перестаем понимать, что это все принадлежит Высшему и то, как мы созерцаем это разворачивает внутри нас целые идеологические стратегии и картограммы, но отнюдь зачастую не духовные и даже не душевные. А что душевность, это синоним духовности или локальная ее часть? Скорее душевностью мы все обладаем и более-менее равнозначно ощущаем понятийную суть данного термина, а также его содержательные свойства. Душевность можно представить как идентичность внутренних форм тонкого восприятия реальности через индивидуальный синтез взаимодействия чувств, смыслов, психики и многого другого, всего того, что носит персонифицированный импульс проявления творца вначале в его созерцательных способностях, а затем созидательных навыках. Но духовность носит характер становления глобального языка концептуального созерцания внешней и внутренней реальности, где творчество воспринимается как многогранная модель развития сложных внутренних и внешних отношений.

Архитектурное творчество, как среда пограничного импульса между сложными тканями замысла и его предметным становлением всегда находится в подвижной динамике поиска новых форм восприятия и реализации. Поэтому здесь очень важно развитие сущностных конструкций прочтения внутренней и внешней реальности, созерцать которую возможно не только предметно, но и глубинно-чувственно с использованием развитого инструментария духовного восприятия, основанного на органичном проявлении макро и микросистем в развитии коммуникативных свойств личности. Расширяя тонкие и глубинные категории восприятия в сфере архитектурного творчества, мы стремимся к насыщению предметной морфологии достаточно многоплановым спектром информации, выстраивающим язык внутреннего взаимодействия с человеком и его чувствами. Постигая весь мир по средствам чувств, можно сказать, что в стратегию современного развития внешней реальности невозможно не включать разнообразие самой конструкции информационного развития чувственного восприятия, где с одной стороны есть банальные физические чувства, а с другой духовные, проявить которые гораздо сложнее, ведь даже что бы затронуть их необходимо понимать какими иерархическими концепциями обладает человек при контакте своего внутреннего психологического, интеллектуального, чувственного аппаратов с внешней средой и сторонней внутренней. Куда проще построить предметно-материальную модель, а точнее банальную оболочку для функционального контакта, но внутренняя сущность сотворенного объекта при этом может быть разной и отражать в разной степени глубину персонификации самого творца, как феномен отражения его сущности, также как и во всем, что нас окружает присутствует Божественная сущность, выраженная в различных формах, воспринимаемых каждым человеком по своему.

Так вот, научиться созерцать различные формы божественного проявления мы можем лишь по средствам квинтэссенции знания и чувства – информации, прошедшей фильтры грубого и тонкого восприятия, а также поиска символических идентификаций, основанных на личном и общем социальном опыте становления культуры в глобальной парадигме трансформации общества и среды, которая формируется в следствии тех или иных пространственно-временных идеологических направлений мироощущения. Субъективное восприятие реальности делает наш мир невероятно богатым, среди всего этого ощущения мы выделяем алгоритмы, закономерности и подобия, вырастающие в научные формы изучения глобальных систем, таких как архитектура, получившая в процессе своего становления и развития множество междисциплинарных наук и сфер для возможности целостного развития и прочтения мира уже сегодня, имея опыт легитимизации общих норм и правил в становлении языка творчества на базе языка восприятия. В данной теме не следует уходить в буквальное повторение паттернов исследования самой морфологии религиозных объектов, это уже и так многие затрагивали и раскрывали для обывателя весь символизм структурной организации типологии подобных объектов и их выразительность. Наша задача заключается в поиске и проявлении актуальных импульсов языкового развития духовности в пространстве архитектурного творчества, т.е. на границе реального и трансцендентного, осознанного и бессознательного, хаотичного и упорядоченного, а также интеллектуального и душевного.

Воспитание духовно-нравственного языка прочтения окружающей реальности сегодня стоит в приоритете социокультурного развития, где данный язык направлен на соучастную роль человека и общества, где важнейшей формой развития являются отношения, построение которых связано прежде всего с восприятием реальности и ее проекцией на индивидуальный архетип. Поэтому, прежде чем научить человека строить реальность, необходимо актуализировать вопрос ее первичности созерцания, как метода обогащения чувственных и информационно-смысловых каналов для становления творческого замысла. Духовность - сложное образование, качественная характеристика сознания и самосознания личности, отражающая целостность и гармонию ее внутреннего мира, способность гармонизировать свои отношения с окружающим миром. Она определяется не столько образованностью, широтой и глубиной культурных запросов и интересов, сколько постоянным трудом души, осмыслением мира и себя в нем, преобразованием пространства собственного внутреннего мира [1].

Развивая локальные связи между категориями души, разума, сознания, психологии и иных внутренних основ импульсно-реакционной природы человека по средствам взаимообратных проекций на глобальные формы и алгоритмы мироздания, мы задаем устойчивые акценты не только для проявления индивидуальных качеств, но и для становления общего понятийного диапазона символических конструкций в развитии архитектурного творчества. Созидательная форма деятельности, требующая глубокой созерцательной концентрации, развивает в творце качества тонкого восприятия мира именно через духовность, но не только духовность и отречение от материальной составляющей, а через синтез материального и духовного, как важнейшего катализатора перехода от замысла к его действенному предметному развитию и реализации. Поскольку творят лишь то, чего нет, значит, происхождение сущности архитектурного творения может быть только в транзитивной зоне промежутка между отсутствием и наличием произведения (т.е. непосредственно в творческом акте) [2]. Таким образом язык духовности может стать основой наполнения предметности на этапе создания идеи и дать импульс для ее реализации, экспонируя его через синтетические методы организации внутренних понятийных отношений между локальными и глобальными формами восприятия. А учитывая, что конечный продукт архитектурного творчества оказывает огромное влияние на мозг, благополучие, состояние человека в целом, то актуализировать ее внутреннее духовно-информационное и чувственно-смысловое наполнение просто необходимо, уделяя внимание на раннем этапе коммуникациям во внутреннем, внешнем и между ними.

По сути дела, субъективность творческого видения, не позволяющая ввести для художественности «единицу измерения», является не недостатком, а достоинством. Художественный предмет для всех один, но каждый в состоянии воспринять лишь его часть [3]. Таким образом индивидуальная уникальность со своей персональной ДНК проявляет вначале в творце сущностные формы созерцания через духовность, как синтетическое целое представления этой ДНК, а затем уже сам творец транслирует свой персональный язык мироощущения с ракурса уже осмысленных компонентов созерцания, что позволяет расширять языковой диапазон отношений и понятийных возможностей между внешней и внутренней реальностью. Актуализация духовной самоорганизации через осознанность собственных коммуникативных возможностей сегодня проявляется в условиях конфликта и диспропорции между искаженным аксиологическим диапазоном материального и недостаточным выражением глубинных многополярных связей духовного. Но при всем этом богатый морфологический опыт и насыщенность самого созерцания, приводят потенциального творца к тем или иным тезисам, совпадающим в проекции между глобальным и локальным, где архитектурное творчество повсеместно может набирать знаковый состав содержательности своего богатого транзитивного языка концептуальных отношений на пограничной ступени между развитием внутреннего и внешнего, а также созерцанием, как принятием и усмотрением сущности и созиданием, как средством выражения воспринятых компонентов реальности, переработанных через фильтры собственных внутренних отношений между системными компонентами самого творца. Таким образом созерцание через духовность позволяет усмотреть сущность в инфо-потоке современного мира и задать потенциал наполнения предметной реальности, выраженной в реализации архитектурного творчества, как формы перехода духовного в материальное с полным сохранением и трансляцией синтеза данных категорий и выработкой новых языков персонального и массового восприятия мира.

Список литературы:
1. Амубуттаева П. М. // Воспитание мировоззренческих, духовно-нравственных понятий школьников в процессе приобщения к памятникам архитектуры, С. 2. 2. Дуцев В. С. // Смысл и сущность архитектурного творчества, С. 33
3. Мурышев К. Е. // Значение и природа творческого созерцания в философии искусства И. А. Ильина, С.

Архитектура как “один из планов бытия природно-духовно-социальной реальности, а именно архитектурной реальности, в структуру которой входят  конструктивно - упорядочивающий слой и образный, символический строй, архитектурный мир и архитектурная среда”‚ формирует широчайший спектр связей между различными сферами человеческой деятельности. «Ядром», «душой» архитектуры благодаря которым она живет, «дышит», являются пульсирующая многомерная и целостная сфера бытийных, жизнесущностных состояний и смыслов. [1]

Архитектурное творчество, обладающее свойством теоретического синтеза - связывающего всё со всем, нуждается в особенном мышлении, в особенных качествах архитектонического свойства личности, которое интегрирует в себе высшие проявления нравственности души, тела, силы воли, работоспособности, доброты, любви, патриотизма. Отсюда очень высоки требования к самому архитектору. Предъявляемые неординарность, многозначность, нравственность и возвышенность к творческой личности выразил Ф.Л. Райт: «Род строительства, который можно сегодня назвать архитектурой - это строительство, в которые входят человеческая мысль и чувства, чтобы создать высокую гармонию и подлинную значительность сооружения как целого… Его (человека) архитектура была чем – то восходящим от его практического «Я» к его идеальному «Я»». [2] Эта фраза затрагивает самое сокровенное содержание архитектура – интеллектуальный потенциал автора проекта, в котором Райт выделяет две сущности: реальную и идеальную. Но очень важно, что он должен возвысится, работая над проектом. Можно сказать, что сам метод творчества понимается в философско – мировоззренческих учениях как путь восхождения духа.

О божественной сущности архитектуры и архитектурного творчества свидетельствует высказывания как архитекторов – классиков, так и современных зодчих. Отто Вагнер: «Архитектура есть высшее выражение человеческого умения, достигшая божественного». Джо Понти: «… как вид искусства архитектура должна питать душу человека и его мечты, на уровне волшебства, воображения колдовства, фантазии, поэзии». [3]

Ле Корбюзье: «Архитектура – есть сознательный волевой акт – главное в архитектуре заложено в качестве высшего выбора, в силе Вашего духа». В разделе монографии о творчестве Сатъяго Калатрава автор дает краткую, но емкую характеристику мастера архитектуры: «Калатрава тонко чувствует город – именно это свойство, несомненно принесло ему победу в Лиссабоне в Лиеже и, не столь давно в манхетонском конкурсе на сооружение очень нагруженной символически станции «WTC». Кажется, он искренне полагает, что архитектор способен возвысить даже такой объект, как железнодорожный вокзал, и придать ему сакральное значение». Ответ Калатрава на вопрос о том, чтобы делать удобнее для человека пространства, или чем – то большем, приоткрывает многое в его творческом процессе.

Краткий анализ философской мысли мастеров новой и новейшей архитектуры продолжает пополнять золотую летопись мудрости зодчих. «Для Скуратова архитектура – это искусство рождения из ничего, из пустого, что адресует к художественной стратегии открытия». Он пишет точку синтеза потенциала места и личности мастера – творца, задача которого – почувствовать и реализовать это единство. «У человека для архитектуры есть сердце, мозг и душа. Сердце – орган чувственный, им ощущается красота. Мозг – интеллектуальный, это для истины. Душа – это ощущение нравственное. И вот задача – все это услышать и соединить. Художник всю жизни копил что – то внутри себя. И чем честнее, точнее, искреннее мы себя отдаем, тем больше получает архитектура» [3]. Кроме того автор монографии отмечает артистизм и поэтичность авторского стиля мастера. Сергея Скуратова можно назвать правопреемником силы и глубины порождающей мысли Казимира Малевича.

Об основателе нижегородской архитектурной школы конца ХХ века Александре Харитонове А.Л. Гельфонд пишет: «Удерживаю всеобщие законы архитектурной композиции, делающие объекты подлинно адресными, значимыми понимаемыми и принимаемыми всеми, обществом в целом». Александр Харитонов в то же время постоянно сохранял в них локальные  камерные особенности провинциального города, придающие произведениям адресованность каждому индивидуально. Между произведением и зрителем устанавливаются глубоко личностные поистине лирические отношения. Каждый чувствует обращенность именно к нему одному, интерпретируя здание по – своему, вступает с ним в доверительный диалог.

Анализируя творчество Никиты Явейна, Дуцев подчеркивает его творческую концепцию как концепцию пространственно – временной художественной коммуникации, который интерпретирует контекст, воспринимаемый как история места и связанная с ним мифология, эволюция типа здания. Во многих проектах для Санкт – Петербурга удается создать художественный язык на основе архитектурной памяти города. Это делается не путем стимуляции декора или ордера, а посредством обращения к устойчивым архетипам веками определявшим образ города, минуя статистические и иные переходящие моменты.

Творчество выдающихся мастеров архитектуры – это симфония концепций, высочайшего интеллектуального звучания, представляющая собой и яркую индивидуальность и образность, но главное, философию мышления как отражение красоты духовного мира. Например: это развитие идеи геометрической гармонии и порядка Ричарда Мейера; образно – символической пространственности среды на основе идеи музыкальности; метод дематериализации Жана Нувеля; система «архитектурно – художественной» и «интеллектуально – симантической коммуникации», сценарно – пространственная организация Рема Кулхаса; театрализация среды с использованием коллажной техники. [4]

В архитектурной палитре шедевров зодчества мира особое место занимают произведения Захи Хадид. Александ Васильевич Рябушин в аннотации к научному изданию, посвященному её творчеству пишет: «Планетарная антигравитационная архитектура Захи Хадид разлетается осколками, или оплывает по краям. Её называют бросающей вызов и раздвигающей пределы. Отблески, созвучия отражения граней личности и общества, глубины сознательного и бессознательного отличают её уникальное творчество». В послесловии автор констатирует: «Она выстрадала свой метод порождения и фиксации замысла, интуитивизм которого за пределами веками складывающихся рациональных основ проектирования, Метод адекватный предмету. В последнем счете она работает с трудно постигаемой мыслью плазмой пространства – формы, объема – пустоты, как бы дышащей и одушевленной, женственно – плывущей и обтекаемой в извивах и глубинах которой запечатлевает себе сознание и подсознание, бездность и особенность человеческого «Я». Феномен порождающий вселенской бездны мало знакомый архитектуре и поэтому так трудно понимаемый». И финальная фраза А.В. Рябушина: «А может, вообще, удивительное рядом, кто знает, не есть ли это нам предъявления , но до конца ещё не осознанная, та самая яростная архитектура, звено новой чувственности, идущей впереди рациональности и сообщающей жизни её». [5]

Однако апофеозом проявления потенциала морально – волевых, духовно – нравственных, профессионально – масштабных качеств личности архитектора и его миссии перед обществом, цивилизацией, Богом сконцентрировано в крылатой фразе К. Малевича:

Я Начало всего, ибо в сознании моем
Создаются миры.
Я ищу Бога, я ищу в себе себя.
Бог всевидящий всезнающий всесильный,
будущее совершенство интуиции,
как вселенского мирового Сверхразума.
Я ищу Бога ищу своего лика,
я уже начертил его силуэт
и стремлюсь воплотить себя.
И разум мой служит мне тропинкою к тому,
что очерчено интуицией. [6]

Начальная часть фразы: «Я – начало всего» отражает мощь поражающей мысли концентрирующую в себе многовековую историю квинтэссенции субъективно – идеалистического мировоззрения. Социальное бытие может возникнуть только в борьбе и единстве противоположностей идеальных мечтаний с материальным бытием. Следует подчеркнуть, что сила и глубина выразительности мысли К. Малевича приближается к божественному творению мировоззрения, созданного Святым Духом. Центральная задача христианской религии - спасение души ради царствия будущего, находит свое воплощение. Нам представляется, что это не богохульство, не соперничество с мудростью и силой Бога, но последовательное восхождение нравственных и духовных, физических и моральных, энергетических и профессиональных качеств этого человека к вершине познания доступной природе этого человека.

Становится понятным: для того, чтобы создать значительное произведение автор должен обладать качествами поистине богоподобного существа. Исходя из главной цели работы - обогатить внутренний мир творческой личности возможно большим интеллектуально – действенным потенциалом, возникает ряд вопросов: из каких составляющих формировать информационный поток, какие выставить приоритеты, как выстроить стратегию и тактику, какие развернуть методологические средства для подачи и усвоения студентами неординарного материала. Огромный потенциал информации, которым должен овладеть архитектор - это одна сторона профессионализма и она безмерна. Развитие науки, технологий, медиатехники, почти безграничные возможности интерсервиса, проблемы регионализации и глобализации, обострившаяся роль геополитических факторов, корректировка внутренней политики на развитие природных, антропогенных, культурологических ресурсов и человеческой личности дают основание к актуализации и активизации профессиональных, волевых и духовно - нравственных составляющих творческого потенциала архитектора. И это системная работы, которая должна наполнять духовностью программные документы на всех уровнях от министерства образования до преподавателя вуза и учителя школы.

Вполне очевидно, что творчество является целостной категорией, позволяющей олицетворить потенциал возможностей человека, созданного по образу и подобию божьему. По всей вероятности, эта мысль – быть подобным божеству, вдохновляет юношей и девушек на креативность, образует чувство окрыленности, уверенность в себе, в своем человеческом достоинстве, в стремлении к познанию духовных ценностей, к совершенству, к приближению, насколько это возможно к Первообразу Христа, который на своем примере показал каким должен быть человек. Поэтому – подлинная духовность, как подчеркивал Н. Бердяев, - христологическая, т.е. богоявленческая, которая начинается с осознания греховности и недостоинства человека и восходит к утверждению достоинства человека как божественного существа, предназначенного к вечности. [7]

Развивая тему духовности в архитектуре как творческий коллектив кафедры видит развитие проблемы духовности совершенства личности духовным наполнением творческой деятельности в трех уровнях, соответствующих целостному пониманию духовного содержания архитектурно-созидательной деятельности. Первое направление – духовные истоки культуры архитектурно-проектного мышления. Второе направление – «духовно-нравственные основы архитектурного творчества». Третье направление - «Духовные ценности мира архитектуры». Благодаря системному подходу к интеграции важнейших этапов профессиональной подготовки: от культуры мышления к духовно-нравственному наполнению методологии учебного процесса, а от него – к практике и «Духовным ценностям мира архитектуры» будет свидетельствовать о диалектическом единстве замысла. В связи с этим необходимо не простое штудирование опыта мастеров архитектуры, но его теоретическое осмысление в информационном пространстве трех вышеизложенных направлениях. Процесс запущен: материалы первого направления начинают обретать необходимую структурность и содержательность.

Работа архинепростая, но с Божьей помощью, с помощью Христа Искупителя и «Святого Духа», через духовное видение благодатного разума, цель должна быть достигнута. Задачи, поставленные через педагогов высшей школы протоиереем Геннадием Заридзе [8], будут осуществлены.

Список использованной литературы:
1. Мартынов Ф.Т. “Философия, эстетика, архитектура”, г.Екатеринбург, изд. УралГАХА, 2003 г.
2. Кармазин Ю.И. “Творческий метод архитектора”. Введение в теоретические и методические основы, г.Воронеж, изд. ВГУ, 2005 г.
3. Дуцев М.В. “Концепции художественной интеграции в новейшей архитектуре”, г. Н.Новгород, изд. Н.Н.ГАСУ, 2014 г.
4. Рябушин А.В. “Архитектура рубежа тысячелетий”, г.Москва, изд. Архитектура-С, 2004 г.
5. Рябушин А.В. “Заха Хадид”, г. Москва, изд. Архитектура-С, 2006 г.
6. Казимир Малевич, ресурс: http://kazimirmalevich.ru/books/
7. Юрикова С.А. “Необходимость религиозной составляющей в современном образовании и проблема духовной безопасности”, “Православный ученый в современном мире. Православные традиции русского народа как духовно-нравственная основа отечественного образования и воспитания №3”, г. Воронеж, изд. ИСТОКИ, 2015 г.
8. Заридзе Г., протоиерей. “Необходимость преподавания духовнонравственной культуры в высших учебных заведениях как фактор преодоления антропологического кризиса”, сборник материалов IV 9 международной научно-практической конференции Объединения православных ученых, “Православный ученый в современном мире. Православные традиции русского народа как духовно-нравственная основа отечественного образования и воспитания №1” г. Воронеж, изд. ИСТОКИ, 2015 г.

1. Проблема соучастия жителей в процессах принятия решений по развитию среды В настоящее время Президентом и Правительством Российской Федерации одной из приоритетных поставлена задача качественного улучшения среды обитания. Этой тематике посвящены мероприятия федерального уровня, совещания и конференции. В последнем Послании Президента Федеральному Собранию обозначены значительные средства на программы благоустройства городов, отмечена высокая социальная значимость связанных с этими программами вопросов. Вместе с тем, далеко не все вопросы развития городской среды можно решить в привычном бюрократическом или производственном режиме. "К сожалению, - сказал В.В. Путин, - порой эти вопросы решаются кулуарно, и, когда так происходит, действительно хочется спросить: «Вы уверены, что то, что вы предлагаете, исходя только из тех представлений, которые в служебных кабинетах возникают, это самое лучшее предложение? Не лучше ли посоветоваться с людьми, спросить у них, как они хотят видеть улицы, свои дворы, парки и набережные, спортивные и детские площадки?»" [1]. Соучастие жителей в процессах архитектурного (а также градостроительного и дизайнерского) проектирования - весьма непростой вопрос, к сожалению ещё не имеющий в России сколь-либо значимой истории позитивных решений. Сформировавшиеся в первой половине XX в. и в послевоенные годы методики и нормы архитектурно-градостроительного проектирования не предполагали соучастия пользователей, для них был характерен патернализм и волюнтаризм - это была общая для всего мира практика. Проектные решения рождались в тиши кабинетов и бюро, в неоспариваемом допущении о том, что всякое высокопрофессиональное решение и всякая забота о людях, выраженные в улучшенных качественных параметрах пространств и объектов, есть благо. Аналогично строилась и политика управления городами в целом. Драматические события, связанные с социальным неприятием такой позиции, её провалы и дискредитация, начиная с 1970-х гг. в Западной Европе и США привели к пониманию необходимости выстраивания альтернативных практик, обычно объединяемых под именем "соучаствующего" или "партиципативного" проектирования. Стало понятно, что социальное благо недостижимо на пути монолога, что требуются новые стратегии, основанные на диалоге и прямом участии заинтересованных субъектов городской социокультурной жизни в процессах принятия решений по реконструкции и совершенствованию среды. За прошедшие годы на Западе возникло несколько моделей общественного соучастия в проектировании - от технологий "обратной связи" (PR, public relations) до т.н. "самопроектирования". Разнообразны и формы организации соучастия - от специальных служб социального планирования в градостроительной политике (опыт Швеции) до протестных форм проектной активности, когда разрабатываются альтернативные официальным проекты развития, принимающие сторону жителей, отстаивающие традиционные ценности места, его истории, памятников, "духа" и пр. (т.н. контрпроектирование или "защитное планирование"), а также в различной степени институциональные формы вовлечения пользователей в проектный процесс. Одновременно была показана недостаточность социологических опросов для решения проектных задач по действительно гуманистическому развитию городской среды, равно как и презентации готовых проектных материалов публике и проведения общественных слушаний по уже принятым решениям. Подобные "паллиативные" формы, на которые администрации и проектные организации идут, чаще всего, под давлением общественного мнения или изменяющихся норм управленческой практики в градостроительстве, способны привести лишь к росту социального напряжения, острота которого продемонстрирована уже многочисленными примерами по всему миру (известна она и в г. Воронеже). Участие будущих пользователей должно предусматриваться с самого начала - с зарождения идеи и формирования заказа (в идеологии партиципативного проектирования принято избегать термин "потребитель", поскольку активные соучастники рассматриваются как соавторы, полноправные творцы среды своего обитания - у этой установки, заметим, богатая история в культуре XX в., начиная с интерпретации концепции Gesamtkunstwerk в авангарде как "Всеискусства" - всеобщего сотворчества, концепции "Открытого произведения" и др.). По оценке ведущего российского специалиста в области организации проектирования, проф. МАРХИ, члена Общественной палаты РФ В.Л. Глазычева, за рубежом сегодня те или иные формы соучаствующего, социально ориентированного проектирования составляют превалирующую часть всей архитектурной практики. Ему же принадлежит утверждение о том, что проектирование сегодня становится практикой организованного диалога и не может больше трактоваться как волевой жест надмирного "гения", как это представлялось Ле Корбюзье и его многочисленным последователям [2]. Вместе с тем, в силу нескольких причин, в Советском Союзе, а затем в России, так и не сложилась устойчивая и воспроизводимая практика проектного соучастия. Известны лишь эпизодические примеры, осуществляемые энтузиастами в экспериментальном режиме (деятельность НИИ культуры РСФСР по программированию развития нескольких городов в 1980-е гг., работы М.П. Березина по г. Ленинграду, серия организационно-деятельностных игр на "городскую" тематику под рук. Г.П. Щедровицкого, А.П. Зинченко, Ю.В. Громыко и др., инициативы Академии городской среды (МАРХИ, В.Л. Глазычев) и др.). В результате получен немалый опыт, но его перевод в практику сегодня требует как нового витка теоретических исследований и методологических разработок, так и новых организационных усилий. Социальная, культурная, деятельностная картины стремительно меняются, некоторые находки и теории устаревают, но в ситуации дефицита специальных исследований и экспериментальных работ, в ситуации отсутствия необходимых кадров, отечественное архитектурное (в т.ч. градостроительное, и архитектурно-дизайнерское) проектирование всё больше отстаёт от потребностей времени. Ведь, несмотря на десятилетия профессиональной и общественной критики, обсуждения новых задач и подходов, несмотря на наличие ярких альтернатив (активность группы К.В. Кияненко (Вологодский гос. университет), широкая деятельность Центра прикладной урбанистики Свята Мурунова и др.), в целом конституция практикуемого до сих пор в нашей стране архитектурного проектирования почти не изменилась. Быстро меняется лишь инструментальное и программно-информационное обеспечение архитектурного труда. То же происходит и в области архитектурного образования - оно всё ещё культивирует персоналистическое творчество, но не социальное служение; учит многим вещам, но не взаимодействию с реальными пользователями и не погружению в реальные ситуации проектной деятельности. Скорее напротив: архитектурное образование предпочитает иметь дело с абстрактными "препаратами" ситуаций, форм, пространств, учит действовать только с ними, и тем самым закладывает как основания будущего шока выпускников от столкновения с реальностью, так и фундамент неизбежных социальных конфликтов. Причин затруднения в продвижении идеологии соучаствующего проектирования несколько, и каждая из них достойна отдельного и тщательного рассмотрения, - здесь мы лишь укажем основные из них. Одной из таких причин является заметный кризис общественной активности, который отмечается социологами по всему миру и который, очевидно, является частью глобального мирового кризиса (Дж. Стиглиц, Э. Тоффлер). Некоторые исследователи (В.Л. Глазычев, С.Б. Переслегин) полагают, что снижение активности в свою очередь обусловлено отсутствием обратной связи с институтами власти и слабой организацией экспертных сообществ (по материалам ВЛИТ [3]). Вместе с тем, в силу цикличности социальных процессов, падение неизменно переходит в подъем и нарастание, поэтому задача настоящего момента - создать условия интеллектуальной и технической готовности к такому подъему гражданской активности в ее новых сетевых и иных формах самоорганизующихся сообществ. Существует целый ряд социально-психологических затруднений, тормозящих или блокирующих активное общественное соучастие в процессах принятия решений и даже в их обсуждении. Отсутствие культивируемого опыта общественного дискурса приводит к тому, что даже тогда, когда горожанину дана полная свобода выражения своих чаяний, он затрудняется их выразить в какой-либо конструктивной форме, отличной от стереотипов потребления и штампов массовой культуры. Как говорил по данному поводу Г.П. Щедровицкий, горожанину, оказывается, "нечего сказать" помимо количественных пожеланий типологического характера ("побольше лавочек" и т.п.) и прочих "общих мест", что делает соучастие контрпродуктивным и заставляет профессионалов-архитекторов избегать его. Известно принципиальное различие в образах воспринимаемого пространства горожанами и профессиональными архитекторами-урбанистами (по протяжённости, форме, иерархии), расхождение в ценностном отношении к различным фрагментам городской среды, затруднения в "чтении" проектной документации, даже если это высококачественные демонстрационные материалы и макеты; общее затруднение "перевода" собственных пожеланий в проектосообразную форму и т.д. Однако известны и способы преодоления подобных затруднений. Методологическая проблема развития соучаствующего проектирования состоит в трудности соединения самых различных знаний и представлений в целостную и практическиориентированную систему. Для действий в партиципативных стратегиях требуется объединение столь отличающихся друг от друга действительностей знания, как социологические исследования, архитектурные умения работы с формой и пространством, принципы управления городским развитием, стратегическое мышление, психология средового поведения, мифопоэтика среды (например - городской фольклор и символика) и многое другое. Проблема сорганизации научных знаний между собой и с проектным умением, а также с образами повседневности, была поставлена уже в рамках методологических работ в области "средового подхода" в конце 1980-х гг. Наиболее продуктивной формой её решения на сегодня является использование различных форм игровой соорганизации (в идеологии деловых игр и их концептуального развития - организационно-деятельностных, стратегических и др. игр). Специфическая проблема состоит также в невозможности прямой трансляции зарубежного опыта проектной партиципации в современные российские условия. Дело даже не в том, что традиционные партиципативные модели сегодня могут и должны быть подвергнуты достаточно серьёзной проблематизации [4], важнее то, что каждый акт проектного соучастия непосредственно сопряжён с конкретикой ситуации, в которой он осуществляется - с определённым набором идей и образов, ценностей и целей, с реальными людьми, являющимися живыми носителями средовых представлений. Сегодня такие ситуативные целостности принято связывать с понятием средовой идентичности [5]. По определению идентичность - неповторима и уникальна. Но также уникальна должна быть и технология, при помощи которой выявляются компоненты средовой идентичности, поскольку зависимость от метода исследования и проектного синтеза здесь чрезвычайно высока [6]. Технология должна быть сконструирована "по месту", в ситуации "здесь и теперь" каждого исследовательского, проектного, управленческого действия. Такое конструирование технологии проектного соучастия может и должно опираться на определённые "конструкты" - операциональные комплексы приёмов и средств, знаний и представлений, отражающих региональную, территориальную, средовую идентичность. Такие комплексы можно получить лишь в постоянных практических действиях, сопровождающихся теоретической рефлексией и методическим оформлением опыта. В г. Воронеже описываемый опыт имеется (мы отмечали этот факт в работе, выполненной по заказу Губернатора Воронежской области [7]).

2. Технология партиципативного архитектурного проектирования.
По словам В.Л. Глазычева, градостроение в настоящее время сменяется градоустроением. Меняются и центральные метафоры: город как функциональный механизм распределения ресурсов замещается городом как живым организмом, создающим и аккумулирующим ресурсы собственного развития - сообществом людей, совместно и осмысленно обитающих в пространстве. Парадигмальный сдвиг последних десятилетий проходящий через идею "средового подхода" к современным практикам территориального развития фиксирует именно эти кардинальные смещения, определяющие самый смысл актуального понимания города и городской жизни, управления развитием городов и культурной политики в городах. Сегодня в России остро требуется отечественная модель (технология) партиципативного архитектурного проектирования. Обращение внимания самых высших государственных инстанций на области деятельности, где такая технология востребована, позволяет перевести вопрос на общенациональный уровень. Но, как мы показали, обнаружилось немало проблем и сугубо теоретических и методологических вопросов, которые необходимо решать. На настоящий момент коллектив инициативных сотрудников кафедры теории и практики архитектурного проектирования в содружестве с Воронежской лабораторией игровых технологий (во многом состоящей из сотрудников и выпускников кафедры) обладает определённым опытом решения указанных проблем и существенно продвинулся в деле разработки искомой технологии социального соучастия в проектировании. Как сказано выше, основной формой получения опыта является практика экспериментального социального и архитектурного проектирования. Такой практикой стали свыше двух десятков различных игровых соорганизаций, проектные семинары, общественные обсуждения, многочисленные публичные лекции клуба "Город и идентичность", экспериментальные полевые внеаудиторные мероприятия с участием контингента обучающихся (архитектурные и средовые "пленэры"), выступления на научных конференциях и подготовка научных публикаций, в т.ч. монографии. Через указанные мероприятия "прошли" более сотни обучающихся кафедры теории и практики архитектурного проектирования и других кафедр факультета архитектуры и градостроительства ВГТУ, студенты других вузов города, специалисты различных профилей и, разумеется, горожане. Так, с Администрацией и жителями Кантемировского городского поселения Воронежской области в 2014 г., был проведен проектный семинар - стратегическая игра "Территориальное развитие и архитектура: форма и сущность", направленный на исследование роли архитектуры в вопросах развития территории. Участвовали студенты, принимающие участие в архитектурном конкурсе на лучший проект благоустройства центральной части городского поселения, магистранты и аспиранты, преподаватели кафедры, студенты ВГУ, архитекторы-профессионалы, историки, представители бизнес-сообщества и органов исполнительной власти. В игре обсуждались уникальные черты поселения: его кросс-культурный характер, в частности языковые особенности, историческое наследие, связанное с именем Кантемира, приграничное положение и все то, на основе чего Кантемировка могла бы обрести свое собственное лицо и стать узнаваемой, более привлекательной как для самих жителей, так и для инвесторов. Удалось сформулировать принципы территориального развития поселения и подходы к оценке идей и проектов развития. Участники разработали несколько возможных сценариев развития для поселения, пакет ключевых архитектурных и дизайнерских идей, ориентированных на развёртывание образа поселения и его брендинг. Результаты игры и перспективы развития Кантемировки обсуждались также на Круглом столе в Воронежском ГАСУ (ныне - ВГТУ) в академическом формате. Одним из последних мероприятий (декабрь 2016 г.) стало осуществление программы Школы-экспедиции по прикладной урбанистике. На нём был продемонстрирован опыт, являющийся для Воронежа новым и перспективным. Это и лекции представителей Центра прикладной урбанистики, и исследования среды с активным рефлексивным анализом, и проектный семинар с игровыми компонентами и критическим обсуждением результатов. Мероприятия программы позволили участникам развернуть своё понимание до реалистичных идей, имеющих вполне определённый проектный смысл. Сделан вывод о том, что предложенная на мероприятиях Школы-экспедиции технология обладает значительным потенциалом - исследовательским, проектным, образовательным. Этот потенциал необходимо развивать и внедрять в экспериментальные форматы образования, в частности архитектурнопроектного.
Проект игровых городских слушаний - ещё одна инициатива, на этот раз полностью принадлежащая студентам и аспирантам кафедры. Этот проект позволил создать площадку, где молодые архитекторы услышали других профессионалов, а также дал возможность понять, что все участники - неравнодушные жители одного города. Уровень развития межпрофессиональных коммуникаций - показатель развития гражданского общества в городе - общества, которое чувствует ответственность за его развитие. В ходе игры четко проступили проблемы реальности, нарисовались пути решения - они как будто стали объемными - архитекторам осталось лишь облечь их в архитектурные одежды. Для молодых архитекторов это событие стало необычайно значимым - ведь теперь они будут работать с большей ответственностью, но с опорой на представление проблем и пути их решения других профессионалов [8]. Формат игры (существует несколько игровых форматов различного масштаба и степени сложности) - прекрасный способ выйти на взаимодействие людей. В игре могут осваиваться новые роли, развиваться интеллектуальный и эмоциональный потенциал. Развёртывание новых технологий соучастия должно сопровождаться исследовательской, аналитической и концептуальной работой, а также методологической, теоретической и методической (дидактической) рефлексией, что позволяет формировать новые направления и темы для всех уровней современного образовательного процесса (бакалавриат, магистратура, аспирантура). В плане задач развития социально ориентированного архитектурного образования, поставленных перед собой кафедрой теории и практики архитектурного проектирования, указанное направление можно считать одним из приоритетных.
Надо надеяться, что такие площадки будут расширяться, студенты будут иметь возможность взаимодействовать с реальными пользователями их труда, приобретая опыт, который не способно заменить аудиторное обучение.

Заключение.
Единственной альтернативой описываемым технологиям является отчуждение среды - крайне негативный социальный и культурный феномен. Чаще всего отчуждение приходит вместе с пресловутыми "благими намерениями": наступая, отчуждение вскрывает ложные стереотипы и искренние заблуждения, бюрократическую инерцию и архитектурнодизайнерскую халтуру. Поэтому отчуждение "наступает само", а за идентичность, за персонификацию сред, за индивидуацию приходится бороться, сознательно и настойчиво выстраивать её. Тем самым, речь идёт об особой деятельности, которую надо создавать, которой надо обучать, поддерживать необходимые для неё исследования и разработки, постоянно совершенствовать технологию общественного соучастия в проектировании среды, внедрять технологию в практику управления и проектирования. Имеющийся опыт и разработанные технологии его воспроизводства и развития могут быть использованы в прикладных работах по различным проблемам территориального развития, средового проектирования, локальным архитектурным проектам и другим задачам, требующим организации соучастия представителей городских сообществ и коллективной интеллектуальной деятельности (исследовательской, аналитической, проектно-программной и обучающей).

Библиографический список:
1. Послание Президента Федеральному Собранию. 01.12.2016. // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.kremlin.ru/events/president/news/53379
2. Глазычев В.Л. Урбанистика. – М.: Издательство "Европа", 2008. – 220 с.
3. Воронежская лаборатория игровых технологий (ВЛИТ) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://vk.com/gamelabvrn
4. Санофф Г. Соучаствующее проектирование. Практики общественного участия в формировании среды больших и малых городов. - Вологда: Проектная группа 8, 2015. - 170 с.
5. Капустин П.В., Чураков И.Л. Развитие города и проблемы идентичности // ФЭС: Финансы. Экономика. Стратегия. - 2016. - № 5. - С. 37-41.
6. Городская среда. Технология развития: Настольная книга / В.Л. Глазычев, М.М. Егоров, Т.В. Ильина и др. - М.: Ладья, 1995. - 240 с.
7. Капустин П.В. Архитектура, городская среда (глава) // Воронежский пульс: культурная среда и культурная политика. – Воронеж, 2013. – С. 241 - 254 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://www.dropbox.com/s/ 0rdwvc43hzl8718/VoronezhPulse.pdf
8. Козлов А.Г., Соловец Е.В. Игры, в которые играют архитекторы // Парадный квартал. - 2016. - № 9 (141). - С. 38.

Введение.
Сфера высшего образования в России очень нерасторопна и слабо поддается нововведениям. Это одновременно может быть ее плюсом и минусом. Тем не менее внедрение новых методов обучения происходит, пусть пока только на факультативном уровне. Благо, студенты реагируют на любые предложения педагогов с интересом, хотя их пламенный порыв к познанию уже к середине обучения ослабевает и порой, они, с подозрением относятся к новшествам в педагогическом процессе.

Актуальность.
Почему мы стали вводить игровые практики в учебный процесс и считаем это важной стороной и ресурсом обучения? Немного истории. В какой-то степени, мы, т. е. архитектурное сообщество, еще не перестроились в профессиональной жизни после Перестройки, случившейся с нами 30 лет назад. Архитектор ранее фактически не получал заказа от представителей гражданского общества, а напрямую выполнял волю государства. Поэтому вопроса о частной ответственности архитектора не стояло. В настоящий момент, когда в роли заказчика для архитектора может выступить любое частное лицо, имеющее самые разные намерения (от благих до не очень благих) архитектор также продолжает обслуживать клиента, не осознавая, что он несет ответственность перед обществом в целом, которую раньше несло государство. Вариативность коммуникации, свобода расширилась, ответственности не последовало. Проблема, как говорится налицо. Даже в нашем городе. Отсутствие профессиональной культуры объяснимо. Она не возникает на пустом месте. Культуру надо прививать. Каким образом? Да хотя бы начиная с университетской скамьи.

Компетенции.
Важно понимать, что архитектор-не творец в безвоздушном и безлюдном пространстве. Плоды его трудов очень сильно влияют на общество и город. Фактически 1 слон в посудной лавке способен уничтожить все накопленное и ввести в диссонансное и вынужденное некомфортное и неуютное положение тысячи горожан (если говорить о Воронеже).Поэтому в какой-то степени в будущем , наверное, стоит задуматься, о профессиональном архитектурном трибунале, который будет лишать права ведения профессиональной деятельности. Ведь врача за врачебную ошибку могут посадить в тюрьму. Почему же город-плод деятельности миллионов людей во времени не является, как и жизнь человека, объектом охраны уголовного права?

Ответственность.
Ответственность-вот то качество, которое мы хотели бы привить будущим специалистам. Но как это сделать в условиях традиционного обучения на кафедре, где мы только и делаем что проектируем. Но ведь этим не ограничивается деятельность архитектора. После того, как проект сделан надо показать его заказчику, городскому сообществу, уметь «держать удар» перед натиском других специалистов, понимать свою гражданскую ответственность.

Первый шаг.
Проект игровых городских слушаний, успешно нами проведенный в прошлом году показывает, что он нужен. Поскольку студенты- архитекторы поняли, что они занимаются действительно важными, нужными делами. Их проекты волнуют общественность, которая своими замечаниями может в значительной степени повлиять на ход архитектурного решения. «Выход из вакуума» позволил выявить недомолвки, существующие с двух сторон и понять что мы нужны друг другу-общество архитекторам, архитекторы-обществу. В свою очередь проект городских слушаний положил начало развитию Научного архитектурно-художественного кластера.

Научный архитектурно-художественный кластер.
Научный архитектурно-художественный кластер- это организм, объединяющий в себе 2 основных начала; науку и искусство, механизмы, которые формируют нашу жизнь и пространство в котором мы живем. Основной концепцией кластера является синтез научных и творческих направлений, а так же конструирование социального и профессионального взаимодействия. Развитию личности здесь способствует система коллективного развития, что позволяет человеку касаться не только отраслей своей деятельности, но и многих других направлений, тем самым приобретая новый спектр знаний и навыков. Проводя цикл мероприятий, направленных на развитие личности и профессиональных навыков, кластер вбирает в себя новые лица и новые возможности, приглашает в свой круг творческую и талантливую молодеж для организации и построения собственных механизмов развития в том или ином направлении деятельности. Присутствие в кластере как творческого так и научного начала дает ему возможность движения практически в любых актуальных направлениях современного мира. Каждый человек этого сообщества – это единица с собственной позицией и рядом индивидуальных особенностей, которые обновляются в результате совместной деятельности внутри кластера. Полигон безграничных молодежных инициатив и проектов, которые могут быть выражены в любых формах подачи, публичные лекции, выставки, конкурсы, конференции, все это и есть Научный Архитектурно-Художественный Кластер.

Деятельность.
Приоритетным направлением деятельности кластера является стремление услышать и понять позиции других специалистов, участвующих в архитектурно-строительном процессе. Также особенно важно получить отклик от жителей города, своего рода «потребителей» архитектуры. К сожалению, в современной практике это происходит крайне редко. Архитекторы творят в отрыве от действительности, занимаясь проектированием ради своего удовольствия, а не удобства и комфорта горожан. Одной из наших целей стоит создание коммуникационного канала между жителями, строителями и архитекторами. Чтобы всем участвующим в процессе были понятны требования и желания жителей, инженеров, строителей и архитекторов. На основе полученного опыта будет разработана методическая литература, что способствует накоплению и передаче опыта.

Участники.
Кластер полностью направлен на молодежную деятельность, реализацию и развитие молодежных инициатив и проектов как в практическом, так и в теоретическом аспектах. В состав объединения входят художники, дизайнеры, архитекторы, инженеры, реставраторы, экономисты и активные общественные деятели. Одной из главных отличительных особенностей кластера является то, что он не только направлен на молодежную деятельность, но и активно создается молодежью, студентами. Кластер готов к отраслевым расширениям, новым включениям, формам и движениям.

Цели.
Общественная – направлена на создание коммуникативной площадки для людей разных отраслей. Активная работа в каналах: Архитектор – Горожанин, Архитектор – Строитель, Строитель – Горожанин.
Теоретическая – осмысление современных проблем архитектуры и искусства на теоретическом уровне.
Практическая – применение полученных навыков и результатов в практической деятельности.
Стратегическая – работа на качественное улучшение образования, как студентов, так и городских жителей. Получение студентами необходимых в современных рыночных условиях навыков.
Изучение и решение социальных коммуникативных проблем между разными сферами населения.
Организация выставок новых видов изобразительного искусства.
Новые обучающие форматы.
Игровой формат мероприятий.
Создание новаторского обучающего курса на базе проведенных мероприятий.

Проблема начального этапа проектирования непроста, поскольку перед исходной позицией включения в творческий процесс формируется мощное биополе информационного потока содержания понятий: «архитектура», «архитектурное творчество», реальные проблемы бытия, мир человека, социальные миры и общие меры, в совокупности олицетворяющиеся с миром архитектуры [1]. Каждое из этих явлений обладает, словно цепная реакция, необычайно большим диапазоном развития предметности и межпредметных связей. Отсюда подход, а, по сути, масштабный поход к решению творческой проектной задачи нуждается в минимально необходимом пропеведческом курсе, в системе навигации и в определенном алгоритме действий, основанном на возможном и неограниченном использовании всплесков креативности.

А. И. Некрасов, автор непревзойденного титанического труда «Теория архитектуры», писал: «Для того чтобы определить основные теоретические положения какого-либо явления, необходимо, хотя бы условно, но в то же время исходя из очевидности, не подлежащей оспариванию, установить, в чем это явление заключено, или лучше сказать, какое представление или понятие оно в себе заключает» [2]. С этой целью проведем небольшой экскурс в содержание понятия «Архитектура». Краткое и возвышенно-духовное определение принадлежит Отто Вагнеру: «Архитектура есть высшее выражение человеческого умения, достигающего божественного» [3]. Многозначное определение дал Ф. Л. Райт: «Род строительства, которое мы можем сегодня назвать архитектурой, – это строительство, в которое входят человеческая мысль и чувства, чтобы создать высокую гармонию и подлинную значительность сооружения, как целого.… Его (человека) архитектура была чем-то восходящим от его практического «Я» к его идеальному «Я»». Эти фразы, концентрирующие в себе необычайную емкость экзистенциальных, интеллектуальных и мировоззренческих основ бытия, безусловно, являются ключевыми.

Однако для темы нашего исследования еще одна формулировка очень существенна. Ф. Т. Мартынов: «Архитектура является одним планом бытия природно-духовно-социальной реальности, в структуру которой входят конструктивноупорядочивающий слой и образный символический строй, архитектурный мир и архитектурно-организованная среда…». Ученый считает: «Ядром, «душой» архитектуры, благодаря которой она живет, «дышит», является пульсирующая многомерная и целостная сфера бытийных, жизнесущностных состояний и смыслов…» [1]. В вышеизложенных определениях понятия «архитектура», для воплощения которой надо осмыслить и проработать огромное количество вопросов, в сознании невольно всплывает фраза В. В. Маяковского: «для того чтобы получить грамм радия, надо перелопатить тонны руды». Как же складывается наиболее типично процесс архитектурного проектирования? Вкладываем ли мы в умы молодых коллег-студентов богатейшие ростки универсалий профессии?

Наиболее частые советы преподавателей, руководящих курсовым архитектурным проектированием, после вводной лекции, касающейся типологии заданного объекта:
– начинайте с композиции;
– начинайте с примеров отечественной и зарубежной практики;
– выходите на проектируемую территорию и пытайтесь вписать в нее свой объект.

Не правда ли парадоксально воспринимать столь биполярное явление. Как говорится: «вода и камень, лед и пламень не столь различны меж собой». Где вдохновенные слова о природе архитектуры и ее потенциале, где эмоциональный настрой на «духовное освоение действительности», где намек о том, чтобы архитектура была чем-то восходящим от его практического «Я» к его идеальному «Я» и, наконец, где самосознание самих студентов с гордо утверждающим пафосом: «Я – начало всего, ибо в сознании моем создаются миры», как когда-то высказался Казимир Малевич?

Просчетов, если не сказать вредоносных действий, со стороны Минобразования предостаточно. Но и мы, кому доверено готовить и воспитывать молодых архитекторов, во многом мало соответствуем статусу педагога-архитектора. Почему? На этот вопрос убедительно ответил А. Г. Раппопорт: «Переход от ремесла к профессии … в архитектуре затянулся, одним из основных, если не главным противоречием становления архитектурного профессионализма является противоречие между процессом интеллектуализации деятельности и инертности традиций ремесла… » [4].

Как же наиболее типично складывается процесс архитектурного проектирования? Это или последовательный пошаговый анализ и решение, чаще всего задач на локальной территории проектируемого объекта, или поверхностный подход с отведением внимания какому-то фактору или какой-то группе факторов, а чаще всего – игнорирование контекста и компиляция объекта из образцов зарубежной практики. Где же тогда творчество, где научно-теоретические основы? О пренебрежительном отношении к науке говорится давно. Уже Огюст Перре сожалел об этом: «Зло заключается в том, что специализированные школы разлучили науку и искусство» [3].

А на каких основах в отечественных архитектурных школах строится методологическая сторона профессиональной подготовки. Предложенная Б. Г. Бархиным поэтапная методика архитектурного проектирования включает в себя: первый этап – предпроектный, научно-исследовательский; второй этап – творческого поиска; третий этап – творческой разработки; четвертый этап – заключительный. Вероятно, методика Б. Г. Бархина в той или иной интерпретации стала азбукой для отечественных архитектурных школ. Конечно, эффективность включенности проекта в методологический алгоритм во многом зависит от содержания программ: заданий на проектирование, от эрудиции студента, но главное – от идеологической творческой направленности консультаций педагогического состава, руководящего курсовым или дипломным проектированием.

В чем же выражаются просчеты профессиональной подготовки студентов? Но не вообще, а на наиболее востребованном в реальной практике подходе к включению нового объекта в сложившуюся городскую среду. Вот наиболее значительные из них:
– принципиальное несоответствие типологии предполагаемого к проектированию объекта на данном участке (территории) или, наоборот, невосприятие средой объекта с заданной типологией и обликом;
– проектант, размышляя о содержании объекта, упускает из виду концептуальное развитие среды;
– нарушается представление не только о целостности восприятия этого фрагмента среды, но и о диапазоне его значений (социальном, мировоззренческом, градостроительном, культурологическом, функционально-смысловом, композиционно-пространственном);
– в многообразии факторов, рассматриваемых последовательно один за другим, притупляется ощущение восприятия ряда важных аспектов, в том числе понимание цели и задач проектируемого объекта;
– в то же время могут быть упущены фрагменты, детали, нюансы, которые при профессиональном подходе делают возможным создавать «из малого великое»;
– в итоге может быть получено упрощенное решение с утратой времени и возможной идентичности, в чем проявляется недостаточная эффективность творческого труда;
– очень важен психологический аспект, нередко складывается ситуация, когда проектант, обремененный множеством задач, опускает руки, впадая в стресс, им овладевает страх и неверие в возможное положительное решение всех необходимых задач;

В чем причина столь многочисленных недостатков? Еще И. В. Гете утверждал: «Важнее как размышлять, чем о чем размышлять». Значит, велико значение организационно-методической стороны проектирования, в котором может быть задействована широкая палитра средств, подходов, теоретических предпосылок, исходящих как от закономерностей логического мышления, так и от спектра креативных инициатив. В. С. Кузин [5], анализируя волевые действия в творческом процессе, пишет: «Структура сложного волевого действия составляет три звена: осознание и постановка цели, планирование и исполнение». Следует акцентировать внимание именно на сути первого звена: «осознание и постановка цели». Вот где первопричина недостатка сложившейся организационно-методической работы: «начинать с композиции, или с анализа работ мастеров».

Далее. Крупнейший советский физик-теоретик, академик А. Б. Мигдал [6], высказал ряд рекомендаций относительно научного характера работы. «Прежде всего, задача упрощается до предела так, что остаются ее главные черты. Затем выясняется возможность решения задачи в предельно частных случаях…», «раньше, чем получить количественное решение, надо попытаться получить результат качественного значения». Вот, очевидно, это и есть формулирование главной идеи проекта, ее метафоризация, подбор мини-концепций, принципов, закономерностей. И еще рекомендация А. Б. Мигдала: «Следует начинать с попытки решения задачи до изучения литературы». Это первое знакомство без предвзятостей, продиктованное предшествующими работами, во многом определяет будущий ход творческого мышления. Обратимся по этому вопросу к мнению известных архитекторов. Виолле ле Дюк: «Я бы хотел, чтобы молодых людей, избравших своей специальностью архитектуру, прежде всего, научили рассуждать, чтобы их ум приучился бы к анализу и исследованию» [3]. В. Ф. Кринский: «Основное в архитектуре, которая есть творчество в реальном пространстве, есть мысль». Ле Корбюзье: «Ее (архитектуру) создают, с одной стороны, духовные ценности, а с другой – технические средства...» Далее: «Техника дается знанием, творчество же порождается страстью и является результатом борьбы с собой». Архитектор Кристиан де Портзампарк, приступая к работе над проектом «Большого Парижа», организационно-методическую работу подразделил на два этапа: первый этап назвал: «осмысление», второй – «проектирование!»

Очевидно, что во избежание многих недостатков, свойственных традиционному методу последовательного анализа и решения проектных задач, нужен какой-то другой инновационный подход. На кафедре теории и практики архитектурного проектирования Воронежского ГАСУ прорабатываются несколько различных направлений методик, подходов, ориентированных, прежде всего, на развитие мировоззренческого, волевого, профессионального потенциала личности студента. Это: духовные основы архитектурного творчества, интеллектуализация и интенсификация архитектурного образования, пропедевтический курс, психология и эзотерика как познание и развитие энергетического потенциала личности, уделяется внимание формированию творческого кредо архитектора. Разрабатывается образно-смысловое моделирование, композиционно-тектонический потенциал формирования объекта (среды), эмоциональное моделирование, ноосферный подход, мифопоэтическое творчество.

Ряд лет на кафедре апробируется метод приоритетного решения творческих задач на уровне экспресс-анализа. Особенность этого метода заключается в следующем. На основе ранее сформулированной нами «матрицы стратегии и тактики проектного моделирования» [5] вычленяются два крупных уровня: первый – экспресс-анализ с соответствующими решениями и второй – фронтальная проработка всех необходимых элементов проекта на детальном уровне. В отличие от последовательного, традиционного анализа многочисленных вопросов, входящих в решение проектной задачи, одного за другим, на уровне экспресс-анализа сначала выделяются наиболее важные аспекты. Экспрессанализ подобен роли армейской разведки, проводящий рейд по тылам противника, захватывая особо ценные «вещественные доказательства» и «языки», четко определяя границы исследуемых территорий. Полученная аналитическая информация поставляется в блок принятия решения поля осмысления. Можно сказать, что для проектной практики – это прием «мозговой атаки», имеющей целью, прежде всего, мобилизацию морально-волевого нравственно-духовного и профессионального потенциала проектанта. Потому что вслед за этим, на гребне волны вдохновения и эйфории, раскрытия тайны архитектурного творчества, необходимо прочувствовать наиболее важные стратегические направления. Следует подчеркнуть, что возвышенные чувства не только мобилизуют сознание и весь организм личности для преодоления трудностей, но и способствуют рождению сильных идей.

Цель: оперативное, системное решение основополагающих вопросов, касающихся степени интеграции проектируемого объекта с контекстом, с учетом социально-мировоззренческих, функционально-смысловых, композиционно-пространственных аспектов в соответствующем масштабе городской среды и представляющих их в концептуальном развитии.

Задачи:
– выявление проблемности проектной задачи;
– определение главной идеи проекта, ее метафоризация, подбор системы миниконцепции, способствующих решению сложной задачи;
– уточнение приоритетных факторов, влияющие на функционально-смысловое и образное решение объекта;
– моделирование эмоционально-психологического состояния средового пространства;
– определение в целом методов структурного и пластического формообразования;
– программирование роли проектируемого объекта как «донора», носителя мета
– идеи позитивного преобразования окружающей среды, наполнения ее культурными смыслами;
– проработка на его основе возможностей формирования ансамблевости в пространственном масштабе;
– создание и формулирование индивидуальной программы;
– подготовка соображений для действий на уровне фронтальной проработки.

Важнейшей структурной составляющей экспресс-анализа являются: программа-задание, поле осмысления, спектр стратегических направлений поиска, блоки функционально-смыслового контекстуального, инновационного, проблемного решения вопросов. Значимым в структуре метода является блок «от идеала», представляющего собой коммуникативную связь с культурой народов мира, мифопоэтическим творчеством, с креативностью автора. Блок координации и принятия решений включает в себя индивидуальную программу, легенду на объект и эскизные наработки, отражающие локальный и градостроительный замысел. В методологическом плане экспресс-анализ представляет приоритетно алгоритмизированное действие, с возможным проявлением креативных прорывов. Но как делать, и результат остается в возможностях автора проекта. В этом методе выполняются этапы и проработки на локальном уровне – 1 (л-1) градостроительных уровнях, «локальном уровне» – 2 (л-2). Как правило, на л-2 вопросы ставятся масштабнее и существеннее как по территории, так и по комплексу творческих задач. Преимущества метода осмысления и решения проектной задачи через экспресс-анализ очевидны. Во-первых, это эмоционально-психологический и духовно-нравственный волевой настрой проектанта на осознанно алгоритмизированную и креативно-творческую работу не по разгребанию «кучи мусора» (как это трактуется у Рема Кулхаса), а как приобщение к раскрытию тайн великого искусства. Во-вторых, развивается понимание концептуально-пространственного подхода при решении творческой задачи любой сложности. В-третьих, масштабное видение решения проблемы у проектанта развивает понимание архитектуры как сложного, но целостного явления культуры. В-четвертых, рационально используется время, отведенное на проектирование.

Выводы:
1. На основе всего вышеизложенного можно констатировать, что организационно-методический рывок экспресс-анализа с его универсалиями и дополнительное обилие фактологического информационного научно-теоретического материала подводят к формированию нового метода – МЕТОДА ДОПРОЕКТНОГО ОСМЫСЛЕНИЯ. Диалектический взгляд на взаимосвязь основных форм движения материи "низшие формы входят в высшие, но высшие формы не сумма низших, а новое качество" – подтверждает обоснованность данного вывода. Разумеется, еще немало предстоит сделать по формированию его универсалий, структурности, системности, включенности в проектную практику.
2. Подготовительный, исследовательский этап академика Б. Г. Бархина обретает новую жизнь, что свидетельствует о преемственности и развитии профессиональной методологической культуры.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
1. Мартынов, Ф. Т. Философия. Эстетика. Архитектура : учеб. пособие / Т. Ф. Мартынов. – Екатеринбург : Архитектон, 1998. – 534 с.
2. Некрасов, А. И. Теория архитектуры / А. И. Некрасов. – Москва : Стройиздат, 1994. – 477 с.
3. Иконников, А. В. Мастера архитектуры об архитектуре / А. В. Иконников. – Москва : Искусство, 1972. – 343 с.
4. Раппопорт, А. Г. Границы проектирования / А. Г. Раппопорт // Вопросы методологии. – 1991. – № 1. – С. 19–38.
5. Кармазин, Ю. И. Творческий метод архитектора : введение в теоретические и методические основы / Ю. И. Карамзин. – Воронеж : ВГУ, 2005.
6. Мигдал, А. Б. Поиски истины / А. Б. Мигдал. – Москва : Мол. гвардия, 1983. – 239 с. : ил.

Введение.
Архитектурное творчество как понятие и как действие не имеет абсолютного будущего без проектной идеи. Для того что бы начать рассуждение и диалог с самой идеей следует обратиться к ее значениям, формулировкам и содержанию, ведь на сегодняшний день архитектурное проектирование в наиболее общей трактовке и тем более в наиболее сглаженной форме содержания использует данное понятие. Но понятие, так как сама содержательность, утрачивает значимые свойства на пути к непосредственной реализации. Непосредственная реализация – именно так сегодня можно охарактеризовать материальную сторону выражения “Проектной идеи”. Реализация-то есть, да еще в каком масштабе, но какая это реализация? И тут нельзя не затронуть аксиологические аспекты архитектуры и ее проектирования, ведь ценностный базис закладывается в архитектуру, начиная с внешних процессов ее реализации, допроектного дискуса и противостоящей силы взаимных диалогов и монологов. Далеко не последним значением в данной связи обладает понятие мотивации в реализации архитектурной реальности на интеллектуальном, духовном и материальном уровнях. Так что же подталкивает архитектуру к трансформации: идея, кричащая изнутри, или потребность, обоснованная внешним неудовлетворением? И это очередной вопрос, а точнее: цепочка вопросов, замыкающая звенья нарастающей проблематики друг за другом, но мы рассмотрим лишь некоторые из них, среди которых вопросы идейных проектных ориентиров в формате источников их развития, их послойную оболочку, иерархию и сущность, как всеобъемлющую идейную единицу, проникшую в самую глубину архитектурной реальности. А проникла она туда не сама по себе, а благодаря последовательному укрытию множествами ложных оболочек и пятен, словно камуфляжной формой, которая маскирует все параметры и уравнивает все вокруг, подгоняя под общий характер скрытной нужды исполнения формальных и поверхностных внешних потребностей, ведь даже окна дома или квартиры мы перестали открывать и всматриваться в красоту окружающего мира, так как он зачастую скрыт глухой стеной соседнего торгового центра. И тут ценностные парадигмы начинают кипеть в огромном котле неопытной хозяйки, где информационное многообразие ингредиентов не дают ощутить нужный вкус. Так мы получаем абсолютно пресный завтрак, обед и даже ужин, хоть он уже и претерпевает опытные изменения, но все же, даже ошибки завтрака невозможно устранить полностью, хотя технологии и рецепты вполне понятны и доступны. Таким образом, рассматривая различные "блюда" вчерашней, сегодняшней и будущей реальности мы конечно же их сравниваем выбирая наиболее предпочтительные для дальнейшего улучшения, однако перестройка идеалов и ценностей происходит слишком быстро, информация и первом, накладывается на второе и третье и таким образом чувство гармонии, наполнения и всеобщего удовлетворения теряется в погоне за поиском новых ощущений. Рассматривая в подобном контексте сущность можно сказать, что это рецепт компонентный, ситуационный, интеллектуальный, духовный и чувственный.

Проблематика отсутствия проектной сущности, как архетипа.
Для того чтобы уловить и усмотреть сущность, следует определить контекст данного понятия относительно проектной идеи. Если рассматривать сущность в наиболее простом и доступном понимании, то это вещь в себе, отражающая саму себя, но тогда тут сложно усмотреть какие-либо глубокие особенности или можно сказать, что это вещь, просто выполняющая свою роль и она бескомпромиссно такая какая есть. Но мы говорим о сущности, как о глубинном основании проектной идеи, которая не может быть простым замыслом и точка…, она обладает функцией, ролью, значением, характером и какими-то еще признаками, которые нам еще предстоит выявить и открыть, но и уже в перечисленных могут быть сомнения относительно конкретных контекстных ролей, однако обратить внимание на данные понятия следует, так же как и на позицию сущности в аксиологии архитектурного творчества, является ли она ценностным носителем, многогранна ли она или же она и есть ценность как таковая. Но тогда может оказаться, что большинство объектов реальности не обладает этой ценностью или попросту игнорирует ее, не заботясь о ее содержании, роли и значении относительно всего проекта и следовательно самой идеи. Да, можно как угодно отрицать роль и понятие сущности, его трактовку и наличие в архитектурной реальности, но чувствуя подсознательно нужду идейной квинтэссенции мы порой бессознательно всматриваемся и постоянно ищем ее среди ложных ценностей уже пришедшей культуры паттернов и заимствований. Согласитесь, сложно найти целостную идею в существующей проектной среде и еще сложнее усмотреть в ней что-либо, так как она стали либо простым атрибутом, либо следствием обогащения ложной культуры. Таким образом возникает невозможность усмотрения сущности в какой-то проектной идее, ввиду частого отсутствия ее истиной ценности, а саму сущность нельзя искать в ложных идеалах или вовсе в их отсутствии, по этому и ее наличие не всегда имеется в той или иной реальности и самой проектной идее. Подобное поверхностное и частично ложное изложение ценностей размножает проектный замысел, но и пропорционально делает его менее значительным и полноценным. Идея, несущая в себе одно лишь понятие априори не может иметь содержательности. Опустим многогранную проблематику методологии и процессуальной действенности в формате архитектурного творчества, они и так полны неясности, скрытой за наглостью давления единичными внешними приоритетами, но говоря об архитектурном творчестве и проектной идее, как о фундаменте здоровой и благоприятной реальности с перспективами многопланового развития, нельзя отрицать появление, развитие и усмотрение сущностного потенциала, который служил бы сакральным ориентиром в мире архитектурного творчества и конкретных проектных идей. Можно предполагать, что по средствам сущности мы можем передавать не только проектный замысел, но и чувства, эмоции, значения, состояния, тем самым, укрепляя духовную связь архитектурной реальности с культурой и миром человека.

Переворот ценностей проектной идеи.
Рассмотрим подробнее причинность отсутствия и отторжения сущностной парадигмы, именно отторжения, так как сущность = ценность, а ценность как мы заметили, не только локальная, но и общекультурная, стала противоречить нашим же принципам, желаниям и истинным нуждам. Такой процесс сегодня актуализируется повсеместно различными способами влияния внешнего инструментария на сознание человека и его внутренний мир. Данную проблему широко осветил Н.А. Углинская в работе “Кризис культуры, как процесс смены ценностей”, да это мало касается непосредственно архитектуры, но зато широко раскрывает социально-политический настрой системного управления культурными кодами и локальными ценностями общества. По словам профессора П.В. Капустина ценности сегодня уподобляются целям, что явно отсекает их от малейших маневров в сторону динамики духовных переживаний, интеллектуальных озарений и эмоциональных всплесков. П.В. Капустин приводит яркую метафору на данную тему, сравнивая cовременные военные технологии с их терминологией "захвата цели", "преследования множества целей", слоганом "Выстрелил - и забыл!" [1]. Думаю, что многие согласятся с концептуальной изоляцией архитектурной реальности и самих ценностей, но не культуры. Культура в данном случае далеко не изолирована, она лишь зажата иными культурами, вышедшими как массовое приветствие новых обратных ценностей, как уже зарекомендованных кодов поведения, потребления, мышления. В условиях “Информационной войны”, проникшей во все уголки нашей жизни, стало сложным усмотреть даже простые параметры архитектурной реальности, не застрагивая глубинные – сущностные. И да, скорее всего здесь замешена целая цепочка проблем, связанных и с отсутствием истинных ценностей, избытком информации, скоростью обновления, трансформацией потребностей и банальным отсутствием желания, а в скором времени и сил, что-либо изменить в сложившейся ситуации. Начало проблем обусловлено именно разомкнутостью звена ценностей и захвату в круг чужих ценностей, аксиологическое обоснование которых не ложится в привычную матрицу культурного развития конкретной народности. Конечно же фактор народного генома по характеру должен быть связан с парадигмой развития ценностей и укреплением целостности мировоззрения, форм и типологических параметров потребностей и нужд общества. Вопрос о сущности в данном случае позволяет нам обернуться назад и разобрать аксиологию не только во внешней реальности, но и самое главное, постараться приоткрыть занавес духовного камуфляжа тайн и культуры.

А что же сама проектная идея? Здесь как можно догадаться проецируется похожий сценарий, обусловленный смешанными принципами, поверхностными приоритетами и обнаженным внешним желанием создать некий комфорт. Все же в этой ситуации внешнее, подобно тому, как молодые девушки и статные дамы сегодня всячески трансформируют свою внешность, забывая о состоянии внутреннем, собственной сущности, делая ее полностью внешней и управляемой поверхностными вкусами, организующими плоский контур, за которым нет никакого внутреннего объема. Вот так и в проектной идее; определенные извращения коснулись и ее. В большей степени они связаны с отсутствием целостности многих проектных процессов и стремлением к полноценной жизнеспособной реальности. Нельзя забывать, что проектный замысел, есть органичная, подвижная среда, динамика которой берет начало из импульсов интеллектуальной, духовной и физической деятельности.

Формы организации проектной идеи.
Вопрос о формах организации проектной идеи не следует путать с формами ее реализации. Здесь важно понимать, что именно будет формировать идею и как, какими ценностями она может быть наполнена, как они структурированы и чем объединены. Таким образом, сам процесс сущностного усмотрения может быть найден именно в общих явлениях, объединяющих все направления мысли. Организация и реализация выступают, как понятия, отражающие некий процесс действия, но каждый из них совершает его в разных плоскостях. Прежде чем реализовать какой-либо замысел, следует превратить его в идею, наполнив действием в интеллектуальной и духовной плоскостях, потенциально обогатив проектный праксис сущностными основами. Развивая мысль о проектной идее в архитектурном творчестве можно использовать различные техники, методики и материалы, но можно так и не привести в движение механизм реализации, по этому, понятие организации проектной идеи невольно нуждается в действенных импульсах со стороны связи интеллектуальной и духовной культуры, которые в свою очередь тоже должны обладать как мы уже заметили далеко не ложными ценностями, дабы не дать шанса ускользнуть проекту без идеи в какую-либо реализацию. Да и такое возможно повсеместно! Находясь в заложниках социальных, бюрократических, политических и многих других систем архитектурное творчество, как и все его идеи и сущности заворачиваются в многослойную оболочку, за которой либо почти, либо вовсе не видно источника культуры, мысли, сознания и духа.

Ну и конечно же, так красочно обогатив значимость проектной идеи следует поговорить об эталонах. Само понятие отражает матрицу наследственных измерений, что а нашем случае весьма актуально, ведь культурная наследственность должна возрождаться, конечно не в первозванном виде, но с сохранением ценностей и приумножением их через инструменты настоящего времени. Здесь важно отметить не геометризированную обоснованность а движение идеалов в пространстве и времени, продиктованных настоящими ценностями, природа которых лежит во взаимодействии общества с реальностью и друг с другом. Мы все реже употребляем понятие Эталон в различных сферах жизнедеятельности и во многом это связано именно со скоростью изменения информационного поля и следовательно трансформаций культурных кодов, как новых форм поведения и мышления далеко не устоявшихся в обществе, а берущих под себя только лишь массовостью и наивной простотой. Эталоны конечно же есть, но они на столько сломали культурную матрицу, что человеку стало практически невозможным создать нечто интеллектуальное и духовное, которое будет отвечать массовым нуждам, быть обоснованным и образцовым. Так в качестве образцов стали выступать именно внешние модели поверхностного порядка, ответственные за уравнивание всего и вся. Такие образцы, даже языку сложно назвать эталонными, в них даже порой отсутствует привычная гармония геометрии, не говоря уже о гармонии мысли и неких импульсов духовного потока. Ставит вопрос: и как же можно найти эталон проектной идеи в архитектурном творчестве, какими параметрами он обладает и можно ли его использовать как модель для построения новых форм архитектурной реальности?

Построение эталона проектной идеи.
Рассуждая об архитектурном творчестве, его концепциях и замыслах просто невозможно представить рядом существующую практику, основанную на законодательной, композиционной, функциональной однородности, которая идет вразрез с самим понятием творчество, но не будем капать глубоко, это лишний повод актуализировать бюрократию еще в большей мере, но говорить об этом нужно и желательно открыто. Обсудим же мерила проектной реальности и что выступает сегодня в их образе. Наверное, уже практически с полной уверенностью можно говорить о подмене не только ценностей, но и понятий, казалось бы, простых, но очень важных. Так мерилам и эталонам сегодня сложно существовать вместе, так как их глупо пытаются объединить, руководствуясь все теми же внешними потребностями и нуждами. Образцы, примеры, кумиры, эталоны, все стало равнозначным по природе нынешней культуры, а многое и вовсе сложно поддается четкой контекстной расшифровке. Можно ли среди всего этого обнаружить сущность или может она и есть тот самый эталон, который следует брать на вооружение, но ни как понятие вещи в себе, а как нечто уникальное с определенным строением. Эталон – скорее, как феномен присутствия сущности в архитектурном творчестве, его идеях и реальности. Таким образом построение эталона проектной идеи может сводиться к наличию определенных синтетических компонентов в ней, выводящих ее на уровень целостного восприятия, пронизанного спиралью сущности, вобравшей в себя те фундаментальные основания, на которых строится концептуальная смысловая иерархия.

Заключение.
Приходя к облику сущности, как эталону проектной идеи, ее присутствие, также как и ее усмотрение в архитектурной реальности и самом творчестве, является источником культурного диалекта ценностей внутреннего и внешнего мира, составляющие не просто баланс в архитектурно-проектном срезе, но и общемировом устройстве. Усмотреть сущность во всей красе нам еще предстоит и предстоит так же научиться ее использовать в проектной архитектурной реальности. Сущность может отражать не только информационные культурные коды, но и должна оперировать демонстрацией локальных уникальностей, выражаемых каждым архитектором или художником. Проектный замысел является проявленным, если он обладает не одним узким языком, а системой коммуникативного взаимодействия, ориентированной на любого индивида. Проводя параллель это можно сравнить с человеком, путешествующим по всему миру и говорящим на любом языке той реальности, в которой он оказывается, он не адаптируется, а просто имеет то, что ему необходимо для полноценного существования. Так и проектной идее для полноценного существования нужна сущностная основа, устанавливающая прямой диалог с обществом и самой реальностью, а пронизывая всю идею она объединяет различные плоскостные контуры в объемную мысль, создавая как итог не просто объект в себе, а объект содержащий в себе… А что он содержит, решать только нам, какой культурой, ценностями и языком его наполнить и чем объединить. Таким образом, можно предположить, что сущность формируется на основе передачи ценностей внутреннего и внешнего порядка проектной идее, которые не просто обитают в проектной реальности, но и которые мы, как архитекторы обязаны позволить усмотреть в той проектной реальности, которую мы создаем.

Библиографический список:
1. Капустин П.В. Аксиология архитектурного проектирования // IX Всероссийский фестиваль науки [Электронный ресурс]: сборник докладов в 2-х томах. Том 1. / Нижегор. гос. архитектур.-строит. ун-т. - Н. Новгород: ННГАСУ, 2019. - С. 549 - 552. 1 электрон. опт. диск (CD-R).
2. Капустин П.В. Ценностная ориентация в проектной культуре // Архитектурные исследования. Научный журнал. - Воронеж: ВГТУ. - 2020. - № 2 (22). - С. 38 - 43. - Режим доступа: https://cchgeu.ru/science/nauchnyeizdaniya/arkhitekturnyeissledovaniya/АИ%202(22).pdf

Введение.
Современная архитектура достаточно давно ступила на этап масштабных предметно-пространственных трансформаций, требующих удовлетворения массового спроса и внимания общества. В данной связи с учетом исторически сложившихся циклов промышленной и культурной революции архитектурная область стала как губка впитывать в себя весь потенциал интеллекта, души и сознания человека, выраженных в его стремлении упростить собственную жизнь, максимально ускорить технологические процессы и в то же время обогатить культурную составляющую, отвечающую за внутреннюю философию общества, созерцательный характер и аксиологические явления. Таким образом, в условиях расцветающего синтеза социально-экономических предпосылок формируется новое восприятие образа жизни, определяющее характер воспринимаемой информации, эталонные образы и скорость, как ключевой фактор в развитии всей предметно-пространственной среды на внешнем и внутреннем уровнях. Иная динамика, циклы, инструменты, контексты, все это создает необходимость трансформации как в архитектурном творчестве, так и в его следственных областях: проектировании, строительстве, благоустройстве, признавая все чаще выгоду от использования модульных систем. Поиск универсалий в таком случае усиливается и приобретает массово распространенный характер, обусловленный выгодами с точки зрения экономики, качества, скорости и времени. Данные позиции широко воздействуют на развитие тех или иных шаблонов, модульных элементов и форм в архитектурнопространственной среде, которые сегодня окружают человека повсеместно, как в быту, на работе, улице, так и в иных средах и областях жизнедеятельности. Математический алгоритм,вклинивающийсяв вольную пластику, с одной стороны создает упорядоченную модель образа, стиля, а с другой формирует паттерн однородности, без которого в угоду предоставления комфорта массового потребления сегодня практически невозможно обойтись, да и экономика проще управляет такими формами, реализуя их в архитектурной среде начиная со строительных материалов и заканчивая крупными формами и образами самой архитектуры. Комбинаторика в таком случае заставляет выявлять закономерности в решении проектных задач в целом, и в детальной проработке в частности, развивая тем самым не только образ архитектуры, но и формы мышления, на которых она основана. Одним из основоположников комбинирования так называемых «беспредметных элементов» является Яков Георгиевич Чернихов (1889 – 1951). «Умение фантазировать и претворять образы, фантазии в видимые начертания есть первая основа новой архитектуры», – утверждал Чернихов.[1]Он был создателем новой системы по наглядным пособиям, в которой большое значение отводилось графическим задачам, раскрывающим сущность построения через игру вариаций. В новейшей архитектуре связь морфотипов и форм уникальной художественной пластики привела к формированию удивительного явления в архитектуре, связывающего однотипное с неповторимым. Комбинаторика так же способствовала появлению новых композиционных познаний и законов, что еще больше расширило потенциал художественной культуры в архитектурном творчестве.

Актуальность.
Использование модульных универсалий в окружающем пространстве касается не только архитектуры, но и многих других процессов жизнедеятельности общества, однако именно в архитектуре, как наиболее близкой информационно-пространственной среде можно наглядно наблюдать трансформацию языка геометрии, плотно соседствующей по характеру с формами мышления и существования человека. Проявлению многообразия этих форм способствует такой интереснейший катализатор, как комбинаторика – полифоничный в своем роде и назначении прием характерный для современных видов творчества. Он не просто отражает стиль мышления и его глубину, но и помогает выработать широкий спектр форм и моделей, адаптированных под любую категорию внимания и потребления. Использование комбинаторики активно развивает творчество во многих его проявлениях предоставляя экономике большой диапазон различных функционально-смысловых конфигураций той или иной идеи, предмета или явления. В современной архитектуре типология массового спроса требует унифированной системы проектирования, строительства и от части образности. Большинство актуальных объектов, таких как жилье, офисные здания пользуются определенными стандартами, проявляя таким образом не только усвоение норм, но и повышая скорость реализации объектов и их доступность. Первые разработки «модульного строительства» в России иногда датируются 1928 г., когда архитектор К. Мельников разработал идею своего дома, состоящего из двух врезанных цилиндров с определенным функциональным зонированием.[2] В архитектурном творчестве комбинаторике отведена достаточно противоречивая роль, однако это не умаляет ее популярности в формировании трансформативных функций и интереса к вариабельным формам адаптации простейших элементов, из которых впоследствии образуются удивительные объекты. Самое основное преимущество комбинаторных принципов это, то что в них уже заложен потенциальный цикл операций, основанных на взаимодействии композиционных узлов одного объекта, что позволяет проникнуть в сущность его возможностей в различных контекстах и средах. Формирование в себе спектр определенных алгоритмов, открытие которых является некой целью архитектора, комбинаторика позволяет использовать типовой композиционный элемент в различных интерпретациях, приводя архитектурную среду к общим стилистическим параметрам, цельности, гармонии и смысловой содержательности.

Проблематика и процессы.
Принципы композиционной комбинаторики хоть и являются достаточно интересными инструментами для развития типового модуля в формообразовании, но они зачастую, ввиду неправильного использования приводят к возникновению навязчивого паттерна, унижающего индивидуальность и уникальность каждого отдельно взятого архитектурного объекта. Несомненно, комбинаторика со всеми своими возможностями является матерью большинства массовых структурных объектов различной типологии. Жилье, офисы и многое другое активно используют как в отечественной, так и зарубежной практике универсалии, систематизированные до множества комбинаций и алгоритмов, которые активно заражают архитектуру и сознание человека определенными художественными циклами, комбинация которых предоставляет еще больше возможностей. Составляя основу для нынешнего типового облика зданий крупных городов, композиционные возможности художественного модуля используются в достаточно узком диапазоне и до самой комбинаторики как таковой дело редко когда доходит, оставаясь в виртуальной среде собственных возможностей она лишь претендует на актуальность формирования средовых универсалий. Линейный модульный алгоритм дает простоту, удобство и определенную устойчивость архитектуре, однако его инертное эксплуатация не создает новых форм, возможностей, пластики и уникальных концепций объемно-планировочной организации, что ставит под сомнение информативное восприятие самой архитектуры, не говоря уже о ее духовно-смысловом наполнении. В российской практикепроектирования это наиболее вязкая среда, своего рода трясина, из которой всячески пытается выйти архитектор, и в которую повсеместно входят строители, но это уже социальный вопрос конфликта компетенций и мировоззрения, к которому благополучно присоединяется дисциплинированная экономика и высокая скоростная отдача при реализации проектов, негативно сказывающиеся на образе и выразительности архитектурной среды.

В целом же комбинаторика как не полностью освоенный инструмент сидит в архитектурных умах, но не может найти поддержки извне для доказательства собственных уникальных и многогранных возможностей. Конечно, двоякость восприятия такого инструмента наводит еще больше смуты в архитектурной деятельности, то ли от незнания подходов к использованию таких систем, то ли от страха прийти к однородной типизации, уходя от художественно-пластической сноровки. Скорее верно все и даже более. Обладая социальной преемственностью и культурой, среда воспринимает исключительно ее требования в отличие от её чувств и переживаний. Подобная психологическая тирания наблюдается в ряде стран, где социальный, культурный и экономический фактор занижены или взаимодействуют друг с другом опосредованно. Сама же комбинаторика в рамках всецелого восприятия возможностей архитектурного творчества имеет в себе один важнейший сравнительный минус: она использует в своем арсенале всего одну устойчивую форму для исследования, лишая тем самым этот инструмент иной пластики и средств выразительности, но это является и ее преимуществом, ведь погружение в сущность единичной формы позволяет раскрыть ее полный потенциал.

Размышляя шире, можно вовсе прийти к вопросу о рациональности употребления понятия универсалии в архитектурном творчестве и дизайне, ведь дизайн априори не может быть универсальным, ставя для себя задачи уникального воплощения, однако его методы и инструменты определяются достаточно усвоенными и отработанными формами. Комбинаторика в данном случае является одной из таких форм выразительности.Конечно, пока единой методики формализации комбинаторных действий нет, но даже несовершенные методы организуют единый фундамент в создании наиболее совершенного направления для продвижения в данном вопросе.

Компоненты исследования.
В качестве объекта исследования рассматривается сектор универсалий архитектурного творчества, основной задачей которых является сохранение ценностного потенциала проектируемого объекта, его уникальности, сущности и полноты духовного, смыслового и пластического характера, а также его расширение на данных уровнях. Проблема универсалий восходит к философским идеям Платона и Аристотеля. Тема приходит в средневековую философию не напрямую из работ античных философов, но через комментарии к их трудам.[3] Однако роль универсалий в античной философии и восприятии сегодня достаточно различны. Для общего характера понятийной модели узко профессиональной среды универсалии, есть возможность повсеместного использования, то что можно применять многократно. Архитектура с этой позиции выступает наглядным пособием, где в зависимости от типологических характеристик используются те или иные сходства характерные для удовлетворения массовых нужд и интересов. Эти интересы и многое другое в свою очередь формируют циклы, в которых человек преобладает каждодневно, выполняя некий жизненный алгоритм, переводя различные универсалии из одной плоскости в другую. Тот архитектурно-пространственный ландшафт, который создан сегодня наиболее наглядно отражает эволюцию общества в культуре, экономике, политике и т.д. Понятийное восприятия самих универсалий сегодня не совсем корректно отражается на архитектуре, уводя ее все дальше к унифицированию и упрощению, вто время как универсалии должны идти в обратном направлении, обогащая методологический веер принципов, методов и особенностей реализации архитектурных объектов. Такое позиционирование можно также оставить в проблематике социально-культурной среды. Сами же универсалии в профессиональном контексте должны содержать структуру возможностей, использование которых будет способствовать формированию баланса между культурными, социальными, экономическими, пространственно-временными, интеллектуальными и иными потребностями общества. Подобное равновесие сегодня мало где можно наблюдать и ключевой баланс влияния определяют доминирующие сферы жизнедеятельности. В архитектурном творчестве комбинаторика используется как сильнейший инструмент художественной выразительности, имеющий достаточно устойчивый динамический принцип в своей основе, являющийся в определенной мере универсальным.

Рассматривая в структуре универсалий инструментов комбинаторики формообразования, следует отметить их постоянство в среде архитектурного творчества, где для связи образно-пластического представления и массовых социальных потребностей необходим некий единичный стилеобразующий образ, раскрытие которого в такой масштабной среде как архитектура, невозможно без его многоступенчатого развития в формате комбинаторного взаимодействия. Широкую актуальность комбинаторики приобретает в структуре крупных городов, где преобладает многоэтажная плотная застройка, требующая с одной стороны простоты и понимания характера возведения и образа, а с другой возможностей построения иных алгоритмов с помощью конкретного паттерна. Архитектурное творчество в свою очередь, определяя в качестве цели становление образно-пластического идеала, всегда начинает свой поиск с формы и как правило эта форма единичная, выполняющая роль сырья для последующих трансформаций. Универсальность комбинаторного метода в архитектуре таким образом сложно оспорить, ведь он отвечает за смысловое расширение как на внешнем предметном уровне, так и на внутреннем мировоззренческом и смысловом. Границы исследования в данном случае определяются не только архитектурным творчеством, но и иными нюансными сферами, также оперирующими комбинаторикой. Архитектура же служит наиболее воспринимаемой и действенной из всех. В ней мы чувствуем сценарий смыслового действия человека, отличающий его от действий природы и ее форм.

Вектор исследования.
Комбинаторика в среде архитектурного творчества должна выполнять роль трансформации простого математического импульса в систему художественных представлений, основанных на явных выявлениях связей между схожими морфотипами, образуя универсальную стратегию для последующего стилевого соподчинения и соучастия с контекстной средой. Использование комбинаторных принципов в архитектуре должно представлять собой цельный фрагмент проектирования, направленный на установку отношений между внутренним и внешним. В рамках архитектурного творчества он помогает раскрыть возможности будущего объекта и его пространственного взаимодействия, а также интеллектуальные перспективы творческой личности, проявляющиеся в ходе поиска новых синтетических отношений между устройством формы и ее содержанием. Использование комбинаторики выражается не только во внешнем характере архитектурной среды, но и в ее внутреннем планировочном цикле, в котором повсеместно можно наблюдать универсалии конкретных функциональных блоков. Современная архитектура широко нуждается в освоении всех возможностей модульной конфигуративности для выявления новых алгоритмов взаимодействия и устройства равновесия между факторами экономического, социального и культурного влияния, находя выгодные позиции для реализации творческого замысла. Влияние проблемы оторванного переноса конкретного модуля в сторону универсальности построения самой архитектуры, без участия композиционного поиска взаимодействий на этапе проектирования, ставит восприятие модульной комбинаторики в отрицательную сторону. Так ключевой задачей в данной связи является сохранение данного направления как инструмента для конкретных целей, обладающего свойствами прямого интеллектуального и художественного расширения, а не сокращения потенциала возможностей художественно-смысловой выразительности.

Заключение.
Простираясь от архитектурной идеи до ее реализации, масштабная проектная среда невольно обращается к особенностям комбинаторного взаимодействия, формируя тем самым модель формообразования будущего объекта. Конечно, невозможно полностью утвердить или опровергнуть позицию модульного взаимодействия в формате архитектурного творчества, но следует установить его многогранность, отраженную в различии устройства связей. Архитектура еще не в полной мере освоила данный инструмент и зачастую ошибочно применяет лишь его компоненты, заставляя определять образ архитектуры как типовой линейный алгоритм. Следует отметить необходимость вывода комбинаторики из творческой среды в предметнопрактическую, в ту, где она получит настоящий прикладной статус универсалий, а пока это лишь прием, несущий многоплановый творческий диапазон и художественно- пластический импульс внимания в сфере архитектурного творчества. Тем временем средства модульной комбинаторики широко развиваются в цифровой среде дизайна, где потенциал такого приема позволяем с большей выразительностью и опредмечиванием выходить на жизненный уровень – уровень предметной реализации. Рассмотрев данный инструмент в рамках архитектурного творчества нельзя прямо заявлять о его претензии на место влияния в последующих проектных циклах, однако роль выгоды многошаговости единичной системы порождает огромный интерес к комбинаторике и ее прямому взаимодействию с политикой экономической и социально-культурной сферой.

Литература:
1. О.В. Гетманченко, Л.Н. Макогон, “Архитектурная комбинаторика и формообразование”, УДК 711. 01: 745 // Известия вузов. Инвестиции. Строительство. Недвижимость № 1 (6) 2014 //Архитектура. Дизайн – С. 87.
2. Сауков Д. А., Гинзберг Л. А., “Современное модульное строительство”//Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б. Н. Ельцина, Екатеринбург – С. 71.
3. Универсалия — Википедия (wikipedia.org)

В настоящее время, как показывает практика, важным условием для устойчивого гармоничного и просто правильного композиционно-художественного, стилистического, а также функционального развития города является не только совершенствование подходов к проектной архитектурно-градостроительной деятельности, но и формирование грамотной политики по использованию законодательной и правовой базы в данном вопросе, а также ее системном развитии, взаимодействии и определении иерархических цепочек в механизмах управления и регламентации архитектурно-градостроительной деятельности. Высокое качество объемно-пространственной среды и ее органичность зависят от конкретных целей, задач и синхронизации художественных проектно-технических возможностей с социальным законодательно-правовым полем. Все это, разумеется, привязывается к конкретным условиям среды и ее компонентам, находящимся в том или ином ведении секторов муниципальной власти. Территориальная преемственность архитектуры постоянна, но весьма оспорима ввиду противоречий предметно-контекстуальной составляющей, которая в условиях отсутствия целостных подходов к проектированию и управлению регулятивными процессами в допроектной, аналитической, проектной и строительной сферах приводят к дисбалансу между локальными и глобальными градостроительными образованиями, а также противоречиям между социальной и административной (управленческой) средой. Следует учитывать типологическую масштабированность архитектуры, которая выстраивает как узкий, так и широкий круг отношений с обществом и отдельными индивидами. Именно данный аспект определяет характер потенциальной проблематики в круге взаимодействия социума, власти и самой архитектуры, где первые являются потребителями, вторые регулятивным инструментом в обеспечении комфортного пользования третьими. Именно типология архитектуры формирует ее социальный статус и коммуникативную приближенность к человеку, его личным персональным или поверхностным чертам и потребностям. В данной связи управление в этих отношениях также представляет собой сложное сочетание крупных и более мелких структур, где локальные и градостроительные особенности архитектуры идентифицируются с ее социальным, смысловым, культурным, историческим и иными категориями. Исходя из этого ответственность перед развитием внешней среды города и ее внутренней духовно-смысловой содержательности возрастает в геометрической прогрессии и требует одновременной синхронизации с выполнением множества требований и норм, которые при всей своей легитимности должны еще грамотно сочетаться с формами авторской архитектурной персонификации и потребностями общества, а порой и конкретных людей, что усложняет форму управления и насыщенность акторов, фигурирующих в коммуникативном спектре активного воздействия на процессы становления целостности и качества архитектурно-градостроительного облика и инфраструктуры города.

Архитектурно-градостроительный облик и инфраструктура города связаны в первую очередь с проектной деятельностью, в рамках которой существуют свои нормативные идентификации по отношению к той или иной типологии, где должно быть обеспечено, качество, надежность, доступность, безопасность, эстетика и иные позиции, для того чтобы архитектура стала гармоничной и контактной как для своего морфологического окружения, так и для общества, для которого она и создается.

Городская среда является следствием развития многоканальных форм, коммуникаций и приоритетов становления муниципального образования, где статус города определяется характером организации нормативно-правовой системы и механизма взаимодействия ее компонентов, начиная от Федерального уровня и заканчивая муниципальным, где различные системы нацелены на потенциальное взаимопроникновение с целью установки параллелей векторного пути регламентации административно-правовых и иных коммуникаций в соотношении с различными уровнями власти. Архитектура в данной связи представляет собой важнейшую ткань муниципального образования, которая формирует модель социальных коммуникаций в пространстве и их развитие, которое может быть выражено в культурном, физическом, идеологическом, интеллектуальном, психологическом и иных обогащениях. Разумеется, такую крупную систему необходимо держать под контролем для обеспечения ее качественной и слаженной работы и не только в проектном контексте, но и в среде регулирования правовых отношений и междисциплинарных коммуникаций в социальном аспекте.

Облик городской среды сегодня – это лицо всего города, а его инфраструктура – система функционального обеспечения этого облика и его целостной модели социального жизнеобеспечения. К сожалению, двухстороннее восприятие нормативного поля в архитектурно-градостроительной практике повсеместно ориентирует человека к пониманию взаимодействий между проектными нормами и правилами, а также правилами и законами в среде интеграции проектных объектов в реальную объемно-пространственную ткань города, где действуют свои глобальные градоформирующие законы, отличные от локальных типологических требований, относящихся к проектированию конкретного объекта. Все эти моменты регулируют профильные органы власти, ведущие политику в границах муниципального образования и региона, что в свою очередь и создает определенную путаницу в столь глобальных и в тоже время парадоксально локальных пересечениях правового и административного регулирования, а также устройства архитектурно-градостроительной ткани города с ее функциональной инфраструктурой.

Таким образом, исходя из насыщенности и многогранности городской среды с ее визуально-смысловым и предметно-пространственным содержанием, мы приходим к пониманию глобального восприятия управления и актуализации целостности развития городской ткани во всех ее архитектурно-градостроительных аспектах, где важнейшими формами рассмотрения является образ, как отражение смысловой эстетики и инфраструктура, как подержание ее функционального развития, а также их взаимное устройство и нормативноправовое регулирование, необходимое для соучастного взаимодействия между разноплановыми историческими, стилистическими, конструктивными, технологическими, пространственно-временными и иными формами реальности. Нормами и регламентами в подобных отношениях как правило занимается профильный блок муниципального образования, который может быть представлен управлением, департаментом или иным структурным подразделением, ведающим вопросами взаимного регулирования архитектурноградостроительной деятельности в контексте границ муниципального образования (городского поселения), при этом он ссылается на глобальную иерархию регулирования данных аспектов, которая наглядно отражена в статье 22 Компетенция органов архитектуры и градостроительства в области архитектуры. Федерального закона "Об архитектурной деятельности в Российской Федерации" [1]. Уполномоченный Правительством Российской Федерации федеральный орган исполнительной власти по координации деятельности в области архитектуры и градостроительства и соответствующие органы субъектов Российской Федерации образуют единую систему исполнительной власти в области архитектуры. Органы архитектуры и градостроительства осуществляют свою деятельность на основании градостроительного законодательства, настоящего Федерального закона и соответствующих положений об органах архитектуры и градостроительства. Таким образом, государство с помощью соответствующих подразделений субъектов ведет целостный мониторинг отношений и их регламентацию в архитектурно-градостроительной сфере, при этом местная муниципальная власть имеет соответствующие полномочия по самостоятельному устройству архитектурно-градостроительной политики в пределах своих компетенций, полномочий и границ муниципального образования, что в свою очередь делает их деятельность узко регламентированной в данных пределах и в соответствии с особенностями той или иной территории [2]. Исходя из того же закона об архитектурной деятельности, можно сказать что правовое регулирование в данном поле актуализировано не просто ввиду глобального и разномасштабного характера архитектуры и городской среды в целом, а из-за насыщенности и многообразия взаимодействующих друг с другом факторов и предпосылок, оказывающих огромное влияние на облик города и его инфраструктуру, где безопасность, экология, духовность и многое другое должны удовлетворять потребностям и общества, и человека, как единицы становления персональной и глобальной культуры, что вытекает из статьи 1 ч. 1 169 ФЗ. Следует отметить также ориентацию закона на архитектуру как на вид искусства, что позволяет рассматривать ценностные аспекты в данной сфере на всех пространственно-временных рубежах и возможности их адаптации под современные потребности общества.

Ранее уже говорилось о насыщенности факторов, которые формируют коммуникативную сеть в архитектурно-градостроительной деятельности, здесь преобладает свое масштабирование, где в экспансии развития города участвуют: собственники (владельцы) архитектурных объектов, подрядчики, застройщики, органы местного самоуправления и органы государственной власти. Таким образом осуществляется социальная цепочка отношений, словно в самой архитектуре, между ее малыми локальными компонентами и глобальными системами их синхронизации в пространстве, на основе методов культурного, технического, функционального, социального синтеза и поиску в нем рациональных переходов, а также проявлению доминант и контрастов. Ноту сложности в данную систему отношений вносит на мой взгляд творческий процесс, фигурирующий в основах легитимной формулировки самой архитектурной деятельности. Являясь субъективной стороной в данной теме, творческий процесс формирует персональные основания для трансляции понятийных образов городской среды, что в свою очередь вносит некие контрасты в системные механизмы реализации архитектурной деятельности и ведения соответствующей политики.

Направление муниципальной политики по сохранению и развитие архитектурно-градостроительного облика должно включать в себя две принципиально разные диалектические единицы, имеющие прямое отношение к развитию архитектуры в пространственно-временном контексте, где она, как носитель глобальной культуры и социальной идентичности, проходит сквозь время без каких-либо изменений и обрастает современными объектами, рано или поздно отражающими такую же историко-культурную сущность, что и подобные до этого. Цикличность архитектурно-градостроительного развития города обусловлена социально-культурным развитием общества, политической атмосферой и многими другими факторами-катализаторами трансформации архитектурно-градостроительной среды. Как при этом сохранить былое наследие, остается вопросом константой в поле постоянного развития архитектурной деятельности. Изменения в сознании общества, непременно ведут к морфологическим трансформациям и поиску новых легитимных административных и правовых методов регулирования отношений, манифестов между старым и новым. Муниципальная политика должна быть такой же пластичной, как и городская среда в отношении современных архитектурных включений и понимания роли историзмов в контексте развития города - настоящего и города - будущего.

Что же касается инфраструктуры города, то в этой достаточно многообразной системе социального обеспечения кроется еще больше сложностей и краеугольных моментов, связанных с правовым регулированием и устройством, в первую очередь ввиду близости самой функциональности к жизнедеятельности человека, где спектр этой функциональности зависит от качества ее интеграции в жизнь общества, что в свою очередь должно грамотно и доступно регламентироваться законодательными и правовыми отношениями в управлении развитием сложных архитектурно-градостроительных процессов.

Муниципальная политика в области архитектуры и градостроительства не должна иметь разобщенный характер, от ее целостности зависят локальные и глобальные социальные качества комфорта человека и населения в целом. Сложность здесь заключается в синхронизации и учете интересов крупных социальных групп и отдельных единиц, что как и в любой политике порождает диалектические пропорции противоречий. В ходе такого диалога следует руководствоваться не только интересами общества в различных его проявлениях, но и данностью историко-культурного устройства городской территории, имеющей неповторимую идентичность, сохранение и обогащение которой должно ложиться в основу современного законотворчества в отношении экспансии материально-духовной содержательности и функционирования муниципального образования, какой-бы документальный статус оно не имело. Архитектурный облик города и его инфраструктура носят общие цели и задачи в совокупной массе функционально-смыслового развития города, что укрепляет потенциал поиска новых форм совершенствования в политике регулирования архитектурно-градостроительной деятельности.

Теоретические формы в конструкциях муниципальной политики в области архитектуры и градостроительства являются носителями базовых основ Федерального вектора приоритетов в данной области. Разумеется муниципальный сектор также разрабатывает собственные концепции по взаимодействию тех или иных факторов и особенностей, выраженных в отношениях между различными субъектами и объектами в архитектурной деятельности, при этом муниципалитет должен обладать достаточной аналитической, компетентностной, стратегической, кадровой и тактической базами для решения большого спектра задач, которые могут носить как предсказуемый, так и непредсказуемый характер, что в свою очередь должно адаптировать законодательно-правовую систему для регулирования новых коммуникативных явлений в рассматриваемой сфере. Пытаясь приобщить хотя бы теоретически творческий аспект к вполне понятным алгоритмам и закономерностям ведения архитектурной деятельности муниципалитеты различных образований ведут разную политику, заимствуя друг у друга частичные очертания позитивного отклика в данном вопросе. Сегодня зачастую происходит этапное разделение архитектуры в ее материальном и духовном выражении на архитектурное творчество, имеющее место на ранних этапах формирования архитектурного облика; и архитектурная деятельность, приближающая творческий замысел к функциональному предметному выражению и синхронизации с внешней морфологической данностью и внутренними потребностями и состояниями общества. Такая диалектика нуждается в тонких стратегиях правового регулирования, начиная с теоретического уровня, где необходимо найти подобия на двух полярных сценах и сформулировать оценочные алгоритмы, способствующие выявлению тех или иных комбинаций в регулировании правовых основ и внутри архитектуры, и внутри потребностей общества ее формирующей. С течением времени архитектура насыщала свои функции новыми оттенками и сосредотачивала внимание общества на тех или иных аспекты жизнедеятельности, где само общество выполняло роль политического бенефициара в развитии окружающей городской среды, ее символизма и функциональности. «В тень, ‒ пишет С. Гнедовский, ‒ ушла стоимость производства строительных работ, согласование проектной документации в органах экспертизы, получение разрешения на строительство (госорганы), получение условий на присоединение к городским инженерным системам. Указанные разделы кратно увеличивают общий объем затрат на выпуск проектной документации, при этом стоимость и сроки самого проектирования относительно снижаются, что отражается на его качестве». «Феномены повседневности частной проектной практики сегодняшнего времени, ‒ отмечает М. Г. Меерович, ‒ абсолютно никем ни только не исследованы, не зафиксированы, но даже не обобщены и не описаны. Их нет даже в виде информации, не говоря уже о знании (как взаимодействуют частный заказчик и частный исполнитель-архитектор, как взаимодействуют государственный (муниципальный) заказчик и частный исполнитель-архитектор, как реально проходят тендеры и какие фактические механизмы приводят к победе на них, как связаны откаты с содержанием проектов, т.е. каким образом, количество денег выплачиваемых за проект, влияет на сроки, состав исполнителей, степень проработки, меру заимствования готовых старых решений, кто реально и каким образом формулирует задание на проектирование, в какой мере финансовая зависимость архитекторов от заказчиков и политическая зависимость от власти способствуют/противодействуют принятию нестандартных решений, какую роль в содержании проектных решений играют органы управления системой проектирования, чиновники (республиканский, краевой, областной, городской архитекторы) или, например, «рентостроительство», в какой мере в повседневной работе бюрократического аппарата присутствует ориентация на инновационные решения…)….[3] Все это говорит о скудности аналитической базы, а следовательно и стратегическом устройстве современной архитектурно-градостроительной политики, которая судя по всему и сама не понимает что вообще такое адаптация и пластичность. На мой взгляд она закаменела в общественных системах и интересах прошлого. Пересмотр методик, инструментов и категорий развития архитектурноградостроительной деятельности связан с полноценным усмотрением качеств и катализаторов, влияющих на те или иные особенности развития архитектуры и ее целостного развития. Отсутствие фиксации персональной динамики в профессиональном развитии архитектора сегодня стало нормой. Огромный потенциал скрывается именно за личностью архитектора, чей опыт и восприятие архитектурной реальности должны ложиться в основу фундаментального устройства отношений между обществом и архитектурой, новой архитектурой и исторической, современным обществом и обществом с устойчивым взглядом на жизнь. В теоретическом поле архитектор выступает “психологом” в разборе отношений глобальных систем и локальных, внутренних компонентов и внешних. Политика современного развития архитектурно-градостроительной ткани города привыкла к накатанной системности, для которой может быть чуждым пластическое включение постоянно обогащающихся теоретических баз, представленных отдельными архитекторами и крупными проектными учреждениями.

На мой взгляд архитектурная деятельность удобно для системы разделила теорию от практики, намеренно разорвав отношения между творческим и практическим основанием архитектуры. В управление же и политике ведения архитектурной деятельности и на муниципальном, и на иных уровнях преобладает похожая проблематика, но при всем этом в границах системности есть и свои проблемы, рожденные той самой системностью, понимание которой породило множество алгоритмов, обходящих без труда теоретические концепции, завершающих свое действие в поле концептуального формообразования самой архитектуры и ее символических языковых возможностей в отношениях с человеком.

Библиографический список:
1. Федерального закона от 17.11.1995 N 169-ФЗ (ред. от 19.07.2011) "Об архитектурной деятельности в Российской Федерации"
2. Федеральный закон от 06.10.2003 N 131-ФЗ (ред. от 06.02.2023) "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации"
3. Розин В.М. Архитектура и политика государства, Архитектура и дизайн, 2017 – 2. Статья из рубрики "Архитектура и общество". - С. 28

Архитектура и искусство, как важнейшие составляющие созидательной деятельности на всем протяжении исторического развития пространства, сознания и общества в целом являлись и являются неотъемлемой частью коммуникаций, языкового информационного обмена и взаимодействия человека с различного рода объектами и системами. Но при всем этом видно на сколько обособлены эти направления и как они по-своему автономны, что с одной стороны повышает их мощь и величие, а с другой делает слабыми от части в отношении комплексного воздействия на сознание и чувства человека.

Большой проблематикой творческого взаимодействия в г. Воронеже является большой дефицит крупных открытых площадок для развития выставочной и event деятельности, которые могли бы не просто собирать крупные социальные массы, налаживая между ними отношения, но и предоставлять гармоничную, современную, технологически развитую среду для экспозиционного моделирования и правильной подачи творческой информации по средствам вербального и невербального восприятия. Однако, благодаря таким локальным и адаптированным современным площадкам как дом архитектора, можно смело развивать новые творческие взаимодействия и грамотно подавать сценарий собственного мышления, демонстрируя его художественную концептуальную окраску в правильном контексте и гармонизации с социальными факторами внешнего порядка. Еще более сложным кажется сам процесс интеграции различных направлений творческой деятельности, в особенности если они имеют разномасштабный характер восприятия человеком, но именно для этого в данной работе и приводится тезис корреляции и взаимодополнения одного другим, их уравновешивание в прочтении и повышении целостного уровня эффективности влияния художественных эффектов в рамках симбиоза архитектуры и живописи.

Архитекторы создают для человеческой жизнедеятельности художественно организованное пространство, которое становится средой для синтеза искусств. Всемирно известные архитектурные сооружения и ансамбли запоминаются как символы стран и городов (пирамиды в Египте, Акрополь в Афинах, Колизей в Риме, Эйфелева башня в Париже, небоскребы в Чикаго, Кремль и Красная площадь в Москве). Современный мир архитектурного проектирования, как отдельных объектов, так и комплексов делает основной упор на поли функциональность, взаимопроникновение функций и многоуровневость пространства [1]. Таким образом взаимопроникновение должно рассматриваться не просто на примере различных морфологических единиц, но и в системе целостного построения художественного языка восприятия и диалога между творчеством, творцом и зрителем. Архитектура не просто должна являться глобальным носителем функционального потенциала творчества и образцом экспозиционной подготовки для живописного восприятия реальности, она должна выражать концептуальные стороны и тонкие уровни человеческого мироздания, которые могут быть со масштабны и соучастны с духовно-смысловым и чувственным потенциалом живописи, графики и прикладного творчества. По этому весьма актуально требовать от внешней среды более плотных социальных и архитектурно-пространственных коммуникаций, в первую очередь для создания их локальных черт и стратегий, ведь архитектура здесь может действовать в двух направлениях: предоставление непосредственных площадок для синтетических взаимодействий с локальными нюансными направлениями искусства и творчества, а также демонстрация концептуально-пространственного сценария и возможностей внутреннего интерьерного социально-культурного проектирования, как средства развития новых коммуникативных ресурсов.

Передовой вектор культурного развития, бесспорно, требует синтетических методов соучастной работы искусства и архитектуры, что всячески доказывают попытки воронежских художников и архитекторов соединить одно с другим и понять хотя бы на экспериментальном уровне на сколько подобные коллаборации позитивно влияют на общество и его целостное развитие в отношении коммуникативного развития предметно-пространственного и социально-культурного контекстов, как импульсно-реакционных феноменов и всплесков глобального и локального осмысления. Прочувствовать и прощупать подобный синтез всегда получается через экспериментальные формы организации нового языка культурно-смысловых коммуникаций, где архитектурные концепции весьма органично соседствуют с живописью и традиционным искусством, которое всегда в колее уникальной техничности будет цениться высоко и достойно. Так был положен старт проекту выставочных коллабораций, первой из которых стала выставка “Пространство цвета и смысловые метаморфозы”, проходившая в доме архитектора и уже вызвавшая позитивный общественный всплеск, определенный интересом и глубокой заинтересованностью к самому сценарию экспозиции, который представили архитектор Андрей Козлов и художник Роман Серебрянский. Концепция выставки проявилась в смелом синтезе творчества различного характера в современной экспозиционной среде, где социально-культурная партиципация получила новый языковой понятийный импульс в прочтении тонких форм выражения материально-духовного восприятия реальности художником и архитектором.

Данное мероприятие стало не просто культурным событием, но и позволило провести вполне актуальную социально-культурную аналитику, выявив характер и вектор мышления человека, его язык понятийного взаимодействия с картинами и проектными концепциями. Более того, привлекая разностороннюю публику, задачей такой выставки стала отладка социальных коммуникаций между разными тематическими сообществами. Так, архитекторы и художники смогли найти новые контакты и построить перспективные точки проектных и творческих отношений, что в конечном счете возбудило общий характер творческой моторики. Идейный поток в сообществах существенно возрос в результате общих взаимодействий и тематических экскурсий, что является весьма важным как критерий персонализации собственных замыслов. Демонстрируя архитектурно-художественные работы от первого лица, автор всегда может передать глубину состояния и последовательность художественного сценария самого мышления, стремящегося к чувственному ответу со стороны зрителя. Таким образом, поддерживая коммуникативный импульс на протяжении всей выставки, авторы смогли не только передать собственное видение синтетического развития отношений архитектуры и искусства, но и ощутить посыл зрителя, его потребности и формы восприятия по отношению к представленным концепциям и полотнам.

О первичности классического жанрового искусства и архитектуры говорить не приходится, иерархии здесь не может быть, ведь и в одном, и в другом есть дуальные стороны живописи и архитектуры, которые объединяет созерцание и созидание, как природа импульсно-реакционной выразительности поведения самого человека. Концепция в архитектуре представляется определенной формой замысла, основанной на индивидуальных чувствах самого автора, опирающихся на уникальные коммуникации личности в ее локальных границах восприятия и деятельности. В живописи же концепция тоже есть и это следует уверенно признавать в первую очередь ввиду ее живых особенностей передачи персональных ощущений через наглядные и достаточно органичные методы и формы прикладного ремесла. Композиционный сценарий в полотнах тесно связан с ощущением художника и чувствами его преемственности к передаче тех или иных параметров изображаемого. Художник демонстрирует отношения предметов и объектов в пространстве через возможности своей художественной обработки на холсте, а архитектор представляет связи человека с объемно-пространственной средой по средствам прямого стремления к погружению в реальный контекст. Филигранно реверсируя контакт человека с различными масштабами сопоставления, искусство и архитектура непременно стремятся к прорастанию синтетических качеств между собой и интеграции локальных и глобальных компонентов созидательного развития, а также поиску новых языков коммуникации с человеком.

Выставка архитектурно-художественных работ в коллаборации позволяет наиболее выразительно обратить внимание на проблематику настройки различного рода языковых взаимодействий между обществом, пространством, предметами и тонкими формами мироздания, входящими в созерцательную плоскость и выходящими из созидательного объема. Архитектура и искусство также масштабируют личность и ее внутренний инструментарий, подчиняя его определенной воспитательной иерархии, задавая ритм культурного развития. Все это может быть выражено в некую стратегию тектонической трансформации и поддержания контактных взаимодействий между тонкими и грубыми формами созидательной и созерцательной активности. Две формы выражения и демонстрации внутренних метаморфоз творческой личности, где одна раскрывает свободу души, а другая свободу мысли, являются перспективными формами взаимоотношений в первую очередь для поиска новых средств выразительности современных передовых возможностей и фокусов внимания человека, его культурной экспансии. Именно культура отношений сегодня задает индивидуальность понятийного спектра, расширение которого должно быть одной из основных задач любой творческой коллаборации. В срезе экспозиционного синтеза между масштабами чувственного и интеллектуального восприятия возникает развитие комплексного инструментария по просвещению синтетических возможностей между коммуникациями душевного, интеллектуального и чувственного восприятия. Архитектура при помощи искусства приобретает тонкие черты стиля, деликатного мастерства управления материальными и духовными возможностями, а искусство в свою очередь с помощью архитектуры возводит свои чувственные плоскости в со масштабный ранг с глубинными формами человеческого мироздания на один уровень, делая выражение художественного образа масштабным сценарием интеллектуально-смыслового и душевного взаимодействий с собственной композицией, цветовыми оттенками и конструктивными параметрами.

Помимо художественного объединения Баухауза, в XX веке существовали и другие движения, проводившие эксперименты в архитектурной сфере, в том числе при взаимодействии ее с другими областями искусств. Одно из них – «бумажная архитектура», которая объединила в себе приемы выразительных средств живописи, архитектуры, театра и литературы [2]. Таким образом, можно понять, что искусство и архитектура всегда имели друг для друга большое значение развивая те или иные стороны своего инструментария и стилистического многообразия, а также возможности в осмыслении и созидании на базе реализации новых передовых методов и языков художественного выражения. Но здесь помимо архитектуры и искусства очень важным сегодня становится именно формат их интеграции. На базе выставки-коллаборации данная связь как показал опыт приносит не только теоретический и научно-информационный эффект, но и богатый веер практических предметных возможностей в коммуникативной форме проектирования новых средств созидательной активности в предметно-практической реальности. Выставочно-экспозиционная тематика презентации творчества с живым авторским включением делает связь между творцом и зрителем наиболее явной, повышая общий уровень отношений в контексте которого с одной стороны можно выявить приоритеты и языковой спектр зрителя, а с другой возможности и спектр творческих приемов художника-архитектора, представляющего собственный чувственный эмоциональный взгляд как на отдельные, так и на целостные компоненты мироздания.

К рассмотрению широких возможностей форматов синтетической подачи творчества, я как дизайнер и архитектор подошел уже давно, требовался лишь похожий наглый и откровенный импульс бесстрашия со стороны сообщества художников. Я его получил. Художник Роман Серебрянский, имеющий достаточно современный взгляд и колоссальный опыт в выставочной деятельности, активно поддержал нашу творческую связь, что и помогло создать на время выставки прекрасную коммуникативную площадку для общения архитекторов и художников как молодого поколения, так и мастеров с большим опытом, а также динамичный круг сообществ по заинтересованности в интеграции творчества в современные сферы деятельности бизнеса и экономики в том числе, развитие которой сегодня как никогда требует именно творческого ресурса, нелинейного мышления и сопоставления масштабов и методов коммуникативного взаимодействия не только с нюансными направлениями художественной и архитектурной активности, но и иных разделов актуализированного круга социально-культурного развития на всех уровнях.

Архитектура перестаёт быть пресловутой "башней из слоновой кости"; объективно меняется социальная роль архитектора в постоянно обновляющейся системе распределения труда. Творчество перестаёт быть делом гениальных одиночек, творящих в тиши мастерской или кабинета, а проектирование всё больше понимается не как авторский жест, но как организованный диалог между заинтересованными субъектами проектно-строительного процесса [3]. Архитектура и искусство, вписываясь друг в друга сегодня должны способствовать выявлению новых средств взаимодействия на социально-деятельностном уровне, повышая культуру и образованность общества на тонких планах, усиливая внутреннюю энергию и возбуждая вполне яркое желание вдохновенно созидать как в локальном ключе, так и в коллаборации, привнося в среду новые формы методологии развития практического эффекта от взаимодействия нюансных направлений творчества.

Библиографический список:
1. С.А. Прохоров, “Проблема синтеза искусств в архитектуре” / Мир науки, культуры, образования. № 5 (36) 2012 / С. 225
2. А.Р. Лотфуллина, Краснобаев И.В., “К вопросу о взаимовлиянии архитектурного проектирования и сценографического искусства” / Казанский государственный архитектурно-строительный университет / C. 20-21
3. П.В. Капустин, Ю.И. Кармизин, В.А. Самбулов, “Социальная ориентация в научных и проектных работах кафедры Теории и практики архитектурного проектирования Воронежского ГАСУ” / Архитектурные исследования № 1-2016 / С. 38

Культурная эволюция - потребность в развитии.
Произошедший в конце XX столетия ряд социальных преобразований и экономических потрясений, привел российское общество к деморализации, размыванию и утрате корневых основ русской художественной культуры, искусства, народного творчества, к созданию благоприятных условий для развития форм художественного творчества, ориентированных на получение наибольшей материальной выгоды, что проявилось в падении общего уровня нравственности общества, в торможении процессов выявления и развития самобытного потенциала народа, в утрате национальных традиций и фольклорных форм творчества [1].

Устойчивое движение к прогрессу сегодня сопровождает равновесие, на противоположной стороне которого зачастую при всей информационной насыщенности, преобладает духовная опустошенность. Вектор захвата и обогащения материального мира каждый день рождает новые формы популизма, силуэт которых выражен в паттернах массовой культуры однородного выражения, что захватывает собой смысловые, духовные, психологические и материально-деятельностные ресурсы. Можно сказать, что данный процесс коснулся всей географии, которая в зависимости от конкретных пространственновременных трансформаций, переживала, разные исторические этапы морфирования и сталкивалась с определенным преобладанием тех или иных культур мышления, что собственно и можно считать эволюцией. Важнейшим катализатором культурных изменений является природная психологическая потребность человека в смене парадигм. Некогда новое и ставшее устойчивым, принятое, как идеализированная стратегия удовлетворения различных потребностей общества, вскоре наскучивает нам и становится врагом для новых понятийных связей и отношений к реальности. Неизбежный цикл развития, пронизывающий все сферы мироздания и жизнедеятельности, рано или поздно вынуждает нас перейти черту и открыто бороться с повсеместными силуэтами однообразия, которое до определенного момента просто и так активно завоевывает наше внимание в формулировке – поп-культура. Все это требует поиска новых творческих доминант, образом которых может стать новая концепция синтеза внутренних инструментов личности и факторов внешней реальности.

Долгий процесс внедрения тех или иных приоритетов приводит к стагнации образа жизни и ресурсов человека, которые вскоре стремятся к частому отторжению чуждого мнения, требующего обязательного обоснования и целой модели доказательных аргументов в пользу своей жизнеспособности. Данный период является наиболее опасным для прогнозирования шансов на развитие новых средств развития внешней материальной и внутренней интеллектуально-духовной морфологии и самого мышления, которое ее формирует. Стоит прямой выбор между проявлением принципиально новых концепций и продолжением устойчивого использования наработанных паттернов, изживших себя. Сегодня попытки к развитию новых форм мышления активно и в тоже время скромно проходят путь эклектического смешивания на кухне культурного развития человека. Мы уверенно мешаем существующее в надежде на получение уникального результата, но не ищем активации автономных современных систем и образов индивидуального творческого синтеза мышления, души и средств приобретенной и наследственной выразительности. Эволюция в свою очередь, как процесс неизбежный и постоянный, идет вперед, заставляя раскрывать человека собственную индивидуальность и уникальность. Мы чувствуем эволюционные ритмы, потребности которых пробуждаются в нашей собственной генетике, ныне связанной не просто с материальным, но и с виртуальным цифровым миром, дающим возможности построения новых коммуникаций между инструментами души, сознания, психики и искусственным интеллектом, методология которого уже стремится постичь сущностные алгоритмы самого мышления человека. Однако пока только алгоритмы и по всей видимости успех именно в этом, т.к. абстрактная спонтанная рефлексия присуща лишь человеку, как мыслящей и непостоянной биэнергоформе, имеющей стремление к развитию. Как сказал академик Сахаров: “Смысл жизни в экспансии”. Поэтому потребность в эволюции, заложенная в нас на генетическом уровне, толкает человека вперед вместе с навязчивыми образами повседневной реальности, оставить которые кто-то стремится позади, а кто-то активно их поддерживает и еще больше рационализирует внутри и снаружи.

Разумеется, все новое не имеет опыта, знания и легитимной опоры, иными словами законности для нашего ума, что бы он мог принять это. Однако сила и дух азарта, непредсказуемость, тайна и глубина толкают нас на первые шаги к трансформациям, что также проявляет внутреннюю борьбу с однообразием реальности. Рано или поздно должно появиться такое понятие, как “методологическая свобода”, нечто легитимное, дающее волю спонтанной энергии человека и самое главное, определяющее ее место в предметном мире, проявляя образ и выразительность актуальные в своей глубине смыслового наполнения.

Теория Дарвина в отношении нас, есть ни что иное, как уподобление существующей ранее форме - проекция подобий и такой проекции следует активно избегать в рассмотрении осознанности, т.е. синтетической полноты внутренних связей между интеллектуальным, духовным и материальным. Эволюция всегда вела нас от грубого к наиболее идеализированному через культуру, в которой запечатано все, весь код человечества и его развития, источником для которого, разумеется, служили первые попытки проявления наследственных способностей и естественных потребностей. Сегодня же, не смотря на глобализацию мирового культурного климата можно наглядно говорить о двойственности мира, все дальше уходящего от духовной идеализации и стремящемся к внешне изобилующему материальному краху. Демонстрацией тому служит широкая линейка “попсового” постоянства в диапазоне нужд, мышления, стратегий жизни, которые отражаются в нашем творчестве, принявшем на себя ношу этих учителей времени (легкость, простота, экономичность, массовость…). С каждым годом эволюционные скачки приобретают в культуре все более насыщенные и абстрактные формы. Она меняет характер, становясь наглой, эпатажной, дерзкой и безжалостной к старости образов устойчивого мышления.

Культурная эволюция несет в себе массовую установку и силу в трансформации сознания, способного развивать новые типологические образы внешней реальности на основе личностного развития и проявления уникальной коммуникативной работы внутренних отношений, развивающих ментальную сенсорику и определяющих характер фильтров для становления новых и трансформации старых идеалов. Время, требующее персонализации, сегодня жестко отметает линейность, но при всем этом позволяет массово захватить сознание краткосрочным импульсам культурной жажды в демонстрации динамичного имиджа, ненасытно ищущей новых ощущений и коммуникаций.

Большой проблемой в данной связи является отсутствие информационного воздержания, которое приковало наше внимание к сосредоточенным идеалам краткосрочной культурной жизни и способствовало утрате вкусов к истинным идеалам художественной культуры. Подобная модель касается всего: архитектуры, дизайна, изобразительного искусства, музыки. Мы ступили на порог динамичного цикла, тренды которого с каждым днем ускоряются, меняя свои лица, носители и свойства, из-за чего возникает большое языковое расслоение и диссонанс в инфопотоке и его усвоении. Проблема, однако, состоит в том, что репрезентация не столько фиксирует содержание процесса мышления (тем самым "останавливая" его, давая срез этого процесса), сколько подменяет (замещает) его теми моделями, изобразительными и выразительными средствами, которые приняты на данный момент в качестве репрезентативных. Репрезентация связана с отождествлением принципиально разнородных вещей и сущностей, с утверждениями типа: "это – есть то" [2]. При всем этом эволюционная моторика начинает опираться на случайные находки, требующие конкретного языка восприятия и кажущиеся глотком свежего воздуха, после долгой подчиненности массовым алгоритмам. Вообще эволюционные процессы в пространственной временной шкале весьма различны и несут в себе различные культурные отрезки и языки коммуникаций с человеком, что из раза в раз является формой исторической преемственности того или иного культурного явления. Таким образом мы опираемся на две позиции: первая продиктована историческим багажом знаний, а вторая массовостью принятия и все они ограничены лишь двумя основными языками понятийного восприятия. В одном случае мы доверяем авторитетам, имеющим историю, а в другом слепо идем по пути массового принятия и использования, опираясь на некую интуитивность и массовую веру в устойчивость эстетической и смысловой правды.

Наконец пришло время признать, что комбинаторный потенциал культурных форм не может полноценно удовлетворить потребность человека в самореализации, он не может отразить современные состояния прежними инструментами и поэтому процесс культурной эволюции требует развития новых коммуникаций между внутренним содержанием и внешним течением пространственно-временного развития.

Программирование пластических коммуникаций на внешнем и внутреннем уровнях. В условиях развития культурной эволюции необходимо затронуть вопрос программирования – образования, другими словами. Построение новых моделей с учетом скорости развития человека уже не может иметь жестких форм и силуэтов в своем образе и очертании идеалов для массового восприятия. В стандартных образовательных программах никогда не уделялось заслуженного внимания творчеству. Более трех десятилетий назад Ловенфельд (Lovenfeld, 1962) назвал творчество (креативность) «падчерицей образования», и такое положение дел сохранилось до наших дней [3]. Пластичность, адаптивность, индивидуальность должны приходить на смену стандартам взаимодействия устойчивых формул и алгоритмов образовательных моделей и устойчивой методологической матрицы. Как один из важнейших критериев эволюции культурной морфологии, пластичность позволяет нам использовать переменчивость, что в свою очередь является огромной задержкой эволюционного цикла и долгосрочным преобладанием форм культуры с подобными концепциями на длинной пространственно-временной дистанции. Способность к адаптации служит ключом в развитии широкого спектра культурных доминант во всем творчестве, следовательно носитель данной концепции должен обладать чертами недосказанности, представляя не готовый целостный образ, а сырьевую модель, спроектированную с помощью понимания алгоритмов возможной стратегии мышления. Пластичность коммуникаций в данном случае позволяет проследить широкий диапазон возможностей развития художественной культуры в ее образно-пластических формах. Жесткая стратегия формообразования, подчинения стилю и определенным канонам может сменяться чувственной реакцией на взаимодействия внутренних и внешних предпосылок, однако на протяжении времени все это динамично менялось. Прямые и обратные направления, словно челночная игра преобладали в творчестве архитекторов, привязываясь к общему культурологическому строю. Направление «изнутри – наружу» и вовсе стало магистральным для модернистов, они не изменяли ему даже вопреки очевидности (Генри Дрейфус в 1955 г. (!) гордо пишет: «Честная работа в дизайне должна литься изнутри наружу, но не снаружи вовнутрь» – и это Дрейфус, известный как организатор масштабных и подробных исследовательских программ!); не отходили они от него даже тогда, когда декларировали свою социальную заботу или планировали послевоенное восстановление страны (см. Корбюзье в тексте «О единстве пластических искусств» (1946 г.) – одном из, пожалуй, наиболее фарсовых его текстов). О, это были локомотивы света и разума, стремительно несущиеся во мраке чужих заблуждений и пороков; они били лучом непосредственно из мозга через глаза-окуляры… Но вот что интересно: ранние теории проектирования резко меняют ориентацию, они описывают детерминацию проектного сознания всевозможными внешними факторами и из трансмутации совокупности факторов выводят «процессы принятия проектного решения» [4].В архитектурном творчестве это имеет огромное значение в отношении авторской преемственности, да что говорить в архитектурном, в любом творчестве. Стремление к выражению своей понятийной позиции через всевозможные отношения является драйвером в модернизации и переходе вдохновения в действенный стратегический вектор офермации самой идеи. Пластичность же концепции заключается в пропускной способности идеи через все каналы комбинаторно-коммуникативного воздействия.

Запустить процесс программирования подобной стратегии можно через раскрытие внутренних возможностей к прочтению различных форм реальности и обогащению внутренних фильтров, взаимодействующих друг с другом для перевода буквальной информации в уникальный художественный образ, сплавленный из прогностического потенциала его собственного развития относительно различных трансформаций. Продукт интеллектуального созидания перестает иметь одну плоскость развития, хоть и источником для него является зачастую процесс созерцания, но и тут не все так просто. Эти процессы тоже разные и лежат в различных плоскостях чувственного определения, отношения и взаимодействия. Идеализированная модель программирования должна опираться на ключевые области внутренней содержательности творца, формирующей инструменты осознанности и преемственности, воспитание которой позволяет раскрыть дополнительную коммуникативную пластику, где вступает в диалог с внешним миром модель авторской персонализации, внешние потребности и характер синхронизации и десинхронизации с культурой. Профессор П.В. Капустин в своих исследованиях обращает внимание на проблематику “онаучивания” проектной деятельности, которая ко всему прочему должна быть и творческой, однако организация мышления в Новое время берет за основу именно такую модель – научную, системную. В числе условий профессионализации деятельности (наличие объективного знания, не зависящего от персональных умений мастера и не связанного с необходимостью передачи в режиме прямого показа «как это делается»; наличие института воспроизводства деятельности, основанного на трансляции объективного и обезличенного знания; наличие соответствующих оргструктур деятельности и др.) объективное знание – первейшее условие [5]. Пластичность, любящая конфликтность, является инструментом коммуникативного взаимодействия, позволяющего установить позиции в иерархии интеллектуальных, духовных, психологических, материальных, культурных и иных приоритетов. Пластичность не имеет ничего общего с податливостью и уступками, она всего лишь учитывает все позиции в общем концептуальном диалоге и строит свою иерархию взаимодействия, программируя таким образом наиболее выгодные варианты развития творческого замысла.

Взаимодействуя с внутренним миром человека, внешняя материальная реальность бесспорно является для него аналитическим импульсом, который собирает в себе многоканальный информационный поток, распространяющийся повсюду. Наша задача, как творцов: принять эти импульсы в учет прохождения через все внутренние каналы, дающие впоследствии отношения между собой и программирующие уникальные реакционные свойства, использование которых выражает персонализированную константу в той предметности, которая ими выражена.

На уровне образования внедрение коммуникативных алгоритмов является важным моментом в осмыслении не только формально материального мира, но и его тонкой содержательной стороны, ее символизма, знаковости и отражении человеческих качеств и свойств. Немаловажным является то, что данная концепция не должна навязывать стратегии чуждой смысловой механики, а должна стимулировать и пробуждать фильтры внутренней содержательности к активному поиску взаимодействий и действенных реакций, отражающих явные свойства уникальности восприятия творцом собственного внутреннего и окружающего внешнего миров. Программирование заключается в развитии степеней свободы и учете неизменных констант, которые определяют нормативную плоскость возможностей и глубины реализации внутреннего потенциала и только его, ведь это не просто цель развития мышления, это цель поиска пар для него в категориях чувств, психики, души, материи. Взаимозаменяемый диалог, несущий пластические свойства и обогащающий потенциал идеи с ее переживаниями, является целью в программировании и установке контактов между внутренними и внешними предпосылками. Таким образом, становление синтеза внутреннего и внешнего взаимодействия открывает устойчивые возможности в развитии авторской идентичности, имеющей в своем содержании информацию о внутренних коммуникациях как собственного мира, так и мира внешнего с его константами и переменными, без взаимодействия с которыми невозможно выстроить действенный переход и очередной цикл от внутреннего одействывания (развития деятельностной моторики) к внешней материализации.

Сферы влияния творческого мышления.
Творческое мышление, представляющее собой в данном рассмотрении циклы различных отношений между внутренними и внешними предпосылками, имеет повсеместное влияние на форму, характер, содержание и иные качества морфологии, в особенности имеющей творческие (художественные) корни. Та питательная энергия, которую они берут заключается именно в гармоничном взаимодействии между творческим хаосом и последовательными закономерностями. Все это является начальным звеном зарождения определенного конфликта и пластичности между внутренним миром человека и внешней реальностью, которую тоже можно считать миром, но миром, являющимся следствием организации внутреннего, более тонкого и всеобъемлющего, постижение которого идет именно через поиск пластики в коммуникациях между различными сферами мироздания. Воздействуя на все сферы предметно-пространственного устройства, за исключением времени, которое отражает характер данного воздействия и его стиль, творческое мышление у каждого индивида имеет собственные границы и зоны буферной активности, которые позволяют прийти к осознанности или наполнению через синтез коммуникаций внутренних инструментов. Следует отметить, что творческое мышление в первую очередь влияет на нас самих, на наше состояние, чувства, мировоззрение, культуру, психику и т.д.. Далее творческое мышление занимает позицию импульса в системе коммуникативного взаимодействия внутренних предпосылок и проявления различных особенностей в них. Если говорить о масштабных проявлениях и знаковых формах идентичности внешней среды, то бесспорно, влияние уникальных форм творческого мышления является претензией к системному постоянству реальности, что и формирует противоречия между устойчивыми культурными паттернами и потенциалом внутренних импульсов творца. Так в условиях обмена полярными пасами, лежащими в разных плоскостях мироздания, мы должны более пластично подходить как к регулированию внешней среды, ее трансформациям и развитию, так и к проявлениям творческой индивидуальности, носящей синтетический характер становления реакционных и импульсных свойств в режиме поиска внутренних коммуникаций между компонентами смыслового, психологического, душевного и иных блоков.

Творческое мышление помимо эстетики, определяет и качество жизни человека, его комфорт при соприкосновении с внешним миром, следовательно оно обязано учитывать все возможные внутренние алгоритмы коммуникаций, формирующих оценку и состояние от взаимодействия с внешней реальностью. Именно в таком восприятии пластичность способна во всех отношениях адаптировать и раскрыть потенциал человека по отношению к протестам внешних норм, правил и паттернов. Разумеется, сложно представить архитектора, который использует исключительно творческую концепцию работы, имеющую в качестве основы только лишь коммуникации духовно-смыслового порядка, поднимающие культурную оценку и степень доминирования стилистических и концептуальных параметров объекта. В данной ситуации непременно следует делать попытки в наполнении осознанности через другие пары отношений, которые лежат в формате внутренних и внешних взаимодействий, которые достаточно легко усмотреть, так как внешняя реальность также обладает неким содержанием, скрытым в предметности или ментальности глобальных систем социального, политического, административно-правового или культурного порядка. Таким образом, все направленность творческого мышления и распаковка персональных свойств определяют характер программирования пластической концепции внутренних и внешних коммуникаций.

Методы и инструменты программирования.
Методика развития творческого мышления предположительно должна представлять собой выявление связей упомянутых ранее, а также их синхронизации с внешними формами реальности, в которых также кроется знаковая информация и многоступенчатая содержательность, усмотреть которую возможно лишь при наличии внутренних фильтров, настроенных на подобный диапазон отношений в понятийно-смысловом спектре. Так, обладая осознанностью в отношении преобладания возможных коммуникативных связей, на которые проецируется чувственные реакции, человек учится созерцать не просто взглядом, а всеми внутренними инструментами, ведущими его к истокам мышления, определяющих созидательный характер реакционных действий.

В условиях полярного противостояния внутренних и внешних парадигм следует отметить необходимость синхронизации факторов, предпосылок, импульсов и реакций, которые систематизируют и настраивают фильтры нашего внутреннего диалога с внешней реальностью. Только концепция, в которой выдвинуты параллели и перпендикуляры способна спрограммировать сеть алгоритмов как возможностей для постижения сущности формирования волокон творческой морфологии. Если же в системе коммуникаций присутствует только один тип графика ведущий либо параллельную, либо перпендикулярную стратегию, то в таком случае сложно вовсе говорить о пластичности творческого мышления и его основе как синтезе хаоса и порядка, которые в свою очередь и определяются благодаря матрице сходств, подобий и противоречий. Основное значение в данной концепции играет открытая форма отношений и синтеза различных компонентов вне зависимости от их иерархии в субъективной среде. Следует делать попытки в прямом столкновении внешних требований, законов, норм, правил и душевных, чувственных и интеллектуальных метаморфоз, объяснить которые творец в состоянии лишь через собственный творческий языковой код, определяемый степенью сложности фильтров внутренних качеств и чувств.

Таким образом, программирование не через запреты, а через возможности и свободы дает равные права на баланс внешних и внутренних воздействий, сила которых определяется тем же характером и спектром возможных связей. Разумным становится не просто говорить о правомерном воздействии внутреннего и внешнего, индивидуального или массового, но и создавать предпосылки для подобных столкновений, для того чтобы погрузиться в сущность действенных возможностей выхода творческого мышления в объемную плоскость предметного мироздания.

Зачастую, пребывая в современной действительности мы находимся в некоем бекстэйдже, за которым не видим сущности внешнего мира, с чем определенно необходимо бороться путем открытого взаимодействия всех компонентов и составляющих концепции программирования творческого мышления как многоканального двухполюсного приемника и передатчика, выраженного различными отношениями инфопотока.

Сегодня достаточно тяжело являться бенефициаром творцу, чье творчество напрямую связано с прямыми потребностями людей, являющих целую систему стилистических, смысловых, культурных, мировоззренческих, иерархических и иных карт. Данный факт стимулирует пластичность феномена, не отнимая у него первоисточника концептуальной основы, а лишь связывая его с иными предпосылками внешней реальности, усложняя таким образом систему, обогащая ее новыми коммуникативными позициями. Общество начинает использовать индивидуальные фичи вопреки всему, что превращает прямую конкуренцию на обращение в новую концепцию программирования пластических коммуникаций творческого мышления.

Основной метод развития новой концепции можно заключить в стоицизм по отношению к изобилию внешних предпосылок, сбивающих наше внимание в сторону очередных наслаждений от массового постоянства и принятия. На этот счет в качестве идеала стоистических начал можно привести Сенеку, но не в прямой проекции, а скорее в общей аксонометрии, где сущность не занимает истины отречения или принятия избытков, а является глубинной составляющей причинно-следственных взаимодействий, воспитывающих личность каждый день и дающих ей новые возможности, удержать которые достаточно не просто по отношению к общепринятым закономерностям мышления. Человек не должен противиться новому и отвергать старое. Позитивное противоречие в данной паре является одним уз условий формирования творческого мышления в корреляции с духовными, культурными, психологическими и иными параметрами.

Методология становления программных стратегий в творчестве в условиях развития когнитивной науки сегодня приобретает большое значение. Искусственный интеллект, стремящийся к уподоблению сущностных способностей человека, подходит на порог дублирования интеллектуальных качеств, однако он не имеет пластических свойств своего действенного коммуникативного потенциала, в отличие от самого человека, обладающего опциональностью в созерцании и созидании. Уникальность человеческого естества заключается именно в пластичности чувств, степеней восприятия и многогранности усмотрения отношений между различными формами коммуникации с внешним миром.

Прийти к программированию творческого мышления можно лишь осознав всю сложность фундаментальной стандартизации, которая не пропускает духовные импульсы в действенную материальную сферу. Большая редкость сегодня наблюдать персонализированный объект или пространство, наполненное изобилием внутренней содержательности творца. Все чаще мы сталкиваемся с постоянством стандартов, которые определяют массовый характер потребления и взаимодействия с внешним миром и порой даже социальные градации стали паттернами и заложниками собственной классовой типологизации.

Развитие творческого мышления, как программной образовательной модели является звеном распаковки внутреннего потенциала человека, способного интегрироваться в средства и формы внешней реализации, осознав пластичность данных коммуникаций и их роль в процессе поиска идеи и ее образности. Развивать систему пластических коммуникаций следует через прямой диалог между внешней реальностью и демонстрацией внутреннего потенциала сквозь инструменты импульсно-реакционных свойств и фильтров. Творческие сферы таким образом идут по пути обогащения внутренних форм личности, принятия закономерностей и констант внешних, что в свою очередь не отвергая друг друга определяет гармонизацию и расширение обоих потенциалов реальности.

Результирующие формы новых парадигм.
В результате развития программного вектора творческого мышления формируется потенциальная карта алгоритмов внутренних и внешних коммуникаций. Это является одной из важнейших потребностей современного творчества: правильный набор коммуникаций, который зачастую сложно передать зрителю через творчество, в котором эти коммуникации сильно завуалированы или имеют узкий символизм. Ученый Олег Собчук отмечает большую роль символизма в развитии культуры и это действительно так. Семиотика, то, чем я заинтересовался изначально, — это наука про знаковые системы, своего рода попытка в 60–70- е годы прошлого века построить науку о закономерностях культуры, ее общих принципах. На территории Советского Союза семиотика развивалась под большим влиянием кибернетики, которая на самом деле не что иное, как программирование. Хотя формально семиотика — это наука о знаках, мне кажется, гораздо важнее то, что она была попыткой исследовать культуру так, как если бы мы были биологами, физиками или химиками [6]. Концепция пластического взаимодействия внутренних и внешних предпосылок задает языковой диапазон для морфологического кодирования и развития внутренних отношений во внешней среде с упором на их проявление и стороннюю читабельность, которая должна выражать сценарий смысловой интеграции с душевными, психологическими, наследственными и иными качествами творца. Символизм в таком случае приобретает инструментальное значение в последовательности организации концептуально-смысловой пластики.

Потребность в культурной эволюции, развитии новых форм коммуникации, а также желание овладеть ими, стимулирует задачи развития пластических средств взаимодействия, которые обязаны привести человека к формированию единого отражения внутренних культурных парадигм и внешней предметности. Мы и сейчас уже наблюдаем общественное отражение в новых формах типологического развития среды, однако большая ее часть не имеет единого узнаваемого языка альтернативных коммуникаций и знакового символизма, которым некогда изобиловало окружающее пространство, отражая сущность мышления человека, его жизнедеятельность и образ души. Программирование творческого мышления является поисковой стратегией развития новых индивидуальных средств внутреннего диалога с собственными фильтрами информационного наполнения. Данная концепция ориентирует на развитие системного подхода к созерцанию и созиданию двух реальностей в целом, обогащая их не просто информацией, а новым языком взаимодействия с адресатом. При используя всестороннего цикла, в котором катарсис сменяется наполнением, в концепции развивается откровение духовных парадигм по отношению к создаваемой внешней реальности. Здесь также развивается сущностный подход, как усмотрение собственных возможностей погружения в обе реальности, формируется ментальная семиотика и стилистическая идентичность, синхронизирующая факторы и предпосылки обоих миров, объединяя в себе синтетические феномены становления новых образовательных векторов в данном ключе.

Таким образом концепция пластических коммуникаций в формате развития программных импульсов творческого мышления служит стратегией сближения личностных качеств и таланта с фрактальными моделями массовой художественно-смысловой легитимности. Данный подход воспитывает уважение к предметной и духовно-смысловой стороне предметного мира, делая его аниматическим и живым, раскрывая в нем характер сущности творца и его отношения к задачам художественной выразительности конкретной формы через индивидуальный спектр организации внутренней и внешней моторики.

Библиографический список:
1. М.C. Жиров, Я.С. Перепёлкина, Культурно-историческая эволюция русского любительского театрального творчества в контексте культурной диверсификации, с. 265.
2. Капустин П.В. Проблема репрезентации в архитектурно-проектном мышлении // Международный научно-исследовательский журнал (International Research Journal). - 2016. - №3 (45), Март. - Часть 5. - С. 39-40.
3. Электронный ресурс: https://psy.wikireading.ru/35359
4. Электронный ресурс: https://archi.ru/russia/45112/smysly-kak-i-vse-gumanitarnoe-davno-otneseny-kfakultativnoi-chasti , Комментарий П.В. Капустина к лекции Александра Раппапорта, “Изнутри – наружу и обратно”
5. Капустин П.В. Новоевропейская наука как фактор эволюции проектного мышления // Academy. - № 9 (12) 2016, Москва. - С. 33 - 35.
6. Электронный ресурс: https://theoryandpractice.ru/posts/18805-kulturnaya-evolyutsiya-zachemizuchat-iskusstvo-kak-biologiyu-fiziku-ili-khimiyu

Разрабатывая концепцию мировосприятия общество формирует определенные канонические остановки в каждом пройденном периоде времени, закладывая характеры, черты и предпочтения векового единения. Оставленный пласт работает на современность как колоссальная подоснова всему, что создается человеческим сознанием и ручным трудом. Путем обогащения и прогресса выстраивается современный уровень жизни населения нашей планеты ,которое живет в период глобализации, автоматизации и инноваций, трактующих свой своеобразный жизненный цикл и уровень контраста по отношению к устаревшему строю, и главной задачей общества является создание среды, сосредоточенной на легкости, воздушности и лаконичности всех ее синтезирующих единиц, среды в которой общество ощутит способность отразить ее в себе.

В современном мире существует колоссальное количество пространств, в которых мы пребываем постоянно или пересекаем их. Эти пространства и площади формируют видение окружающего мира и отражают отношение к нему. Являясь очень динамическими и неустойчивыми структурами, они зачастую не могут сосуществовать с продуктом тенденций современного мира. Одним из таких продуктов является реклама, входящая в состав мировой маркетинговой отрасли. И именно ее синтезу со средой необходимо уделить должное внимание, ведь уже много лет реклама находится в неразрывной связке со средой окружающей нас и в первую очередь с архитектурой.

Современный мир окружает нас огромным многообразием своих визуальных образов, которые ориентируют наше мышление, настроение и характер в ту или иную сторону, благодаря различным тематическим, силовым факторам и нагрузкам. Образ среды, сформированный в сознании человека, имеет определенный состав и степень насыщенности структурными компонентами. Находясь в пространстве, мы получаем невероятное количество единичной информации от окружающих нас элементов, объемов, от различного рода проводников информации. Коэффициент процента насыщенности среды формируется исходя из количества считанных параметров общего конструктива окружения. Многообразие линии, цвета, формы и объема определяет последующую цепочку организации всех существующих компонентов. Однако чрезмерное и не организованное применение конструктивных систем без учета воздействия на них существующих и ранее внесенных конфигураций влечет за собой невероятный сбой и разрушение общего объема.

Принимая во внимание все важнейшие компоненты, создается определенная пиктограмма гармонии и совершенства того или иного объекта. Приемы, используемые для того, чтобы организовать информационную подачу в социум, являются детищем организации инноваций, а также результатом развития предлагаемых продуктов или услуг. Каждый прием будь то телевидение или уличная реклама несет в своем сочетании не просто информационный посыл, но и многие другие факторы, в первую очередь это связано с развитием мироустройства и в особенности потребностей человеческой среды определенных групп и личностей. Время исследует человеческий организм как массовую единицу и выстраивает цепочку нужд и потребностей общего характера, которые в свою очередь определяют характер развития мелких структур одной глобальной среды маркетинга. Совокупляя в себе все что необходимо для четкой организации информационного процесса обществу, маркетинг заставляет ускорять темп всех своих конфигураций.

В современном окружении огромное значение на формирование образа имеют цвет, масса и объем, организованные изначально графическим путем. Эти структуры очень тесно связаны между собой и взаимодополняют друг друга в различных ситуациях и моделях. Зачастую форма трактует цветовое решение, а порой и наоборот, все зависит лишь от того, чего мы хотим добиться в результате и как будем распоряжаться данным массивом.

Цветовая активность в своем выражении выстраивает определенную организацию настроения и восприятия. Цвет является величайшим приемом и средством способным создать нечто невероятное и сложное и в то же время простое и незатейливое. Порой он служит не просто выражением акцентов, приближений или отступаний, но и, довольно-таки, хорошим средством для организации или реорганизации и деформации самой формы и изменения ее пластики. Пигмент является знаковым и символичным компонентом в психологии цвета. Наши предпочтения в цветовых палитрах являются в большей степени статичными, изменения и цикличность происходят лишь вследствие событийных скачков. Таким образом, организуя очертания рекламы прибегают к слиянию приемов гармоний цветовых и формообразующих, получая фирменную стилистику и характеристики брендовой основы. Проследить пошаговое образование политики фирменного образа можно сквозь выстроенную концептуальную схему, которая включает в себя создание знакового элемента, логотипной основы, лингвистического акцента и прочих структур присущих компании. Впоследствии сформированный образ фирмы внедряет свои компоненты в общую пластику окружения, которая имеет свой собственный характер.

Для того что бы выстроить лаконичную и выдержанную диаграмму соединения среды и рекламы, необходимо учитывать все связующие компоненты, верно оценивая и анализируя их как поодиночке, так и совместно. Привлекая специалистов в сфере графического и средового дизайна, организующих комбинаторные связи, маркетинговая компания может выдержать свои функции и характеристики без потери смыслового и физического содержания.

Мало того что человек комплексно создает среду, в которой он обитает, он так же комплексно должен подходить и к ее насыщению всевозможными компонентами и стараться выработать концепцию организованного синтеза. Другими словами, находясь на одной кухне реклама и архитектура должны искать компромиссы и определенные точки взаимовыгоды и взаимодополнения друг друга.

На данный момент в окружающей нас среде преобладает весьма неоднородная консистенция сумарного состава стилистических систем. Рассматривая такую глобальную структуру можно проанализировать множество вопросов связанных с влиянием маркетинга на архитектурные массивы.

Одной из важнейших и первоочередных составляющих маркетинговой политики является рекламный дизайн, который и взаимодействует с архитектурной средой, внося в нее свои собственные поправки и коррективы, изменяя ее при некорректном внедрении в сторону разбалансированного и запутанного конструктива. Внедряя в полностью организованную композицию некую инородную маркетинговую схему мы тем самым уничтожаем архитектуру не только физически но и лингвистически, заставляя ее безмолвно выносить на своем объеме крупные рекламные массы, не имеющие никакого связующего как эстетического так и функционального с данным объемом, однако в случае правильного подхода к данной ситуации и применению профессиональных композиционных знаний маркетинг может существовать в образе архитектуры и даже в чем-то помогать ей выстраивая определенный визуальный образ.

Рассматривать и прослеживать плюсы и минусы влияния рекламы на человека и среду можно с циклической и динамической последовательностью. Так или иначе, в одних случаях в большей степени, в других в меньшей мы ощущаем некий процент давления на наш организм со стороны окружения. Исходя из этого одним из самых важнейших выводов является то, что зависимость психофизического состояния человека прямопропорциональна насыщенности и массе окружающего его образа. Следовательно, если мы хотим изменить среду и внести в нее новые компоненты, то необходимо подходить к этому с большим вниманием и опытом т.к. воздействие на человека будь то пагубное или положительное тем не менее оказывается.

Что касается обособленного существования маркетинговых компонентов, то это явление несет за собой именно ту проблематику, когда мы сталкиваемся с нарушением значимости и первичности образов и объемов. Перед социальной средой стоит важный вопрос: как же наконец сопоставить и упорядочить стилистический ряд рекламы и архитектурной среды, что для этого требуется, и какие усилия и способы необходимы для решения данных проблем?

Архитектурные объекты как в гармонии, так и сами по себе играют огромную роль в среде проживания социума, они заставляют людей восхищаться, интересоваться и познавать существующую действительность. Чистая архитектурная среда позволяет наблюдать развитие и этапы моделирования инженерной и художественной мысли, находить образы, ассоциации без всевозможных затруднений! Образ, находящийся перед нами, может собраться в единую ситуацию и организовать четкую пластику только в том случае, если мы будем охватывать взглядом стабилизированный и чистый визуальный ряд общей композиции. Следовательно каждый объем необходимо анализировать с точки зрения целостного восприятия и доминирования не только функционального, но и эстетического.

Век скорости, мобильности и перемен позволяет нам создать современные каркасные основания для наружной рекламы, основываясь на технологиях и креативном мышлении. Разработав так называемый рекламный “скелет обособленного вида”, существующий в среде, как в независимом организме и не имеющий отношения к архитектурным объектам, мы сможем деликатно распространять рекламу без вреда для окружающей нас городской архитектуры. Концепция таких перемен должна заинтересовать каждого жителя города, ведь создавая определенный модуль для демонстрации рекламных компонентов социум освобождает от “чешуи” огромный исторически сложившийся пласт архитектурного наследия! Необходимость разработать рамки для маркетинговой отрасли приводит к осознанию того, что происходит в настоящее время в нашем городе, стране и мире.

Работы всех творческих структур, имеющих отношение к построению визуальной активности городской среды, должна быть полностью скооперирована и скомпонована, ведь только так можно добиться правильной формообразующей визуальной группы городской развертки. Все элементы рекламного дизайна должны соответствовать определенным нормам правильного восприятия всех имеющихся пространств, в которых находится человек. Развиваясь и "размножаясь", реклама поглощает колоссальную часть объемов в пространстве и жизни человека, она распространяется во всех возможных информационных слоях и причем это происходит в различных формах и с различной психологической активностью.

Современные мегаполисы наполнены множеством различных функциональных структур воздействия на человека, наш глаз воспринимает 3 возможные коммуникации: это воздействие с помощью графических средств, фото или элементов пятна, воздействие с помощью знака т.е. словесное (лингвистическое воздействие), и наконец воздействие самих объемов, а конечным моментом является синтез всех этих систем. Другими словами на зрительное восприятие работает целая связь коммуникаций.

Базируясь и цепляясь за элементы и идеи дизайна, реклама приобретает креативность и некую связь с искусством, и порой в неких моментах образует отдельную отрасль рекламного искусства, это обусловлено тенденциями и темпами развития и организации инновационных подходов к формированию социальной активности в сторону маркетинга.

Проводя визуальный анализ по городской среде, можно найти множество моментов, с которыми необходимо бороться дабы не потерять общий характер архитектурного и ландшафтного объема. Находясь в городской среде человек должен не только внедрять в нее то, что необходимо ему, но и не забывать о имеющемся и помнить об эстетических и функциональных особенностях мегаполиса.

Итак, рекламную сферу можно рассматривать на примере любой окружающей нас среды: любого города, или же просто какого-либо развивающегося комплекса. Город сам по себе как центр социального накопления и культурообразования не может существовать без какихлибо компонентов, влияющих на восприятие среды человеком и изменении его сознания в определенные стороны. Видовые точки, наиболее воздействующие на нас, дают возможность рекламщикам разместить свои креативные боксы в наиболее удачных местах для того, чтобы их заметил человеческий глаз. Крупные города дают огромные площади для такой глобальной и стойкой структуры как маркетинг. Компоненты мегаполисов задают ритм размещению рекламных точек совершенно разнообразной подачи. Как правило город сам должен задавать динамику развития элементов, связанных с рекламой. Создав так называемую систему клеше и сопоставляя колорит и стилистику, рекламные блоки становятся наиболее лаконичными и правильными с точки зрения пошагового прочтения. Находясь на ступенях постоянно идущего вперед времени, социальный слой все больше и больше приобщается к динамичному жизненному восприятию и более креативному подходу к самой жизни и тому, что ее окружает. Формируя в себе алгоритмы мышления, человечество организует собственный неповторимый вкус в себе, свое мировосприятие и свое отношение к тому, что происходит вокруг.

Выявляя особенности человеческого мышления, реклама таким образом получает саморазвитие и начинает овладевать некоторыми комплексами сознания. Ярус действия окружающей среды на подсознательные чувства человека очень велик. Следует подробно изучить этот ярус, так как он связан со множеством элементов простых и сложных коммуникаций воздействия и формочтения, а также комбинаторного мыслительного процесса и ассоциативного ряда. Ярус данной активности периодически необходимо сбрасывать и обнулять. Следовательно, каналом разгрузки для окружающей структуры может являться внедренная в нее регламентированная сетка требований, которые должны выполняться с учетов всевозможных факторов, индивидуально относящихся каждый к своему участку.

Таким образом конструируя рекламу не только как единицу маркетингового ряда, но и как некую композиционную связующую в уже имеющемся пространстве по правильному принципу соподчинения и воздействия, мы создаем четкую точку восприятия. Располагая зрителя к себе, находясь в гармонии с внешним окружением реклама благополучно работает и как средство воздействия, и как средство эстетического восхищения. Высокий уровень воздействия достигается лаконичным способом, когда все компоненты композиции собраны и связаны между собой каким-либо видом связи, будь то стилистика формы, пятна или цвета. Принося эстетическое удовлетворение, композиция, прошедшая визуальный анализ является наиболее действующей и приносящей определенные плюсы маркетинговому рынку, так как правильный подход к формированию точки воздействия является очень важным аспектом при продвижении рекламы и ее структурированных групп. Компоновка в объеме среды очень важный момент, который является или положительным или отрицательным в зависимости от подхода к формированию правильного визуального образа.

Формируя свое окружение, мы формируем себя, общество и главной задачей является выработать верную и четкую концепцию продвижения информационного потока, а также создать для себя приемлемую средовую активность, что и зависит от воздействия маркетинговых коммуникаций. Таким образом выработав определенные каналы мониторинга рекламной активности общество в лице районов и городов сможет определить для себя приоритетные функции среды и поставить жесткие рамки для существования рекламы не только на объемах, но и в любом другом виде.

Список литературы:
1) Воронежский государственный университет(факультет журналистики) Т.А. Дьяковой “Реклама и искусство”(реклама в среде).
2) Воронежское художественное училище(отделение средового дизайна-реклама) Лекционный материал под авторством И.А. Гончарова, А.Г. Козлов.

Введение.
Современные медиа пространства в настоящий момент практически полностью заняли нашу жизнь, мы уже засыпаем, просыпаемся и завтракаем вместе с гаджетами. Разумеется, все это последствия промышленных революций, когда этап за этапом человек упрощал свое физическое существование благодаря изобретению пара, электричества и многого другого. Все это по идее ведет всех нас к систематизации собственных ресурсов и их грамотному усвоению, максимальному распределению времени для развития духовных качеств и культуры в целом. Путь, когда человек начнет творить не руками, а в большей мере сердцем уже найден. Этот путь на сегодняшний день включает в себя множество технических и технологических приспособлений и виртуальных пространств, которыми мы пользуемся каждый день. Интернет изменил не только мировую систему устройства, но и отношение между людьми и вещами. Всеобщая информационная доступность позволила встать на ступень развития любому человеку и показала систему рационализации и унификации множества жизненно-необходимых факторов. Всеобщая информационная доступность позволила развиваться людям и упростила тем самым их жизнь. Актуальным становится осмысление современных медиа-пространств, их роли в современном мире, их влияния на инновационные подходы и методы в образовательной визуально-коммуникативной среде [1]. Наш повседневный информационный рацион включает в себя колоссальный поток различной информации, получаемой в основном через привычные девайсы. Мы общаемся со всем миром по средствам возможностей Интернета и социальных сетей, которые сейчас стали уже необратимой частичкой, а лучше сказать огромной частью нашей жизни. Именно поэтому, переход в виртуальные модели взаимодействия с миром настолько многогранен и необратим, ведь мы не можем сегодня представить жизнь без электронной почты, социальных сетей и многого другого. Таким образом, мы наблюдаем огромный и быстрый переход всего и вся в унифицированные цифровые единицы, которыми и являются наши гаджеты. Значимость технологий привела к появлению новых сфер деятельности и новых коммуникативных возможностей, что так же широко отразилось на искусстве, дизайне и архитектуре, ключевых областях визуальных коммуникаций.

Переосмысление дизайна и пространства.
Дизайн, есть основная модель становления визуальных коммуникаций. Все с чего начинается мир, можно считать продуктом дизайна или изобретением. Дизайн, искусство и архитектура – это не просто продукты итогового потребления, это процессы работы, жизнедеятельности и общения с обществом. Социальные сети дают нам колоссальные ресурсы для потребления информации в различных формах, да и сами устройства созданы таким образом, чтобы человек получал информацию через основные органы восприятия, однако они дают помимо всего прочего возможность собственного индивидуального планирования и изменения форм и контекстов. Образовательная площадка на сегодняшний день, так же претерпела широкие изменения в плане подачи знаний и их качества. Мы узнаем любой необходимый вопрос за обедом через социальные сети, теги и многие другие инструменты медиа. Иными словами, сидя дома любой человек способен прояснить любой вопрос. Разумеется, это большой скачек для большинства людей и, как правило ценность, способствующая реализации целого ряда процессов жизнедеятельности, связанных, как с работой, отдыхом, общением, так и образованием. Выход на уровень, когда необходимые знания будут интегрированы с вербальными и невербальными компонентами в Instagram уже не кажется заоблачным и далеким. Дизайн-коммуникации, напрямую связанные с образностью, всячески этому способствуют, выходя в пространства сетей наших интерфейсов и общую потребительскую нужду. Девайс сделал жизнь менее подвижной, трансформировал представления о пространстве (Поль Вирильо утверждает, что пространство и вовсе исчезает [2]), что является большим недостатком, говоря о минусах нынешней системы, не смотря на ее великий потенциал и возможности. На наш взгляд, большой задачей является теперь наполнить медиа-среду духовным подтекстом, сделать ее дорогой сердцу и материализовать по-новому, ощутить ее привязанность к нашей жизни.

Окружающая среда разговаривает с нами с помощью своих образов и иных механизмов информационного воздействия. Все это напрямую переходит в наше сознание через дизайн, дизайн, как визуальную связь или язык общения, визуализированный и отработанный, отражающий суть любого объекта или же его бессмысленность. Творец или создатель всегда стремится к высказыванию, которое простирается сейчас через просторы технических средств и управления ими. Но произошло важное изменение: переход в ранг цифровых систем сделал ручной ремесленный труд в глазах общества чрезвычайно ценным, востребованным, уникальным и животрепещущим, ведь это труд, в который на символическом уровне заложен процесс, с его длительностью и телесным переживанием, а такой процесс это и есть своего рода коммуникация, много способная сообщить пользователям. Процесс или контакт между творцом и материалом, из которого он "лепит" своими руками произведение, дорогое ему именно из-за процесса, связывающего один компонент с другим. В творчестве есть парадигма возврата к точке отсчета. Эта идея связана с тем, что все рано или поздно повторяется и возвращается на прежние позиции, но лишь в новом обличии и с новыми ресурсами. Так и в творчестве можно прогнозировать повторное развитие стилей и принципов с привязкой к революционным особенностям времени и жизнедеятельности людей. Сейчас для нас картинка уже мало что значит, ее ценность повышается с наполнением ее не сколько смыслами, сколько физическими трансформативными особенностями, чего не было ранее, когда человек приходил в музей и наблюдая произведение многократно восторгался уникальным приемам и особенностям творческого темперамента и профессионализма, где техничность трактовалась как уникальная манера автора или его внутренняя и внешняя моторика. Сегодня же техничность и уникальность заменили в большинстве своем отточенными лекалами или модулями под конкретное действие. Такие алгоритмы и их вариабельность привели к стандартизации многих процессов творчества, однако это во многом позитивно. К примеру, развитие и использование реверсных концепций, позволило упростить диалог между исполнителем и заказчиком, ускорив творческий процесс и саму систему пошагового ведения работы.

Наполняясь информацией через источники сетей, мы без труда заимствуем чужие способы и характеристики решения тех или иных задач. Это, конечно же во многом упрощает жизнь, но порой и ставит нас в определенные рамки, из которых нам уже сложно выйти и выработать эксклюзивный продукт. В свою очередь демонстрация визуальных блоков очень активно и грамотно входит в наше восприятие через социальные сети, поэтому тенденцией в таких моделях являются включения, сочетающие в себе вербальные и невербальный образ, иными словами, мы думаем о смыслах и хотим на них заострить внимание, выразить через этот синтез свою мысль и придать ей красивую форму через возможности нашего девайса и характер приспособленности интерфейса. Образ в гаджете позиционируется нам с определенным составом, он включает в себя элемент визуальной ассоциации, смысловой шрифтовой блок, приемы, по средствам которых они интегрированы и форма, в которую они помещаются, а также характер этой формы и ее способности к изменению под каждого уникального потребителя. То есть, современная медиа-система уже проектирует для нас модели с равным значением, но способные изменять свой состав и характер в зависимости от пользователя. Мы завершаем процесс индивидуализации продукта его возможностью к обработке и переработке, иному восприятию, взаимодействию с ним (рисунок).

Изменение подходов и методов образования и творчества в медийной среде. Исходя из положения, согласно которому образование есть трансляция целевой информации, в образовании системы медиа и социальных сетей позволяют не просто выявить необходимую информацию, но и переработать ее, выстроив собственную методику индивидуального образования, где используются те же методы и модели, что и в сетках Герстнера. Все будет выстроено в системе иерархической последовательности и определенном графическом и смысловом алгоритме, адаптированном под каждого человека индивидуально. Мы ступаем на тропу новой, креативной педагогики, где нет рамок в общении, есть лишь этапы, по которым следует раскрывать тот или иной вопрос. Дизайн в принципе должен быть откровенным, как и искусство. Чистота образов есть откровение, открытость души, выброс ее энергетики в пространство и контекст той или иной работы. Искусство невероятно быстро распространяется из одной единицы в массы в системе медиа, оно образовывает и приоткрывает занавес состояния автора уже через фильтры медийных технологий, к которым можно отнести фото и видео, анимацию и 3D-графику. Так искусство образовывает большие массы и позволяет не только повысить свой уровень знаний, но и простимулировать человека на подобные действия. Знать уже не просто нужно, знать модно, и это обстоятельство заставляет даже далёких от каких-то вопросов людей в наше время вникать в суть многих вещей, изменять мнение и отношение к тем или иным обстоятельствам и вещам. Искусство, дизайн, архитектура становятся практиками, стремящимися к тому, чтобы зритель или потребитель изменил свой духовный и эмоциональный фон, отношение к другим людям, пространству и миру в целом. В этом есть работа системы творческого созидания и научно-технического прогресса. Нам преподают факты через социальные сети и пиктограммы, нас развивают и воспитывают и ведь все это на уровне искусственного интеллекта, который распространяет единичное и упрощает восприятие. Педагогика здесь работает как унифицированный процесс, адаптированный под любые трансформации и изменения для каждого индивидуального пользователя, это целая архитектура современных процессов познания мира. Мы сами делимся друг с другом индивидуальными особенностями жизни, обучая друг друга и популяризируя в том или ином сетевом полигоне. Педагогика так же работает и на развитие статуса, разнообразной активность самого человека. Поэтому, осуществление и демонстрация творчества через медиа-среду позволяют наиболее широко, массово распространит уникальные идеи и вещи, сделать их доступными, выработать вербальный и визуальный контакт со зрителем и получить отзыв - обратный импульс, который так важен художнику. Образование как сфера продвижения знаний и их обработка становятся возможны лишь в цифровом пространстве, но здесь они могут найти уникальные и адаптивные формы, в которых способен зародится потенциал для развития новых ресурсов коммуникативного взаимодействия человека с Миром. Парадигмы образования и творчества быстро меняются, но сохраняются глубинные константы - они даже становятся виднее, чем раньше.

Константы и архетипы в образовании и творчестве.
Инновации в пространстве сети Интернет - это матричные системы социальных коммуникаций, они унифицированы, но и приспособлены для восприятия наших эксклюзивных образов. Есть устоявшиеся нормы и каноны построения тех или иных элементов и образов, к которым мы всегда обращаемся, как и в случае создания матрицы интерфейсов и иных систем демонстрации информации. Закономерность, вот что "цепляет" наше внимание, т.е. модули и их взаимная иерархия. Мы смотрим на мир и понимаем, что круг – это солнце, а солнце теплое, далекое, суровое и т.д. мы находим элемент ассоциации, ищем его характерную эмоциональную окраску и используем способы переработки образа. Таковы закономерности действия архетипических образов - они постоянны при любых изменениях информационного поля. Примером дизайнерского информационного осмысления таких констант могут служить разработки Карла Герстнера (1930-2017). Этот исследователь занимался поиском закономерностей системного мышления, внес огромный вклад в разработки сеток [3]. Здесь используется основные принципы: объект должен быть чистым, открытым, читабельным и целевым. Такая система имеет абсолютную отдачу и работает как на духовное, так и на физическое решение задач. Принципиальные инновации организованы лишь в связанных с ними технологиях, но сам принцип подачи информации, принцип образовательных моделей остаются прежними: сетки, модуль, иерархия и уникальный смысл. Изменятся гаджеты, изменятся приемы их эксплуатации, но принципы организации пространства Карла Герстнера, по-прежнему, будут актуальны в практике формирования визуальных образов. Изучение устойчивых структур и освоение свободы их вариаций можно, видимо, считать формулой современного проектного мышления, находящего себя в архитектуре, дизайне, искусстве, научном и техническом моделировании, принципом организации медиа среды и оптимальной моделью для современного образования.

Развитие дизайн-коммуникаций и разнообразных проектных практик стало основой концептуального поиска и визуализации современного языка общения в медиа среде, вбирающем в себя и трансформирующим знаки и языковые модели, давно известные в обществе и природе. Творчество вышло на множество новых позиций, однако огромной задачей является не потерять идентичности и не раствориться в однородной модели повседневной реальности [4]. На наш взгляд, помочь в решении этой задачи способно выявление устойчивых архетипических структур, ценностных образов и моделей, не утративших связи с глубинными ремесленными и телесными способностями творческого человека.

Выводы.
Медийная среда становится приоритетным пространством общественных коммуникаций в проектных практиках, искусстве, образовании и науке, формирует новые представления о глобальном урбанистическом пространстве [5]. Модель жизнедеятельности современного человека, напрямую связанного с цифровой средой, имеет масштабный познавательный ресурс, где человек переходит из мира материи в электронный контекст не просто формально, но и самой спецификой деятельности. Однако нельзя забывать о том, ремесло, духовносозидательное и материализованное через методы классического языка, делает культуру сильной, здоровой и прогрессивной - часть вопреки разворачивающимся тенденциям. Цифровой навык, как правило, у нас всегда под руками, но навык самих рук в связке с разумом и талантом должен всегда превышать любую электронную модель языкового поля. Цифровой язык пока остаётся не чувствителен к ситуативным аспектам творчества, равно как и к уникальности ситуаций общественного проектного служения [6]. Цифровой язык - безусловно революционная модель жизни каждого человека - выступает лишь инструментом, попытка которого выйти за собственные границы, скорее всего останется безуспешной: стратегию и направление развития человек должен оставлять за собой.

Библиографический список:
1. Зубанова Л.Б. Современное медиапространство: подходы к исследованию и принципы интерпретации [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/sovremennoe-mediaprostranstvo-podhody-k-issledovaniyu-iprintsipy-interpretatsii
2. Вирильо П. Машина зрения. - СПб: Наука, 2004. - 144 с.
3. Гейко Ф. Карл Герстнер // Проектор № 1(30) 2016. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://projector.media/portfolio/projector_n30/
4. Капустин П.В., Соловец Е.В. Проблема индивидуации мест обитания и новые задачи архитектурного образования // Архитектурно-художественное образовательное пространство будущего: сб. материалов Международной научно-методической конференции / науч. ред. Л.В. Карташева. - Ростов-на-Дону: Изд-во Южного федерального университета, 2015. - С. 119 - 120.
5. Задворянская Т.И. Феномен глобального города: определение, характеристики, градообразующий процесс и градоформирующая среда // Архитектура и строительство России. - 2018. - № 3 (227).
6. Капустин П.В., Задворянская Т.И., Соловец Е.В., Козлов А.Г. Задачи и формы социально ориентированного архитектурного проектирования // Архитектурные исследования. Научный журнал. - Воронеж: ВГТУ. - 2017. - № 2 (10). - С. 40 - 48.

В этой парадигме мегаполисы рассматриваются как своего рода движки развития, точки роста, креативные центры, противопоставляясь всей остальной территории страны. Об этом напрямую говорят и наши видные политики: «20 крупнейших городов страны формируют половину нашего ВВП, и в дальнейшем тенденция к росту их удельного веса сохранится. В России избыточная сеть малых и средних городов, их сохранение любой ценой и препятствование перетоку трудоспособного населения в крупные города экономически неэффективно - это непреодолимая глобальная тенденция» (Эльвира Набиуллина, Министр экономического развития РФ - из выступления на Московском урбанистическом форуме 08.12.2011г.), «Традиционные русские ценности во многом привлекательны, но в целом низкопродуктивны» (Евгений Ясин, бывший министр экономического развития, ныне научный руководитель Высшей школы экономики).

Казалось, со сказанным вполне можно согласиться - российские города-миллионники, к числу которых ныне вполне можно отнести и Воронеж, активно подтверждают свой статус движков территориального роста множеством факторов: количеством приезжих, вложенных инвестиций, торговым оборотом, построенных и планируемых объектов коммерческой недвижимости, новыми дорогами и развязками. Планируется мощная правительственная программа строительства жилья эконом-класса, нацеленная в первую очередь на крупные города и призванная обеспечить население страны недорогими квартирами. Может быть, правы утверждения и прогнозы и нынешняя политика развития крупных городов действительно потянет нашу страну в очередное светлое будущее?

Пытаясь в очередной раз заглянуть за горизонт, нужно периодически возвращаться к сути проблемы - что именно является истинным двигателем развития, что, собственно, развивается; что имеет смысл рассматривать в категории развития, и что развиваться не может в принципе. Ведь то, что зачастую подается с различных трибун под этим термином, никаким развитием не является – это, чистой воды "функционирование", процесс циклического освоения различного вида ресурсов - в большей или меньшей степени открытого и честного. А развитие – это то, что создает реальную динамику, что формирует качества системы, работающие на опережение, а не наращивание инертной массы. У нас же до сих пор нередко можно увидеть прямое отождествление развития с территориальным разрастанием города, с увеличением объёмов строительного производства или с ростом плотности, этажности. Казалось бы, очевидная истина всё ещё требует усилий для понимания: строительство очень косвенно соотносится с темой развития, не оно обеспечивает развитие. Развитие обеспечивается стратегическим мышлением и проектированием, а также осознанным участием людей в формировании пространства обитания - связь этих двух сторон принципиально важна. Развиваются не строительные объекты, но люди, культура, среда. В свою очередь, городская среда - это отнюдь не совокупность зданий, сооружений, прочих физических "мёртвых" тел, но носитель живого потенциала культурного развития.

Известный отечественный общественный деятель, архитектор и методолог В.Л. Глазычев утверждал: "Культурный потенциал города – это мера способности городского сообщества создавать вновь и поддерживать условия своего развития" 4 . Поэтому уклониться от ответа на вопросы о среде своего обитания для горожан становится стратегически неверным, тем более передать решение мифическим "профессионалам" - по сути незнакомым людям, пусть даже облеченным высоким руководящим или экспертным статусом. Ведь и эксперты, и руководители в случае чего – берут портфели и уезжают в другое место, продолжать делать карьеру, а горожане обитают "здесь и теперь": живут, воспитывают детей, мечтают о будущем, строят планы, вкладываются в недвижимость. Проблемы места обитания, проблемы территории – это проблемы живущих на ней людей, а от параметров местной среды обитания во многом зависит действительное качество жизни: счастье, успех, здоровье.

В связи с этим стоит рассмотреть основные тенденции развития мегаполисов, применительно к российской ситуации:


• Коттеджная застройка в пригородах – даже в климатических услови5 ях США, с их дорожной сетью, она признана экономически и социально неэффективной. В Европе малоэтажная субурбия как явление не прижилась. Мы пытаемся массово повторить этот опыт в России с заранее предсказуемым результатом.
• Многоэтажная субурбия вокруг мегаполисов – типично российский феномен. На западе от этого типа застройки начали отказываться с 70-х годов, ввиду ее социальной неэффективности, массово снося свежепостроенные многоэтажные микрорайоны. Что снести не удалось – повсеместно превратилось в трущобы, по планировке которых наших студентов до сих пор учат градостроительному проектированию. Акцент в Европе и США делается на средне-этажную застройку 3-5 этажей, которая в наших условиях – редкость чрезвычайная, в студенческих проектах этого нет вообще.
• Торговые центры – в своем большинстве стагнируют с 80-х годов, последние годы – идет стремительное падение рынка, моральное устаревание построенных ТЦ и переход на новые форматы торговли, не связанные с крупными торговыми комплексами. Уже сейчас в Европе из них уходит сфера досуга и развлечений, значительно снижая платежеспособный трафик. Кроме того, такие объекты резко снижают рентабельность мелкого торгового бизнеса в радиусе до 5 км, что приводит к переделу рынка от местных предпринимателям к крупным торговым сетям.
• Бизнес-центры и гостиницы, в изобилии строящиеся в наших крупных городах на фоне множества проблем с малым и средним бизнесом , сокращения потребительских рынков, вызывают множество вопросов – на кого это рассчитано в ближайшей перспективе? В деловых центрах мегаполисов США подобного рода объекты во множестве законсервированы, имея весьма туманные перспективы в дальнейшем.
• Реконструкция парков и зеленых зон на фоне предыдущих проблем выглядит насущной и не имеющих явных «подводных» камней. Но и тут есть одна проблема – к примеру, в США еще при Ф.Д.Рузвельте начали массово парки приводить в порядок и новые строить с дизайном и все как положено и денег тьму потратили. Буквально через пару лет после обустройства две трети парков начали стагнировать, многие из них, подобно Риверсайд- парку в самом центре Нью-Йорка, превратились в страшные трущобы – места разборок местных маргиналов. Стало быть, простое дизайнерское причесывание территории, не затрагивающее ментальность населения, проблем не решает.

Подводя итог, в форме парадокса можно сказать: мы строим быстрее, чем успеваем понять, нужно ли это строить. И дело даже не только в принципиальном различии прав и возможностей субъектов градостроительного процесса - от тех, кто принимает решения до тех, кто вынужден с ними мириться. Даже вполне искренние попытки обитателей абстрактного пространства сделать среду пригодной для жизни, руководствуясь привычными методами, некими рациональными принципами, расчётами и требованиями экономической целесообразности, всё чаще оказываются неэффективными, а то и катастрофически провальными. К примеру, вот что пишет Джейн Джекобс о том же Нью-Йорке - об одном из приличных его районов, Морнингсайд-Хайтс, еще полвека назад6 . Здесь вдруг стали понижаться параметры качества жизни – преступность растет, цена недвижимости падает. Профессионалы все посчитали, сделали реконструкцию, построили современные здания, разбили газоны. Старье почистили, неправильных людей переселили, правильных - вселили. А проблемы будто только и ждали этой реконструкции - усугубились по нарастающей, как только ленточку перерезали! И подобных примеров множество – вера в то, что некие знающие свое дело люди правильно что-то просчитают за самих обитателей среды, придумают и разумно воплотят, руководствуясь рациональными принципами и требованиями некоей экономической целесообразности, уже давно не работает.

Характеризуя строительную политику крупных городов, объекты строительства необходимо рассматривать в двух ипостасях: либо это фактически инертная масса - следствие циклического процесса функционирования строительного, банковского и административного сектора, судьба которой после получения выгод участниками процесса никого особенно не волнует; либо это составляющие большой системы, создающие реальную динамику, что помогает воспроизводить и удерживать качественное население, создавая условия для реального развития людей и территории. Решение этой проблемы требует полной переоценки ценностей пережитой обществом индустриальной эпохи и применение новых подходов и организационных форм. Мы вступаем в период важности локальных инициатив и точечных действий. Экспериментирование в этом направлении идет во многих проблемных городах мира (Кливленд, Детройт). Идет снизу, сверху, сбоку. А мы массово повторяем все ошибки индустриальной эпохи. Не дожидаясь наступления тех самых проблем, нам уже сегодня необходимо осваивать разнообразные и гибкие стратегии витализации городского пространства. Как к этому подступиться?

Задача требует не только дерзости и воли отдельно взятой творческой личности, но и определенной среды, обеспечивающей возможности плодотворной работы. Но такая среда не образуется сама по себе – необходима движущая сила, организующая пространство в своем окружении, задача которой - увидеть и понять то, что еще никто и никогда не видел и не делал. В каких форматах эта сила может себя проявлять и реализовывать? В сфере архитектуры и средового развития весьма актуален вопрос о том, какие формы адекватны этой работе. Так, в конце XIX века в инженерном образовании форма лекции оказалась недостаточной. Успех русской технической школы конца XIX – начала XX века был связан с тем, что она нашла новые, дополнительные к лекциям формы публичности, адекватные инженерной практике (деятельность В.Г. Шухова или аэродинамическая лаборатория Н.Е. Жуковского, например). Дополнительно к традиционным лекциям была выстроена специальная система лабораторных практикумов, учебных производств, учебных проектных заданий и т.п., так что в лабораторию Жуковского приходили студенты, уже более или менее готовые к работе и руками, и головой.

Применяя эту модель к нынешней архитектурной сфере и городскому развитию, действенным по нашему мнению, является не путь критики отдельных архитектурных или градостроительных решений и персональной критики их авторов, но выработка перспективных методов, представлений, знаний, организационных форм, способных стать основанием практики нового типа. Выработка силами не только архитекторов, но и представителей многих других специальностей, для которой необходимо искать новые формы деятельности и мышления, общественного сотрудничества и партнёрства.

Практика, которую имеет смысл обсуждать, проявляет себя в аккумулировании и трансляции в общество смыслов, ценностей, установок, способных сформировать дееспособное социальное пространство в самых различных формах: в научных исследованиях и разработках; в работе через прессу, публичные мероприятия, конференции; в активизации публичных пространств через значимые события, проекты, инициативы; в содействии формированию этих сообществ и выстраиванию системы их горизонтальной коммуникации. Все это совместные задачи бизнеса, населения, науки и профессионалов. И, желательно, власти! А чтобы сдвинуть эту работу - нужно выстраивать площадки, на которых возможны эксперименты с новыми формами деятельности и мышления. Здесь становится возможна и работа над содержанием собственного профессионального сознания, его критическая переоценка и развитие; и осознание традиций и ценностей территории и обитающих на ней людей, и освоение значимых культурных форм, знаний и практик.

Подобная площадка - Бюро "Урбонавтика", действует с 2012 года на базе бизнес-инкубатора Воронежского ГАСУ в форматах студенческого проектно-конструкторского бюро «Дерзайн» и малого инновационного предприятия «Бюро средового проектирования». Основными направлениями нашей деятельности явились социальная инноватика, выраженная в новых проектах городского развития, обеспечение поддержки этой работы со стороны СМИ и социально активного бизнеса, архитектурные исследования и разработки.

Предмет работы Бюро - адаптация практик городского развития к местной среде обитания, формирование и раскачку местных сообществ, осмысление категорий образа жизни, системы ценностей, активного действия. Осознавая решающее значение указанной выше связи стратегического горизонта современного проектного мышления и непосредственного участия горожан в процессах средоформирования, Бюро ориентируется на такие формы работы, которые ведут к общественному осознанию ценностей городского развития, освоению и использованию интеллектуального опыта методологии деятельности, "средового подхода", коллективным поискам желаемых образов города и путей их достижения. Работа предусматривает вовлечение студенческой молодежи и городских активистов из различных сфер деятельности, формирование пула социальных и информационных партнеров, ее поддерживающих. Среди направлений деятельности Бюро – научные и методологические исследования и разработки, публицистика, открытые лекции "Город и Идентичность", проходящие ежемесячно в Петровском книжном клубе; Международный Форум провинциальной урбанистики, собравший в Воронеже в ноябре прошлого года экспертов России, Украины и Беларуси; стратегические игры по проблематике развития среды обитания (совместно с Воронежской Лабораторией Игровых Технологий), студенческий проблемно-дискуссионный киноклуб "Образы реальности"; экспериментальные городские практики, средовые события и проектные разработки. Практика и рефлексия подобных действий, в т.ч. и понимание их ограниченности, постановка задач на дальнейшее движение, представляют осевую линию для движения к тому будущему, которое нужно нам и нашим детям.

Безусловно, шишек в этой работе мы уже набили предостаточно, экспериментировать и исправлять ошибки приходится буквально на ходу, что, в принципе, неизбежно при любом движении вперед. И вообще, инновационная деятельность не только развивает кого-то или что-то вовне, она развивается сама, поскольку делает шаги к ещё не вполне ясной цели, выполняет движение, представляющее собою не прохождение известных этапов, но постоянное самоопределение на каждом шагу и доопределение ситуации и траектории. Такой тип движения принципиально отличен от поступательного: в нем на ходу меняется всё, прежде всего субъект движения. А способность изменять себя в наше время является главной компетенцией любого субъекта, претендующего на способность к полноценному развитию.

Именно такой опыт, опыт исследования и адаптации естественных территориальных образований, способных к саморазвитию и конструктивному диалогу, следует считать основополагающим в управлении развитием. Именно это, включая мышление и деятельность, формы знаний и представлений, теории и практики города – можно и нужно обсуждать менять, развивать. Опыт живых практик в реальном пространстве, направленный на выработку новых форм мышления и социального взаимодействия общностей, органичных данным территориям, приобретает решающее значение.

Внешний мир, как среда обитания человека, обладает колоссальным типологическим спектром различных форм и сред реальности, которые представляют собой обширные информационные средства коммуникации с нашим внутренним восприятием и чувственным мироощущением. Архитектура среди всего этого занимает лидирующие позиции в качестве глобального носителя не просто информации, но и исторической пространственно-временной преемственности, культуры, характера мышления, стиля и образа отношений между человеком и его статусом в обширной материальной предметной среде. Таким образом, все внешнее наследие бесспорно является результатом внутренней моторики, с начала природы и высшего, а затем уже и человека, как одного из его проявлений. Внутренний импульс в данном случае является первоисточником становления замысла, расширяющегося в материальном срезе. Каждое мгновение мы сталкиваемся с данностью и результатом тех или иных действий, начало которым закладывается на фундаментальном этапе внутреннего развития отношений между чувствами, интеллектом, способностями и культурой человека как индивидуальной формы оперирования теми или иными знаниями, навыками, приемами и состояниями, определяющими символизм в развитии языка коммуникаций между той же архитектурой и человеком.

Ввиду синхронизации и образования некого цикла между внутренними и внешними особенностями, который начинается внутри самого человека, его мировоззрения и культуры, выраженных через индивидуальные фильтры чувственного познания, следует обратить внимание на трансформативность, ее формы, закономерности и этапы, закладывая причинно-следственный потенциал начиная с природы, как средства наиболее богатого информацией и данного нам изначально, что и определяет первичный импульс для формирования внутреннего вдохновения творца. Пластичность и изменчивость внешней реальности определяется характером качества и потенциалом отношений между чувственными, интеллектуальными и культурно-мировоззренческими особенностями человека, определяющими неповторимый творческий взгляд на становление окружающей реальности. Для того чтобы данный этап был реализован, историко-генетический опыт взаимодействия с природой научил нас созерцать – не просто воспринимая внешний мир со всеми его проявлениями, а создавая альтернативные образы восприятия буквальной предметности, уходящей за грань абстрактной плоскости. Именно это лезвие, как путь к художественному осмыслению действительности, является ключевым свойством мышления, движение которого корректирует ряд чувственных фильтров, улавливающих информационные свойства реальности и пропускающие их через понятийный спектр внутренней содержательности человека и ее внутренних параметров, определяющих степень освоения качеств этой реальности и стремление найти первоисточник ее развития. Созерцание, как соприкосновение с бесконечной формой тонкого слоя духовной содержательности архитектурной реальности, уводящее человека к абстрактным формам осмысления, которые и являются катализаторами этапов трансформации в первую очередь во внутреннем мире человека, преобладает ни у каждого, представляя собой своеобразный талант и привилегию увидеть то, что запечатано в глубочайшем пространственно-временном контексте, выраженном социальными, культурными, мировоззренческими, материальными, природными, климатическими, смысловыми и иными особенностями, оно развивает в человеке способность синхронизировать чувства, мышление, психологию, возможности и многое другое. Все это позволяет усмотреть скрытые особенности предметной архитектурно-пространственной реальности и установить свое отражение ее параметров, обогащающих визуально-смысловой потенциал человека.

Трансформация, как этап взаимообратный в отношениях между внутренними и внешними предпосылками, обладает таже как прямой, так и обратной иерархичностью. Касаясь в первую очередь созерцания, то есть коммуникаций с внешней реальностью, следует отметить прямой переход обратного импульса в созидание, который выполняет задачу внешней действенной трансформации архитектурно-градостроительного ландшафта с использованием тех же инструментов синхронизации и определения внутреннего состояния творца, таких как психология, мышление, культура, душевные качества и т.д. Помимо различных этапов трансформации следует отметить важную роль отношений в данной связи. Их построение представляет собой импульсно-реакционную модель имеющую либо внешний, либо внутренний источник, однако понимая, что человечество сегодня , так же как и в древности находится на определенном балансе между существованием во внешнем мире и развитием индивидуального внутреннего, то рациональнее считать первичным все таки внешние факторы, стимулирующие человека к развитию внутренних качеств и фильтров чувственного восприятия окружающей реальности, которая как раз впоследствии и становится частью духовного и интеллектуального синтеза и его реакционных импульсов, ведущих к трансформации архитектурной реальности и как следствию становлению новых парадигм, вызванных непрерывным развитием отношений между двумя параллельными мирами, сочетающимися в самом человеке. Основной причиной таких отношений и их взаимообратного воздействия, является постоянство контекста, который изменяясь открывает для творца новую информацию, оставаясь постоянным как фактор и условие преобладания во внешнем мире. Мы никогда не находились в вакууме, человечество всегда занимало ту или иную географию, борясь на протяжении всей истории за ее природные образно-пластические богатства, которые отражены в сценарии развития всей мировой архитектуры, ее сущности и культурологической преемственности.

Не многие строят отношения с внешним миром через первенство внутреннего, как источника развития окружающей реальности, однако такая стратегия представляет собой наиболее тонкий и глубокий духовный поиск, простирающийся уже через внутренние отношений и трансформации, которые связывают интеллектуальные, культурные, психологические, чувственные и иные возможности. Шанс создать нечто новое в подобной иерархии является наиболее вероятным, однако обязательным условием для этого служит неразрывная связь с характером внешней морфологии. Созерцание в таком случае обращено в начале на духовную составляющую, а затем уже на внешнюю, уловить которую не сложно в отличие от понимания ее внутренних качеств, которые возможно усвоить лишь при условии наличия соответствующих духовных и интеллектуальных фильтров внутри самого творца. Имея определенную степень и вектор развития, человек определяет собственную методологию созерцания и созидания внешнего архитектурного ландшафта, находя источники либо в себе, либо во внешнем мире. Наиболее привычным, массовым и информативным разумеется является контакт с внешней реальностью, ее созерцанием для дальнейшего обогащения внутренних качеств и развития фильтров чувственного восприятия. В эпоху Античности данное понятие имело весьма большую роль в первую очередь в формате философии. Сегодня же созерцание блуждает в поисках преемственности к тем или иным категориям, в особенности психологическим. «Созерцание — довольно редко используемое в современной психологии понятие, не наделенное категориальным статусом» [1]. Сегодня созерцание редко используется как термин определяющий контакт не просто с внешним миром, но и с его внутренним устройством, структурой тонкого содержания предметности. В сущности же необходимо вернуться к доминантной роли данного понятия не просто в философии, но и в мировоззрении конкретного человека. Мы не будем вдаваться в конкретное положение понятия в психологии или иных категориях, хоть и лексически понятие достаточно ясно и внятно отражает различные формы наблюдения за миром, но обратим внимание на то, что несет данный термин в срезе коммуникативного взаимодействия человека и окружающей его среды или иначе говоря внутреннего и внешнего, а также как это влияет на становление другого не менее важного понятия – созидания. Формулировки древних философов полны истинным мироощущением, что привносит наибольшую ценность и авторитет для созерцания. Платон представлял себе созерцание так: «…область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, — это подъем души в область умопостигаемого» [2]. Связывая созерцание с логикой, Платон приближает его к прямому воздействию на мышление, что наиболее близко стратегиям трансформации сегодня. Как можно судить по трудам древних философов, они созерцали не просто глазами, как сегодня зачастую делает человек. Аристотель писал следующее: «У одного и того же человека знание по своему происхождению предшествует деятельности созерцания» [3]. «Первое изменение ощущающего возникает от родившего его, родившись же, оно уже имеет (в возможности) ощущение таким же образом, как знание. Ощущение же в действии можно уподобить деятельности созерцания; отличается оно от последнего тем, что то, что приводит его в действие, есть нечто внешнее — видимое и слышимое, равно и другое ощущаемое. Причина этого в том, что ощущение в действии направлено на единичное, знание же — на общее. А общее некоторым образом находится в самой душе» [4]. Иными словами, для древних созерцание выступало целой деятельностью, авторитет которой был неоспорим как в психологии, так и в форме философского познания, где диалектика по мнению Прокла выступала «подлинным упражнением в созерцании действительных предметов, позволяющим соотнести с ними логосы» [5].

Проецируя созерцание на сегодняшний метод коммуникации, можно характеризовать его массовую поверхностность, и лишь малая доля погружается в созерцание, как в деятельностную стратегию восприятия духовными, интеллектуальными, физическими и психологическими сенсорами. Формируя собирательный процесс информационного спектра на всех этих уровнях, созерцание создает основу для последующей трансформации внутренних предпосылок и импульсов построения уникальных созидательных форм архитектурно-пространственной реальности. От сюда проистекает источник изменений внешней морфологии под воздействием результирующих от коммуникации инфопотока через отношения духовного, интеллектуального, психологического и интеллектуального миров человека, как инструментов фильтрации широкого потока многообразных данных внешней реальности.

Говоря о внутренних фильтрах человека в срезе постоянства действия можно установить именно психологические, душевные и интеллектуальные, как ключевые инструменты взаимодействия и источники импульсов трансформационного действия как в сторону внешнего, так и в направлении внутреннего. Помимо них развивается еще множество чувственных рецепторов сознания человека и его физической оболочки, которые определяют, анализируют и строят действенные импульсы и реакции друг относительно друга как во внешнем, так и во внутренних мирах, взаимодействуя с колоссальным инфопотоком внешней морфологии и ее внутренним содержанием как отражением сторонних внутренних импульсов и трансформаций, вызванных предыдущими парадигмами образно-смысловых коммуникаций. Таким образом можно сделать вывод, что во всем внешнем преобладает и внутреннее, как скрытая форма информационного построения, изобилия и отношений между теми же душевными, интеллектуальными, психологическими предпосылками, а постигаем их мы как раз по средствам взаимодействия с их внешней структурой, обоснованной внутренним содержанием. Цель: проникнуть в сущность предметности и сопоставить ее с собственным внутренним миром, спроецировав эти отношения на свои внутренние парадигмы чувственного восприятия.

Путь трансформации внешней реальности является достаточно сложным процессом, который обусловлен сложнейшим переходом из плоскости внутренней абстрактной содержательности в формат вполне понятной предметности, определенности и существа. На этапе перехода к созиданию – созданию не просто чего-то привлекательного в формате понятийной модели сегодняшнего времени, а реализации полноценного взаимодействия всех внутренних компонентов в диалоге с реальностью внешнего окружения, происходит переработка информации и проявление уникальных качеств внутренней фильтрации, которые определяют потенциальную ценность архитектуры в ее концептуальности, сценарности и образно-смысловой устойчивости. Сосредоточение трансформационных метаморфоз имеет место внутри нас, объединяя интеллект, чувства, душу и психику. Изменения же в свою очередь обусловлены противопоставлением образа внутренней и внешней действительности. Нам хочется привнести во внешний мир то, чего нам в нем не хватает исходя из качества и изобилия внутренних качеств, их важности и воздействия на наше состояние, что влияет на целостное, но очень абстрактное понятие “счастье”. Устремленность человека к самореализации – это и есть ни что иное как потребность во взаимной трансформации и выходе на уровень перехода созерцания в созидание и наоборот. Цикличность данного процесса весьма явно отражает все зависимости во внешнем мире, имеющие прямую параллель с потенциалом нашего внутреннего развития и формирования инструментов фильтрации инфопотока как извне, так и изнутри. В данной связи невозможно предсказать связи и алгоритмы действий в синхронизации созерцания и созидания, можно руководствоваться лишь наличием постоянства этих связей, как константы для обеспечения действенной моторики освоения внешних компонентов при условии их осознанности внутренними моделями индивидуального восприятия. Именно разность в осознанности как конечной точки действенных реакций от созерцания внешней реальности, формирует диапазон внутреннего инструментария и его форм взаимодействия, которые выражают понятийную модель информационного изобилия этой реальности. Человек осведомлен в той степени, относительно которой настроен его реакционный аппарат, имеющий потенциальные связи между внутренними инструментами-фильтрами, настройка которых всецело зависит от степени как внутренней, так и внешней осознанности.

Следует также отметить и то, что сам факт трансформации внешней реальности тоже лежит в нескольких плоскостях, которые имеют действенную природу, лежащую в срезе культурно-мировоззренческого, психологического, интеллектуального и предметного проектирования. Таким образом осуществляется переход уже из внутреннего во внешнее через промежуточные этапы и проекции потенциала на материальную плоскость, в которой проявляются собственные условия, учет которых представляет собой спектр задач, решение которых необходимо на пути к целевой форме материализации внутреннего духовного синтеза, как эксклюзивной стратегии созерцания мира, способной пропустить через творца сущностные аспекты внешнего и выразить их в инновационном подходе к созидательной концепции архитектуры будущего, ее внутреннего содержания и внешнего соответствия.

Трансформация и построение внешней среды является преимущественной задачей в коммуникативном взаимодействии внутренних компонентов личности, чувствительность которых определяется степенью осознанности принимаемой информации извне, ее масштабами, глубиной и многогранностью. Ее усвоение в свою очередь приравнивается к устойчивым стандартам личности, определяющим суть и мораль для этой информации для того что бы не просто грамотно ее усвоить, но и переработать, выдав нечто уникальное и новое, создавая не просто архитектуру “нужды”, а настоящие произведения, наполненные свежим дыханием персонализации и знаковости, нося в себе черты художественного символизма, выработанного в результате трансформаций и метаморфоз внутренних и внешних ролевых изменений, которые примеряют как позиции импульсов, так и реакций как от внешней, так и от внутренней реальности. Символизм и персонализация в свою очередь, имеющие огромное значение в современном творчестве, архитектуре и дизайне, являются носителями оттиска отношений между одной и другой реальностью.

Отношения во всех смыслах играют в данной концепции неоспоримую роль, также как и обмен информацией между ними, задающей новый ритм и дисциплину для психологических, душевных и интеллектуальных фильтров личности, что впоследствии ложится на наследственные константы, наиболее сильно отражающие степени отрицания неприемлемой информации, невозможной для последующей обработки и усвоения. Данный феномен является признаком пространственно-временного становления и воспитания личности в тех или иных условиях что, разумеется, сказывается и на внутреннем богатстве, способном выстроить концептуальную действенную цепочку новой морфологии. Развивая различные внутренние проекции как формы экспансии творческой личности, мы сталкиваемся с абсолютно разными алгоритмами связей нашего мировоззрения и внешней реальности, однако неизменным остается пластичность сущности творца, которая постоянно контактирует с новыми формами и ракурсами взгляда на различные фрагменты морфологии архитектуры, ее локальности и целостности, зависимости и автономии, а также подчиненности или же самодержавия.

Архитектура, как и всегда строит сегодня различные информационные стили, объекты, ракурсы отношений с человеком и его потребностями, просвещая его и становясь источником устойчивого развития его внутреннего потенциала. Общество использует для развития две основные модели, выступая в одном случае реакцией в ходе созерцания, а в другом, импульсом для созидания. Таким образом человек находится в постоянстве принятия и отдачи, формируя суть своей жизни, развивая с помощью внешнего - внутреннее и с помощью фильтров внутреннего - внешнее. Процесс, который неразрывно идет со всеми циклами жизнедеятельности и устройства мира. Опираясь на свою циклическую действенную модель, данная концепция имеет безграничные ресурсы поиска формирования новых средств художественной выразительности, проявление которых неоспоримо связано с характером пластичности внутренних отношений на душевном, психологическом, интеллектуальном, физическом и иных уровнях.

Заключение.
Через трансформацию архитектурно-пространственной реальности мы наблюдаем изменения во внутренней культуре мышления, мироощущении и духовности в широком смысле. Человек априори пребывает в постоянстве коммуникаций с внешним миром, находясь порой даже в бездействии, он сталкивается с огромным количеством сторонних форм мышления, что способствует развитию внутреннего языка коммуникативных фильтров, расширяющих свой понятийный кругозор и создающих новые порции сопоставлений для уже принятых и существующих наследственных инструментов осознанности в качестве развития и трансформации различных характеристик личности, ее определенности в контексте связей и отношений с внешним миром. Таким образом в плоскости созерцания выделяется внутренний тип трансформаций, а в плоскости созидания внешний, где архитектура через ее предпроектные формы развития (образование, творчество) увеличивает перспективы передачи персонализированных свойств в широкие массы, развивая в них символизм и преемственность к тем или иным концептуальным действенным стратегиям.

Качество развития архитектурно-пространственной реальности всегда зависимо от приоритетов внутренних отношений на уровне человека и общества. Приоритеты различных категорий выстраивают свои типологические нормы, задавая планку культурному развитию архитектуры, ее стороннему восприятию, силе, приоритетам и позициям относительно жизни людей и их ценностей. В связи с преобладанием среды человека и общества формируются массовый и локальный индивидуальный характер восприятия и мышления, что в нынешней коммуникативной сфере служит огромным противоречием проявлению уникальных внутренних доминант по отношению к постоянным массовым свойствам легитимной восприимчивости.

Трансформации на всех уровнях нужны и важны, они способствуют модернизации и расширению перспектив развития созерцания и как следствие, созидания. Внутренние фильтры в свою очередь выступают главными инструментами, грамотное управление которыми позволяет реализовать творческую индивидуальность и противостоять социальной массовой культуре мышления, как стратегии развития альтернатив в доминантном поле проявления культурной идентичности.

Библиографический список:
1. Акопов Г.В., Семенова Т.В. Созерцание как дополнительная к деятельности категория психологии / Лекция по курсу «Общая психология» / Самара, 2014. / C. 16
2. Платон, 1990–1994, Федр / Государство / кн. 7, 517b
3. Аристотель, 1976, т. 1, / О душе / 412а 25
4. Аристотель, 1976, т. 1, / О душе / 417b 10 15
5. Прокл, Комментарий к «Пармениду» Платона / 653 10

Введение.
Архитектурное проектирование, как и сама архитектура имеет множество системных проблем и недочетов. Связано это вполне с ясными факторами. Большое влияние имеют экономические, социальные, политические факторы, однако имея ввиду такие крупные и сильные направления мы порой забываем о самой архитектуре, ее композиции, эстетике, цвете, а это является чуть ли не основными факторами воздействия на мировоззрения общества. Таким образом имея большой перевес в сторону экономики, политики и предпринимательства, по крайней мере в российской практике, теряется высшее мировоззренческое ядро удовлетворения социальных потребностей. Визуально-образная составляющая или иными словами эстетика и красота занимают в нашей жизни передовые рубежи, это связано в первую очередь с основным органом восприятия человека-глазом. Мы каждый день воспринимаем и считываем большое количество различной информации с помощью глаз, которая впоследствии проходит аналитические каналы мозга и формирует собственный отклик на имеющуюся действительности. Такая рефлексия активно и положительно воздействует на развитие различных каналов организма человека. Для того что бы обратить внимание на философскую и мировоззренческую стороны проектирования необходимо прибегать к комплексной аналитике и построению обоснованных концептуальных образно-графических систем-констант с учетом функционально-смысловых связей. Таким образом решение проблематики архитектурной отрасли связано с переосмыслением многих факторов. Следовательно, главной задачей сейчас является четкая синхронизация всех позиций экономики и мировоззрения ради целостного подхода к проектированию и усилению значения самой архитектуры с позиций искусства и философии. Для решения этой задачи необходима выработка стратегии подходов к проектированию, которые могут быть выражены в методах. Внедрение методики как в проектную деятельность, так и в стратегию экономического развития как целостную систему управления окружающей средой позволит подойти к комплексной интеграции всех городских структур и сделает архитектуру более выразительной, а подходы к ее созданию многообразными и креативными.

Что есть понятие метод?
Архитектурное проектирование-это сложный процесс, отвечающий за формирование любого объекта или пространства, в нем задействованы функциональные, композиционные, эргономические, логистические, объемно-планировочные, социально-экономические и многие другие задачи и направления. Все это ведет к процессу интеграции охватываемых задач и определению степени их активности в предпроектной и проектной деятельности. Однако зная и имея в своем арсенале весь необходимый тематический ресурс, его не достаточно просто осмыслить и переработать. Огромное значение начинает приобретать задача поиска грамотного подхода к проектированию. Такие задачи требуют определенного регламентированного подхода и поиска, который формирует матрицу для творческого процесса. Но что же есть матрица? А матрица это и есть ни что иное как метод, имеющий свои особенности и параметры, он задает ритм процессу проектирования и определяет основное и второстепенное, константы и переменные и многое другое. На сегодняшний день существует большое многообразие методов и стратегий проектирования, которые широко используют архитекторы в своей практике, в особенности зарубежные мастера, многие создают собственные подходы к решению проектных задач, вкладывая в понятие метод собственные прерогативы и идеи. В архитектурном контексте метод занимает большое пространство как направление основы творческой деятельности, способствующее образованию системной цепочки, ведущей к последовательному осмыслению и становлению обоснованных концептуальных единиц, готовых к внедрению в проектную архитектурную оболочку.

Сущность и содержание Челночно-сетевого метода.
Челночно-сетевой метод архитектурного проектирования объекта (среды) возник в результате потребности комплексного и целостного осмысления проектных задач, а так же постоянного обращения к исходным фактам, которые порой забываются в процессе продвижения к цели. Сущность метода заключается в синхронизации всех используемых механизмов их последующее сравнение и глубокая аналитическая параметризация, что дает возможность более широко и всецело ощутить проектируемую среду и типологию объекта проектирования. Большое внимание здесь уделяется движению в пространстве или предпроектному потоку, так называемая стрела времени, которая вбирает в себя все рассматриваемые этапы и уровни проектирования со всеми целями, задачами и выводами. Перед становлением системы как таковой, необходимо определить спектр проблем, влияющих на проектирование и пройти в широком смысле весь аналитический полигон для сбора конкретной информации и формирования более четких целей, границ и задач уже исходя из контекста аналитического блока, который в свою очередь способствует ответной рефлексии и зарождению первичных ассоциативных реакций.
Подходя к интеграции структуры аналитического блока, система вбирает в себя цели и задачи данного уровня и прорабатывает их в условиях глубокого анализа и обращения ко всем подсистемам, входящим в данный блок, а всплеск эмоциональной рефлексии дает возможность автору глубже прочувствовать как сам объект (среду), так и типологию объекта (среды) и подойти к осмыслению образа существующей действительности. Впоследствии общей аналитики и становления первичных задач мы определяем значение проектируемого объекта и как следствие значение той среды, в которой он находится, а также степень соответствия проектируемого объекта среде или же степень соответствия проектируемой среды более широкому пространственному контексту. Следующий этап рассматривает как раз таки сам объект, его посадку и пятно в среде, а так же определяет границы и задачи данного уровня, решая их в вербальном и невербальном направлении, определяя функционально-смысловые и образно-графические векторы развития объекта на первом локальном уровне.

Исходя из степени значимости проектируемого объекта можно определить необходимость распространения контекстуальных пространственных границ в которых он находится и если эти границы получают более широкое распространение и имеют перспективы на рассмотрение в масштабах района, акватории и города в целом, то количество рассматриваемых блоков и сравнительных параметров увеличивается вместе со значимостью рассматриваемых вопросов, которые начинают приобретать более философский оттенок. Таким образом рассматривая общественный центр как систему социального притока всего района возникает необходимость в рассмотрении следующего Градостроительного уровня 1, который способствует более широкому осмыслению и построению стратегической линии уже в системе всего Северо-восточного жилого района. Здесь так же рассматривается спектр вопросов, которые должны показать нам в итоге как же изменяется структура объекта в условиях рассмотрения его в более обширных границах и значениях.

Решая задачи градуровня 1 мы понимаем что в спектр крупных градоформирующах акцентов входит транспортная ситуация и вопрос акваториального деления города. Следовательно рассмотрение общественного центра как единицы района будет дополняться и расширяться исходя из градостроительных предпосылок. Определение границ Градостроительного уровня 2 позволяет обобщить ситуацию, цельно взглянуть как на проблематику, так и на ее решение, выявить ключевые функциональные константы и понять как будет изменяться природно-ландшафтный и градостроительный каркас с учетом проектирования новых объектов. Данный блок включает в себя рассмотрение части акватории, правого берега и непосредственно Северо-восточный район. Усиление значения объекта проявляется очевидно с каждым уровнем, а степень значимости и одухотворенности вопросов возрастает. Здесь включаются такие аспекты как экология, градоформирующий каркас и природно-ландшафтное благоустройство, входящее в систему целостных панорам и композиционных раскрытий.

Осмысление градуровня 2 говорит о наличии многих факторов и систем входящих в него и одной из таких систем является Воронежское водохранилище, часть которого рассматривалась в предыдущем разделе, однако неоспоримая целостность водоема трактует для нас целостное рассмотрение ситуации акватории и прилежащих к ней территорий (береговых зон). Это говорит лишь о переходе к системе водохранилища и рассмотрению градостроительного уровня 3, который еще больше продвигает нас к философским и духовным недрам проектной разработки. Здесь зарождается единство акваториальной системы и целостность ансамблей и панорам всех береговых пространств.

Формируя единый акваториальный каркас мы идем в сторону совершенствования системы композиционных доминант и духовно-мировоззренческих идеалов, что позволяет обратиться к градостроительному каркасу всего города, рассмотрение которого дает возможность взглянуть на политические, экономические, социально-политические и экологические направления региона в целом а так же влияние на них проектируемого объекта (среды).

Итак, пройдя цепочку уровней мы наблюдаем насыщение во всех отношениях и единую интеграцию концептуального видения проектируемого объекта (среды), однако остается вопрос в чем же суть понятия челночный. Объяснить и внедрить это понятие возможно следующим образом: проходя на каждый последующий уровень проектирования, объект проектирования рассматривается относительно нового средового контекста, а последующее рассмотрение уровней дает возможность вернуться назад и осмыслить структуру и значение объекта относительно рассматриваемой территории, это же касается как функционально-смысловой, так и образно-графической основ. Путь от единицы до системы осуществляется, вбирая в себя факторы предыдущего блока и несет единый предпроектный аналитический характер с последовательным формированием концептуального образа и функциональных констант. Пройдя всю цепочку и подойдя к городскому каркасу, как к философии архитектурно-пространственных, социокультурных и политических взаимодействий мы вновь обращаем внимание на исходную единицу нового городского образования. Формирование Локального уровня 2 и определение его четких границ является итогом всех предыдущих уровней, которые поспособствовали интеграции всецелого образно-функционального вектора развития общественного центра. Здесь происходит так же единение полей осмысление в общий смысловой блок, который впоследствии способствует творческой теоретической и практической рефлексии на переработанный материал. Уровень фронтальной проработки открывает для нас все более высокие задачи, ответы на которые требуется отразить в структуре проектируемого объекта (среды). На Локальном уровне 2 мы так же обращаемся к предыдущим структурам системы и находим подтверждения или сомнения в действиях на данном уровне, тем самым модернизируя и улучшая систему самого объекта проектирования.

Цели и задачи метода.
Метод Челночно-сетевого архитектурного проектирования объекта (среды) нацелен на комплексное осмысление предпроектных и проектных задач, интеграцию технологии последовательного осмысления всех факторов влияющих на проектирование. Метод так же направлен на структуризацию и упорядоченность проектных задач, их синхронизацию, большую роль здесь играет постоянная динамика системы, которая не позволяет архитектору уйти в состояние стагнации и остановиться на каком-то одном решении. Этот непрерывный образно-графический поисковой потенциал и функционально-смысловые дополнения образуют политику “долгого проектирования”, что распространено за рубежом достаточно широко. Такой метод способствует как расширению мировоззрения самого архитектора, так и формированию четко продуманной проектной системы и ее концептуальной оболочки. Расширение кругозора и собственного потенциала зарождается именно в процессе работы с такой многоуровневой системой.

Преимущества использования и внедрения метода.
Метод челночно-сетевого проектирования имеет ряд крупных преимуществ. Это сумарное тематическое обогащение знаний и умений, развитие комплексного подхода к решению задач, умение работать в системе, анализировать и переосмысливать, перерабатывать информацию. Метод так же активно влияет на положительный результат проектирования, обоснованный осмысленными цепочками действий с упором на концептуальный подход и аналитические доминанты и константы.

Политика распространения и глобализации метода.
Рассматриваемый метод может быть актуален в любой специфике архитектурностроительного и градоформирующего дела. Его внедрение поможет активизировать концептуальный ресурс мышления и не даст запутаться в собственных разработках и рабочем процессе, ведь ведущую роль здесь играет система, которой следует придерживаться. Именно она образует цепочку действий и взаимодействий, способную упорядочить как мыслительный, так и практический процессы. Распространить такую концепцию в учебном процессе является неотъемлемой задачей, для последующей демонстрации в массы реального проектирования.

Вывод.
Челночно-сетевой метод проектирования объекта (среды)-это целая система взаимосвязанных компонентов предпроектной работы, направленных на интеграцию общей идеи и построение четкой схемы движения к проектной разработке. Это схема основана на циклах переосмысления предыдущих цепочек действий и является собирательным звеном всего рабочего цикла. Таким образом данный метод дает возможность вернуться на предыдущие этапы, пересмотреть их и сделать переосмысление уже в новом контексте следующего блока, в следствии чего система дает более четкий результат и подводит пользователя как к более обширному видению самой типологии, так и к широкому пониманию проблем разноуровневого характера. Итак, можно сказать, что новый метод проектирования в большей степени имеет вектор последовательной долгой разработки, однако в этом есть как свои плюсы, так и минусы. Плюсами такого рода подхода к проектированию являются: увеличение и обогащение теоретическими знаниями, внедрение в богатую методологическую среду, глубокое осмысление проблем и факторов воздействия, четкость и последовательность, всецелый сегментативный подход, богатый аналитический блок, возможность работы с материальными и духовными факторами и как следствие выявление концептуальных параметров на базе матрицы системы метода челночно-сетевого проектирования. Негативные стороны метода отражаются в основном на временных рамках, которые зачастую очень малы и регламентированы заказчиком, но если внедрить данную систему в единый цикл проектирования как константу и показать ее возможности с точки зрения организации процесса и концептуального подхода, то можно будет говорить об осмысленности существующей строительной архитектурной индустрии, а точнее ее визуально-смыслового и функционального образа, который будет уже не так прост и однообразен, а наоборот монументален и разнообразен благодаря индивидуальному подходу к осмыслению конкретных проблем и построению четкой стратегии действий. Но как же это может отразиться на политическом и экономическом развитии? Естественно, как и многие другие системы инновационного развития, данный метод нуждается в широком маркетинговом развитии и понимании необходимости использования. Своего рода революционные новшества признанные кардинально изменить не только процессы деятельности, но и сами методы и смыслы, обязаны прийти на смену устоявшимся канонам в первую очередь социального мышления.

Библиографический список:

1. М.В. Дуцев “Концепция художественной интеграции в новейшей архитектуре” стр. 13-74, стр. 346-387.
2. Ю.И. Кармазин “Творческий метод архитектора и задачи развития профессионального образования”.

Экология – достаточно многоёмкий и эпатажный феномен состояния среды в привычном восприятии. Сегодня он рассматривается и используется в различных контекстах, что делает его достаточно синтетическим и амбивалентным. Нынешняя информационно-смысловая реальность с достаточно неустойчивым и сложным ландшафтом, изменения которого также непредсказуемы, как и множество природных явлений, является большим источником насыщения с одной стороны и загрязнения, с другой. Понятие экологии вышло из привычного контекста и начало активно использоваться в определении состояния внутренних компонентов духовного и интеллектуального мира человека, тесно связанных с творчеством и креативностью.

С проблемой экологического сознания в контексте концепции устойчивого развития тесно связан вопрос о необходимости аналогичного переосмысления понятия экологической культуры. Как и экологическое сознание, экологическая культура тоже имеет своим источником экологические знания и представления. Но экология (даже в широком ее смысле) – это все-таки не концепция устойчивого развития. Экология и работающие на стыке с ней социология, психология, педагогика и др. науки – это научные дисциплины со своими «правилами игры» [1].

Творческое мышление, есть процесс отличный от закономерной стратегии и иерархии устойчивого постоянства, алгоритма развития. Следует отметить, что творческое мышление не является признаком наследственности, оно формируется на основе спектра осведомленности и освоенности принятия тех или иных информационно-смысловых параметров реальности, а также коммуникаций с ней. Точность и спонтанность, эппатажность и скромность, динамика и стабильность, и многое другое являются формами состояния творческого мышления, определяемые пространственно-временной и событийной экологией воздействия внутренних параметров на внешние и наоборот. Сложно определить и то, что творческое мышление есть механизм, ведь механизм вполне устойчив, цикличен и постоянен в своих составляющих, здесь же можно отметить лишь то, что ТМ – это постоянство изменений и влияний условий связи и коммуникации между факторами внутренней среды человека и внешних особенностей пространства цифрового и физического. Среди ключевых факторов состояния ТМ можно выделить следующие: озарение, спонтанность, импульсивность, равнодушие, концентрация, нестабильность, равновесие, хаос, дисфункция, принадлежность, знаковость, экспериментальность, технологичность, фрустрация, интроспекция, катарсис, эмпатия. Все они определяют признак действенности или бездейственности в отношении креативной динамики развития творческого замысла, раскрывая или замыкая ее потенциал. Креативность, как феномен преемственности можно сравнить с апельсиновым деревом, растущим в южных странах, но никак ни в северных и центральных широтах. Контекстуальная составляющая играет большую роль для становления экосистемы мышления, развивающей креативные формы культуры сознания. "Сезонность", под которой понимается смена внешних условий при сохранении локации, является атрибутом трансформации факторов состояния смысловой экосистемы, при которых определяется эквивалент концептуальной активности и насыщения. Наполняясь жизненно важными элементами, творческая идея набирает сок в процессе синтеза этих компонентов, взаимосвязь которых рождает уникальные плоды креативного содержания, которое определяется внутренними изменениями в связях между составляющими творческого замысла, руководствуясь либо математическим паттерном, либо конструкциями абсолютно полярной спонтанной связи. Внутренние процессы подобного взращивания креативности, не просто определяют состояние внешней экосистемы всего интеллекта, но и уходят в глубину внутренней механики жизненного устройства творческого замысла. Апельсиновая оболочка каждого плода на дереве схожа, однако, её внутреннее устройство и количество живых связей волокон уникальна, также, как и каждый из нас, обладая схожими параметрами, определяет концепцию внутренней действенной содержательности по-своему, кто-то растёт ниже, кто-то выше, а кто-то вовсе в тени или наоборот наслаждается тёплыми лучами солнца, обогащающего витаминами креативности весь плод.

«Высшая форма чистого мышления заключается в математике» (Платон) [2]. Ни для кого не секрет, что системность и закономерность тектоники устройства мира повсеместно волновала умы древних философов и встречается практически в любой форме жизненного, предметного и пространственно-временного ресурса. Устройство циклов и паттернов божественного мышления можно встретить в сакральной геометрии и изучении вопросов созидания нашего мира на основе форм математического построения, образования и связи всего со всем. Концепция математического подхода сегодня как никогда близка и популяризирована ввиду развития факторов роста интереса к искусственному интеллекту и различным направлениям когнитивной науки, которая также получила импульс достаточно недавно. В отличие от иных подходов усмотрения, математический является наиболее семиотическим и доступным для широкой среды интеллектуального поиска. Но что же с экологией? Порой её избыточный потенциал ей же и вредит. Устойчивая закономерность и предсказуемость действенной системы, нагнетаетнавязчивый образ однообразия. Среди множества подобий становится сложно усмотреть нечто уникальное, поэтому математическая модель является весьма тонким инструментом усмотрения художественно-смысловой эстетики, требующим деликатного использования. Питательные составляющие творческого мышления определяют потенциал креативности будущего замысла, образуя ценностный спектр эмоциональных, психологических, физических, духовных, материальных и иных состояний, которые определяют конструкцию взаимодействия внутренних и внешних компонентов и инструментов мышления. Конечно же, большой живительный источник первичного развития закладывается в корневой системе, в среде, где взращивается замысел, наполняется многообразием информационносмысловых и культурно-мировоззренческих предпосылок. Рассматривая мышление, видение и знание как категории взаимного дополнения можно отметить их связь в формате обогащения творческого замысла. Тесная связь инструментов внутренней и внешней реальности позволяет целостно взглянуть на концепцию восприятия различных форм мышления и их перспектив. «Мышление более интересно, чем знание, но менее интересно чем видение» (Гётте) [3]. Мы слышим то, что хотим слушать, видим то, что хотим усмотреть, чувствуем то, к чему хотим прикоснуться и вдыхаем то, чем хотим дышать. Так же, как и в случае с плодовым деревом, условия, влияющие на чувства, имеют «сезонный» и «порывистый» характер, вследствие чего возникает креативная уникальная форма, идущая в раскос стратегиям мышления. Именно непредсказуемость погоды, делает природу краше, а экологию сильнее и разнообразнее, в условиях экстремальных событий возникает что-то новое и неповторимое, формируются новые взгляды, меняются парадигмы, культура и сознание человека. Своеобразие чувственного хаоса и его непостоянство создают условия для развития уникальных креативных концепций, в то время как все стараются уловить стабильность, чувства, стремящиеся к бескомпромиссному принятию всех состояний и условий природы, демонстрируют доминирование уникальности и новаторства над устойчивыми конструкциями повсеместной смысловой и визуальной реальности.


Литература:
1. В.И. Панов, Э.В. Лидская. Концепция устойчивого развития: экологическое мышление, сознание, ответственность /С - 43.
2. https://www.liveinternet.ru/users/4884686/post223989451/
3. https://www.liveinternet.ru/users/4884686/post223989451/

Введение.
Городская среда велика и многогранна, в ней преобладают большие и малые системы и векторы целевого развития. Взаимодействуя друг с другом, тем самым обеспечивая жизнедеятельность городу, различные элементы городской структуры формируют благоприятную или не благоприятную обстановку для главного героя всего пространства, человека! Говоря о крупной сегментации функциональных направлений, порой приводящих в замешательство и страх, перед масштабами деятельности, мы отказываемся принять на себя важную задачу, связанную со сложными процессами интеграции и единения структурных элементов пространства, тем самым не давая возможности развития принципиально новых отраслей деятельности и производства. По этому в данной работе акцентируется внимание на развитии крупных функциональных векторов в системе одного крупного пространства городской среды, где используется нестандартное мышление и подходы к проектированию и разработке многоцелевых систем, а рассмотрение объекта в различных ситуационных средовых контекстах дает более широкое представление о том что же ждет нас на различных этапах проектирования и как необходимо подойти к самому процессу проектной разработки.

Программа-задание.
В связи с территориальным и социально-экономическим развитием Воронежа, северо-восточный района обретает особое значение в плане качественного улучшения всех его составляющих. Раздел 1. Программа-задание на по разработке дипломного проекта. Раздел 2. Краткие организационно-методические указания по проектированию объекта. Раздел 3. Методика архитектурного проектирования основывается в целом на принципе методических подходов. Задачи решаемые на различных уровнях. Локальный уровень 1, Градостроительные уровни 1,2,3,4, Локальный уровень 2. Отсюда в индивидуальной программе выделяется три структурных блока информации: 1 параметрические данные, 2 легенда-эссе, 3 эскиз-идея всего объекта.


Цель и задачи уровня ЭКСПРЕСС-АНАЛИЗА.
Цель: Выявление спектра коммуникативных функций на базе рассмотрения модели поля осмысления, с экспресс-проработкой важнейших коммуникативных единиц для отладки их последующей интеграции и взаимодействия, а так же установки гармоничного синтеза материального и духовного для формирования благоприятной и развитой сценарной организации как самого пространства, так и процессов социально-культурного насыщения в прогнозном развитии. Задачи: Создание поэтапной системы предпроектного и проектного моделирования. Охватить основные теоретико-методологические основы Творческого метода архитектора. Выстроить иерархию внутренних процессов в контексте пространства. Постановка в ранг наиболее важных аспектов импульсно-результативный подход в развитии образно-смыслового моделирования.

Содержание поиска в разделе “ПОЛЕ ОСМЫСЛЕНИЯ”, коммуникативный спектр связей, определяемый в поле осмысления.
Цель: понять на эмпирическом и беглом теоретическом уровне анализа, представить возможно полный спектр вопросов, связанных с комплексным подходом к проектированию заданного объекта. Матрица стратегии и тактики для уровня беглого анализа должна заинтересовать проектанта решением ее конкретных блоков. Желательно уловить главную идею проекта, ее метафоризацию, и по возможности, мини-концепции, способствующие решению главной идеи. Следующей целью поя осмысления является определение группы аспектов, которые бы могли подтвердить, возможно с необходимыми коррективами, или опровергнуть вопрос о степени целесообразности включения заданного объекта в заданную среду. Условие: и объект и среда должны видеться в их концептуально-пространственном развитии.

Избирательный анализ природно-ландшафтной и градостроительной ситуации через образно-смысловые и эмоциональные ощущения.
Эмоционально-эстетическая оценка исследуемого средового пространства. Особенность композиционно-пространственного и функционально-смыслового состояния приакваториальной среды. Биполярное состояние угнетающего характера застройки по отношению к живописной природной среде. Проблемность сущности эмоционально-психологического характера застройки. Энергетический прорыв рефлексии через образно-смысловые ощущения.

Организационно-методологический поиск результирующих ЭКСПРЕСС-АНАЛИЗА.
Под экспресс-анализом понимается беглое ознакомление со всеми основными сегментами Творческого метода архитектора, формирующими в последствии консистенцию поля осмысления для выявления проблем и постановки задач. Экспресс-анализ, также направлен на поиск закономерностей коммуникативных единиц-функций и работу над их четкой и правильной синхронизацией, обоснованной логической цепочкой действий и применением определенных методов в проектном моделировании. Важнейшими очагами формирования коммуникативных взаимодействий являются: 1 Непосредственно среда (пространство), 2 Объект (объекты), 3 Теоретические основы. ЭКСПРЕСС-АНАЛИЗ, как основная модель работы над данным проектом, является масштабным началом развития последовательной и трансформирующейся методики проектирования объекта (среды). Именно экспресс-анализ является той связующей коммуникативных функций, которая ставит перед нами стратегию целостного прогнозного видения ситуации с развитием объекта, среды и методологических основ.


Локальный уровень 1.
Последовательное влияние масштабов задач и границ исследуемой территории. Генерирование альтернатив в целях достижения целостности пространства (генерирование образносмысловых альтернатив для достижения целостности видения решаемой задачи). Локальный уровень 1 является стартовой позицией в решении и реализации задач заданного контекста, а так же входят в состав экспресс-анализа, который будет вестись до последнего контекстуального блока. В границах ЛУ1 используется пятно культурно-зрелищного центра с насыщенным внутренним содержанием и преобладанием функциональных особенностей для различных групп населения. Градостроительное значение самой территории довольно таки актуально и велико, учитывая нестабильность развития и множественные проблемы, и в свою очередь наличие перспективных территорий, крупных градостроительных узлов и значительных транспортных направлений заставляет нас перейти к рассмотрению градостроительного контекста.

Градостроительный уровень 1.
Рассматривая общественный центр как систему социального притока всего района, возникает необходимость в рассмотрении Градостроительного уровня 1, который способствует более широкому осмыслению и построению стратегической линии уже в системе всего Северо-восточного жилого района. Здесь так же рассматривается спектр вопросов, которые должны показать нам в итоге как же изменяется структура объекта в условиях рассмотрения его в более обширных границах и значениях, и как изменяются границы и территория в целом под воздействием особенностей проектной ситуации. Влияние пространственно-средовых и социальных факторов подтолкнуло помогло принять за основу глобальное развитие общества в направлениях физического, умственного, религиозного и культурного развития. Все эти этапы формируют блок единой функциональной ячейки, которая может состоять из функционально-тематических пятен: религиозный центр, бизнес-центр, спортивный центр, культурно-зрелищный центр и музейно-выставочный центр. ГУ1 сформировал функциональное направление ОЦ, выстроил логистику внутренних процессов и определил степень развития различных зон, выявил концептуальные направления движения.

Градостроительный уровень 2.
Структура ГУ2 возникла в результате неполного рассмотрения ситуации ОЦ в контексте ГУ1, где в качестве контекстуального пятна выступает Северовосточный жилой район, который имеет определенные связующие механизмы с остальными частями города, ввиду чего возникает потребность в рассмотрении более широких границ, в особенности потому что ОЦ района имеет не простой потенциал и характеристики как в физическом, так и в мировоззренческом и культурном отношениях. По этому рассматривая ГУ2 следует выделить новые цели и задачи, связанные именно с этим пространственно-средовым контекстом.

Градостроительный уровень 3.
Образование градостроительного уровня 3 обусловлено частичным рассмотрением акватории в предыдущем контексте, что не соответствует целостному подходу к рассмотрению акватории и ее берегов и панорам, следовательно анализ целостной системы Водохранилища поможет выработать и утвердить определенные решения и подходу в проектном цикле.

Градостроительный уровень 4.
Градостроительный уровень 4 обусловлен глобализацией проектируемого объекта и его высокой степенью значимости и перспектив. Ранее рассмотренная система акватории дает широкое представление о приакваториальной действительности и ее возможностях, однако все это требует непосредственной увязки с городом в целом. Такое решение поможет замкнуть круг проектного движения в отношении сравнительных контекстов и выйти на определение конкретных параметров локального уровня 2.

Локальный уровень 2 отличия его коммуникативных функций от исходной ситуации Локального уровня 1.
На данном уровне мы определяем: степень необходимости расширения границ исследования, существенную корректировка параметров объекта, переосмысливаем градостроительный образа морского фасада. Следующим этапом является становление Индивидуальной программы, в состав которой входит: регламентирующая часть, легенда на объект, эскизные наработки, спектр вопросов и задач, нуждающихся в дальнейшей проработке.

ОБЩИЕ ВЫВОДЫ.
Типология коммуникативных функций в формате персонального видения нами формируется в соответствии с концепцией формы (А.Г. Раппапорт) на трех уровнях: морфологическом, символическом, феноменологическом. Закономерности коммуникативных функций выявлены в последовательном организационном методическом исследовании и решениях теоретических и творческих задач: круг вопросов на Локальном уровне-1, коммуникационные функции на градостроительных уровнях, обобщение их на Локальном уровне-2.

Библиографический список:

1. М.В. Дуцев “Концепция художественной интеграции в новейшей архитектуре” стр. 13-74, стр. 346-387.
2. Ю.И. Кармазин “Творческий метод архитектора и задачи развития профессионального образования”.

Введение
В контексте рассматриваемой темы уже установлены этапы формирования архитектурно-градостроительной политики в ретроспективе и формы законодательного регулирования деятельности по градоформированию. В исследованиях современных ученых отдается огромное внимание проблематике идентичности архитектурно-градостроительного законотврчества в российском государстве. Научные труды, связанные с данным направлением, демонстрируют этапы формирования систематизации в управлении архитектурой и градостроительством. Ефремов, Вайтенс, Джасем и многие другие рассматривают в своих научных работах не просто архитектуру, как объект регулирования, но и целый ряд отношений и междисциплинарных систем, которые активизируют различные предпосылки и коммуникации в самой архитектуре и за её пределами. Рассматриваются социальные, политические и экономические вопросы, формирующие целый блок своеобразной проблематики, актуализацию которой сегодня предстоит подтвердить или опровергнуть.
Различные формы регулирования, стандартизации и контроля архитектурно-градостроительной деятельности начали зарождаться уже достаточно давно. Являясь монументальной и наиболее постоянной системой человеческой жизнедеятельности, архитектура всегда формировала к себе особое внимание, которое выражалось как в соблюдении различных локальных предметно-технических, технологических и функциональных требований, так и в целостном устройстве городской среды, имеющей свои потребности и характер развития, основанный на формах исторической преемственности и концепций будущего развития среды в том функционально-смысловом и правовом ключе, в котором пребывает общество, формирующее внутри себя особые коммуникации. Именно исторический контекст послойного преобразования и развития городов, различных поселений играет весомую роль в исследовании вопросов соучастного развития исторической и современной застройки. На базе этого стал формироваться вектор отношений между формами историко-архитектурной действительности. Но не только пространственно-временные взаимодействия раскрываются в данной плоскости, но и колоссальный спектр социальных отношений в их локальном и глобальном общественном проявлении. Архитектура же в свою очередь задает их динамику и формирует определенное отражение идеологического состояния и народной культуры всего общества в его политических и иных проявлениях.
Объект и методы исследования
Данное исследование ориентировано на выявление закономерностей управления архитектурно-градостроительной политикой в Российском государстве на протяжении его историко-культурного становления. Среди ключевых задач, стоит обзор особенностей исторического формирования парадигмы управления архитектурно-градостроительной деятельностью. Правовое поле выступает в данном случае важнейшим объектом развития отношений между самой архитектурой и обществом в пропорции глобальной народной архитектуры и локальной частной, а также политических общественных интересов и интересов частных застройщиков. Последовательное освоение архитектурно-градостроительной ретроспективы с выявлением проблемных участков формирует метод исследования, как последовательную модель сравнительного анализа между историческими формами правового устройства в архитектуре и их настоящим состоянием в условиях развития городской реальности.
Фронт исследования
Зарождение правового регулирования в архитектурно-градостроительной сфере было обусловлено общим историческим формированием гражданского общества, определяющего запрос на систематизацию большинства внешних процессов. При этом следует отметить, что данное зарождение носило весьма неочевидный характер, так как сама архитектура как среда регулирования не была освоена в данном формате, а общество было занято то ли политическими, то ли экономическими склоками и разбором и это касается не только XX века. Всевозможные междоусобицы и перевороты не давали архитектуре развиваться синхронно и преемственно с учетом предыдущих предпосылок.
Одними из первых были изданы указы государственного уровня, которые определяли характер строительной деятельности и были направлены на развитие защиты Москвы от пожаров: весьма широко пропагандировалось возведение строений из камня, запрещались деревянные строения в границах кремля и районах, которые прилегали к нему [1]. Данное направление имело ни сколько социально-ориентированный характер, сколько формат поддержания безопасности и устойчивости самой архитектуры, что для того времени имело главный вектор политического устройства и регулирования в архитектуре.
Волюнтаристская градостроительная политика XIX в., окрашенная субъективным личным чувством, ярче всего проявлялась и в том, что государь решал где будет место закладки крепости или иного сооружения, имеющего важную роль, руководствуясь исключительно стратегическим целеполаганием, и в приказах использовать архитектурно-градостроительные примеры, на которых строилась практически вся Европа — типы жилых домов, храмов и садов как приоритетные для ранней стадии строительства города [2]. Своеобразные “чужие стандарты” вводили общество в недоумение и даже гнев. Эпоха правового идеализма в градостроительстве имела весьма значительный вес во времена царской России. Порой доходя до безумства и даже полного абсурда, принимались указы, которые противоречили не то, чтобы нормам строительства и стилю, а самой идеологии и культуре общества. Так, к примеру, скандальный указ о запрете строительства жилья из древесины на всей территории империи был по сути невыполним, ведь большинство частных строений было возведено с использованием дерева в своей основе, - и это не единственный, но достаточно известный диссонанс.
Екатерина II, вслед за Петром I, углубила идеалистическую политику градоформирования, переведя её в масштаб имперского формирования, ибо города отныне использовались как локальные формы равномерного устройства имперской структуры. Империя строилась в своем градоформирующем ключе исключительно по принципам новых норм, которые отвергали историческую ретроспективу становления городов и поселений. Одни города создавались и развивались, другие упразднялись и ликвидировались, все это определяло ноту недовольства со стороны населения как потенциального пользователя, людям приходилось подчиняться закономерностям необоснованного ни художественным, ни архитектурным языком административного статуса, который получало то или иное поселение.
Каждый этап смены власти в Российской империи подвергал города новым реформациям и циклам упразднения и развития одновременно. Такая путаница хлестко била по системам расселения, формировала диссонанс между остротой недовольств частного характера и потребностями массового развития, между хозяйственными и местными политическими потребностями и систематизацией архитектурно-пространственной морфологии под стать самой централизованной системе устройства власти.
Весьма активная динамика времен дворцовых переворотов породила полную разрозненность в контроле над архитектурой и градостроительством, где напрочь была утрачена преемственность к источникам нормообразования и правотворчества. Разумеется, полностью отрезать предыдущие правотворческие указы и нормы было невозможно. Все это делалось постепенно, однако все тот же указ № 2848, касающийся каменных строений, был на столько контрастен к некоторым важнейшим городам, что его фактически сразу заглушили новыми уставами, актами и предписаниями. Ослушников в то время власть всячески убеждала психологически, порой достаточно настойчиво и злостно, но в условиях беспомощности такого превалирования законодательных инициатив, не подкрепленных профессиональным нормированием, империя (власть) не могла ничего поделать с очевидным нарастанием хаоса в градостроительной политике. Все это является признаком отсутствия иерархии в системе правовой наследственности, которая в Российской империи носила номинальный характер, не позволяя тем самым решать накопленные социальные вопросы и проблемы как локального, так и глобального характера в архитектурно-градостроительной сфере. Власть всячески искала способы мотивировки своих репрессивных решений по отношению к застройщикам, используя моральные рычаги влияния, но без устойчивой нормативно-правовой базы и ее преемственности сложно было на что-либо ссылаться, тем более легитимность была в крови у самой власти, которая не могла пойти в противовес собственным суждениям. Постепенно в монархический строй законотворчества стала проникать легкая демократия, отождествляющая второй этап формирования законотворчества в России на рубежах революционного строя, когда профессиональные сообщества получили право голоса по различным вопросам градостроительного регулирования.
Новые требования к архитектурно-градостроительному устройству постепенно насыщали фронт регламентов и предписаний по отношению к развитию самого общества. Однако все это не концентрировало внимание к непосредственной проблематике и особенностям регулирования архитектурно-градостроительной деятельности, так как необходимо было установить понятийный язык в данном контексте развития архитектуры и понять, как может проявляться здесь политика и законодательство, а также какими инструментами все это должно обладать. Разделение архитектурно-градостроительной среды на частную и общественную собственность также сыграло здесь важнейшую роль. Среди профессионалов-архитекторов начали подниматься вопросы регулирования архитектурной среды ввиду чрезмерного давления капитализма и спутанной весьма хаотичной муниципальной инициативы по правотворчеству. Но это все социальный аспект, под которым зияла глубокая бездна между нормами и правилами в организации самой архитектуры, которую зодчие также весьма остро ощущали.
Первый Устав строительный объединил в себе законодательные положения как XVIII, так и начала XIX вв. Следует отметить, что в ряде случаев законы и нормы XVIII в. оказывались фундаментальными для последующего развития [3]. Строительный устав 1832 г. установил характер архитектурно-строительного регулирования России «александровской» эпохи, опыт которой выявил требования новой перестройки управления строительной отраслью [1 С. - 98]. Трансформация, а точнее сказать, сокращение Строительного устава привело к утрате многих норм в регулировании тонких вопросов архитектурно-градостроительного дела. Зодчие и иные специалисты высокого уровня объединялись в профессиональные союзы для формирования целостного видения коллективной инициативы по становлению и формированию Строительного устава и архитектурно-градостроительной отрасли в целом, однако деятельность по преобразованию устава весьма затянулась и не была завершена до  начала революции.
I-IV съезды русских зодчих как особые конференции отечественного зодчества, происходившие в Москве и Санкт-Петербурге в 1892-1913гг., служили реальными площадками профессиональных обсуждений и дебатов по наболевшим вопросам архитектурного и градостроительного формирования. Их социальная роль всячески усиливалась участием в них первых лиц, управляющих государством, членов знатной императорской фамилии. Регламент предусматривал рассмотрение теоретических и практических, творческих и профессиональных проблем по нескольким направлениям, таким как архитектурно-художественный, санитарного зодчества, техническо-строительный, общих вопросов, законодательный и др. [4]. В отделе по вопросам законодательного городского регулирования рассматривались как технические, так и социальные аспекты, что положило начало развитию социальных инициатив в рамках данной области. После некоторых инициатив укрепилась позиция строительного надзора в архитектуре относительно всех построек в различных городах и поселениях страны. Место главных архитекторов городов также стало регламентироваться в соответствии с Городовым Положением 1892 г., однако здесь преобладал социальный диссонанс, заключенный в зависимость архитектурного сообщества от управ городов, имеющих свои интересы в отношении развития города и его структур. Являясь достаточно многослойной структурой, управы действовали зачастую на основании выгоды в реализации собственных положений, однако смещение вопроса в сторону подчинения архитекторов губернаторам так и не нашел на тот момент устойчивой поддержки.
С течением времени относительно Строительного устава все же поправки были приняты, но сама должность главного архитектора продолжала иметь ряд кадровых проблем, которые были обусловлены отсутствием высшего профессионального, а порой и среднего специального образования у претендентов на должность главного городского зодчего.
По сей день проблема положения архитектора является невероятно актуальной. Еще в XX в. при назначении главных архитекторов, управы не опирались на профессиональное образование зодчего, что в свою очередь способствовало выдвижению на данное место людей из своего удобного круга. Данная проблема уходит глубоко в систему социальных отношений различных структур, являясь частью сложной организации взаимодействий в законодательно-правовом секторе архитектурно-градостроительной деятельности и сегодня.
В то время каждый архитектор-профессионал старался высказать свою инициативу по вопросам развития устава. Контролю за ведением строительства было посвящено выступление архитектора и инженера А. Безпальчева, которое имело следующую формулировку: «Организация действительного техническо-полицейского надзора за производством построек в городах». В данный период времени надзор за проведением строительно-монтажных работ в муниципальных образованиях осуществлялся по указанию управ с помощью сил городской полиции. В своих предложениях Безпальчев отметил следующие недостатки относительно регулирования строительной деятельности: отсутствие ответственности лиц, проводивших контроль, недостаточная компетенция городских управ и полиции в области строительства, неточность законодательства, определявшего права и обязанности должностных лиц, участвовавших в контроле. Для ликвидации данных недочётов, Безпальчев предложил возложить функции надзора за производством построек на городских зодчих и им же поручить освидетельствование завершенных зданий на возможность эксплуатации. На основе доклада члена одесского отделения Русского технического общества инженера А. Люикса были сформулированы весьма радикальные принципы:
- городские архитекторы принимаются на службу Городскими Думами по представлению Городских Управ и утверждаются МВД;
- городские архитекторы по своим предметам ведения приравниваются к губернским архитекторам, таким образом, в их ведении оказываются не только территории губернского города, но и всей губернии в целом;
- служба городского архитектора самостоятельна и не подчиняется ни Губернским Правлениям, ни Городским Управам, хотя и касается территории города;
- городские архитекторы при решении Городскими Управами вопросов архитектуры, строительства и градорегулирования имеют право совещательного голоса и обязательно участвуют в заседании Управ по этим вопросам [5].
Конечно, такую свободу приняли далеко не все, данные предложения вызвали множество споров и бурных реакций в кругу правящих элит. Возможно все предложения Люикса могли бы быть приняты, если бы полномочия городских архитекторов и предметы их ведения носили бы более устойчивый характер и отражали бы спектр принятых обществом профессиональных особенностей. Так как политика в данном вопросе только лишь начинала зарождаться, а не совершенствоваться, проблема положения архитекторов относительно власти всегда стояла весьма остро. Больше века существует проблема строительного контроля, которая и раньше поднималась в контексте регулирования городскими управами отношений в сфере архитектурно-строительного блока. Эту проблематику и ряд других особенностей продвигали в своих докладах профессор К. Быковский, И. Поздеев. Проблемы архитектурного облика зданий и городов в целом в то время затрагивал архитектор В.С. Карпович. В его докладе стилистические паттерны и хаос ставили под угрозу архитектурную целостность городов, архитектор порой вовсе предлагал вернуться к системным образцам и идеалам XIX в., что в свою очередь также нашло много споров и опасений за развитие самой архитектуры, ее художественного и стилистического многообразия. Преобладание частных интересов всячески поддерживалось властью, которая редко поддерживала концепции, идущие в одну сторону с общественными потребностями.
Результаты исследования
Таким образом архитектурное профессиональное сообщество развивало концепцию теоретического осмысления правовой стороны архитектурно-градостроительной деятельности и практическую форму развития собственных предложений по модернизации Строительного устава. Демократизация подхода и требований по созданию правильной и органичной городской застройки формировали актуальный круг социальных потребностей и различного рода взаимодействий на поприще законотворчества. Поиск легитимных рычагов управления крупным архитектурно-строительным сектором объединял в себе вопросы технического, технологического характера, строительного нормирования, надзора, контроля и управления. Известный вектор эволюции в сторону архитектурно-строительного менеджмента был сформулирован частными и общественными вопросами, инициативами и противоречиями, что привело к становлению более устойчивого курса на развитие архитектурно-градостроительной политики в конце XIX, начале XX века. Постепенно сформировалось два блока: блок общественного и блок частного права. Все это непременно нарастало как диалектическая пропорция неизбежного взаимодействия одного и другого, между чем и приходилось во все времена находить общие формы для развития законодательно-правовых моделей. Несмотря на то что многие профессиональные инициативы так и не были в какой-то форме приняты и утверждены, широкое понимание правотворчества как процесса аккумуляции, формализации интересов общественных групп государством с целью их отражения в нормативно-правовом поле всё же имело место. Таким образом, путь российского государства в историческом формировании правотворческой деятельности власти, общественных структур отличается многообразием, многоукладностью, разнообразием форм выражения [6].
Сочетания и систематизируя работы по управлению архитектурным, строительным блоками и регулированию градоформированием, можно выделить следующие разделы:
– регулирование отношений в области градостроительства и землепользования (в том числе межевое законодательство);
– принципы управления архитектурно-строительной деятельностью и сферой городского благоустройства и хозяйства;
– выработка механизмов правового регулирования в транспортной и промышленной областях [7].
Обсуждение
Строительный устав стал фундаментальным документом, регулирующим отношения в сфере гражданского строительства, а его многочисленная трансформация и инициативы в сторону развития способствовали выявлению сущностных основ для грамотной регуляции отношений в частной и общественной сферах архитектуры и градостроительства. Совместно со строительным Уставом, политика государства в области архитектурно-строительного нормирования и законодательства, включающего вопросы проектной и строительной деятельности, развития территорий, городского хозяйства, промышленности, а также транспорта была выражена в следующих документах:
– Свод учреждений государственных и губернских;
– Свод государственного благоустройства;
– Свод казенного управления (включающий Свод устава горного);
– Свод законов гражданских и межевых [7. С. 151].
Таким образом складывается достаточно емкая модель развития нормативно-правого регулирования в архитектурно-градостроительной отрасли на протяжении всего исторического периода развития Русского государства. Усилившаяся с конца XVII века связь России с Европой дала колоссальные плоды заимствования и реорганизации стороннего опыта в условиях становления царской России, когда Петр I принял на себя роль тотального реформатора во всех сферах государственного устройства, в том числе в архитектуре и градостроительстве. Провозглашая в 1712 году Петербург столицей империи, Петр I понимал проблемы, стоящие на пути создания идеального города. В первую очередь, это сама местность – свободная от какой бы то ни было застройки, её развитие могло послужить становлению градостроительного хаоса [8]. Организованная при Сенате Комиссия строений Санкт-Петербурга и Москвы, вела обширную деятельность по включению образцовых проектов в городской ансамбль, в особенности в области массового социального строительства: так, за небольшой промежуток её деятельности получилось создать более 300 планировочных решений городов, а уже к началу XIX в. все губернские центры имели выраженный европейских облик [9]. Компетенции архитектора приобретали все больную ценность, особенно в срезе заимствования и переработки определенных принципов развития архитектурной композиции, стиля и норм. Архитектор должен быть политически, диалектически образованным – знать социальную структуру своей эпохи. Он должен знать не только область своей практической работы и теорию своего дела, но чувствовать и знать всю многообразную жизнь своей страны [10].
В разных Министерствах к началу XX в. были сформированы особые Советы, Технические и Строительные Комитеты, которые должны были выполнять контролирующие функции в рамках задач своих министерств и ведомств [11].
Выводы
Наиболее весомым противоречием, произошедшим в рамках становления европеизации стало противодействие традиционного патриархального уклада, активному привлечению свободного населения в массовую общественную и производственную сферу. Патриархальное общество было довольно-таки изолированным, а в социальной среде европейского типа она становилась открытой и перетекала на площади, улицы, фабрики и т.д. В процессе европеизации сильно видоизменилась и типичная массовая архитектура жилых зданий: стандартные для патриархального общества системы узких улиц и переулков трансформировались в правильную систему широких проспектов, улиц и площадей [11].
В целом динамика процессов в регулировании и управлении архитектурно-градостроительной деятельностью на исторической ленте развивалась в Российском государстве весьма неоднозначно.
1.     Множество заимствований, сторонних манифестов и тезисов положило начало освоению понятийного языка архитектурно-градостроительной политики, который сегодня в большинстве своем не смог избавиться от своих исторических проблем. Таким образом исторический сценарий правового регулирования архитектурно-градостроительной области в сравнительном ракурсе относительно настоящего положения дел мало чем отличается, ведь проблемы по факту остались прежними и зачастую еще более насыщенными в своем коммуникативном многообразии.
2.     Усложнились механизмы и размножились системы, многие процессы получили автономию, а некоторые, наоборот ушли в зависимость.
3.     Переход монархической модели на формы местного самоуправления дал сегодня огромные результаты для локальной оценки и преобразования среды относительно ее исторического облика и культуры, что особенно хорошо видно на примере проблематики глобального и локального [12].
4.     Ретроспектива управления архитектурно-градостроительными процессами позволяет сфокусироваться на наследственности, иерархичности и целостности законодательно-правового регулирования в данной области, устремив взор к коренным предпосылкам систематизации отношений в сфере городского регулирования.
5.     Проведенный обзор исторического зарождения и формирования законодательно-правового регулирования в архитектурно-градостроительной деятельности позволил установить закономерности в причинно-следственном развитии городского регулирования для сопоставления проблем исторического контекста и настоящего времени.
Исследование позволило обратить внимание на развитие городов и архитектуры в целом с позиции политического устройства в государстве, где преобладали различные формы самодержавия и не только. Политический курс планомерно формировал новые правовые наслоения, не имеющие наследственной связи. Всё это заложило фундамент для нынешних проблем в многообразии коммуникативной целостности и связи между различными нормами и законами, имеющими отношение как к общественным социальным аспектам управления, так и к формам оценки качества и удобства самой архитектуры, а также городов, которые она формирует. Архитектура в данной связи представляет собой важнейшую ткань муниципального образования, которая формирует модель социальных коммуникаций в пространстве и их развитие, которое может быть выражено в культурном, физическом, идеологическом, интеллектуальном, психологическом и иных обогащениях [13]. Архитектурно-градостроительная политика в своей ретроспективе набрала колоссальный пласт законотворческих тезисов, которые по большей мере носили автономный эффект, однако при этом становление законотворческой наследственности стало приобретать всё более выраженные черты необходимого развития в среде профессионального дискурса. Общество, нуждающееся синтезе последовательного развития архитектурно-градостроительного регулирования в условиях становления и социализма, и последующего капитализма, так и не смогло выстроить данную цепочку грамотно. С другой стороны, не менее верным является и допущение наличия ошибок в различных отраслях нормативных правил, которые возникали и могут появляться вследствие действия различного рода предпосылок, как внешних, так и внутренних. Однако выгодным отличием нормативно-правового регулятора является наличие так называемых «системосохраняющих механизмов» в тех или иных направлениях законодательного регулирования, включающих в себя соответствующие принципы и особенности развития отраслевого права, отраслевые коллизионные и пробельные правила, правовые презумпции, преюдиции и т.п. [14].
Таким образом, балансируя на грани порядка и хаоса, архитектурное сообщество во все времена старалось выявить в этом балансе максимально работоспособные принципы развития и синтеза собственных компетенций, а также наладить связь данных профессиональных тезисов в кругу становления законотворчества в системе власти, которая по сей день считает архитектуру частью собственных инструментов в формировании отношений с обществом и его потребностями.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1.   «Образцовые» проекты в жилой застройке русских городов XVIII-XIX вв : книга / Е. Белецкая, Н. Крашенинникова, Л. Чернозубова, И. Эрн. – Москва, 1961. – 207 с. – Текст : непосредственный.
2.   Аронова, А. А. Воля Петра и сила обстоятельств: первые десять лет архитектурной истории Петербурга / А. А. Аронова. – Текст : непосредственный // Архитектура в истории русской культуры: IV Научная Конференция Архитектура в истории русской культуры – Власть и творчество – Москва, 1999. – С. 92–99.
3.   Свод законов Российской Империи повелением имп. Николая Павловича составленный. Изд. 1832. Т. 12, Ч 4. СПб., 1932. – 677 с.
4.   Вайтенс А. Г. Развитие правовых основ градостроительства в России XVIII - начала XXI веков. – Идеи совершенствования градорегулирования, выдвинутые на съездах русских зодчих (1892 – 1913 г.г.): книга / А. Г. Вайтенс, Ю. Л. Косенкова // Архитектура, строительство, дизайн. – Обинск 2005. №3. – 520 с. – Текст : непосредственный.
5.   Джасем М. А. Д. Градостроительное право в зеркале общественной инициативы в Российской империи / М. А. Д. Джасе. – Текст : непосредственный // История и археология. – 2019. – №3. – С. 112–113.
6.   Пирожкова И. Г. Правотворчество в Российской империи: градостроительная политика и законодательство. / И. Г. Пирожкова. – Текст : непосредственный // Право. – 2020. – №5. – С. 106 – 116.
7.   Золотарева М. В. Законодательные основы архитектурно-строительной деятельности в первой половине XIX в. / М. В. Золотарева. – Текст : непосредственный // История и археология. – 2020. – №1. – С. 144 – 153.
8.   Иванов М. В. Нарушение законодательства при сохранении архитектурного наследия Санкт-Петербурга / М. В. Иванов, Андерсон П. . – Текст : непосредственный // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Строительство и архитектура. – 2017. – Т. 17. № 2. – С. 5-12.
9.   Кириченко Е. И. Градостроительство России середины XIX-начала XX века: книга / Е. И. Кириченко, М. Б. Михайлова, В. Л. Хайт, Е. Г. Щёболева. – Москва: Прогресс-Традиция, 2001. – 564 с. – Текст : непосредственный.
10.   Из архива Г. П. Гольца. 1936—1946 гг. // “Что должен знать архитектор…”. – Текст : непосредственный. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://theory.totalarch.com/node/101
11.   Семенцов С. В. Система управления градостроительными процессами в Санкт-Петербурге - Петрограде начала ХХ века / С. В. Семенцов. – Текст : непосредственный // Вестник Белгородского государственного технологического университета им. В.Г. Шухова. – 2017. – № 11. – С. 84-94.
12.   Смирнов И. С. Особенности административного и законодательного регулирования архитектурно-градостроительной деятельности в эпоху модернизации: опыт России и Османской империи / И. С. Смирнов. – Текст : непосредственный // Modern Science. – 2023. – № 1-1. – С. 58
13.   Капустин П. В. Парадоксы и перспективы глокального / П. В. Капустин. – Текст : непосредственный // Проект Байкал. Журнал по архитектуре, дизайну и градостроительству. - 2021. - № 3 (69). - С. 32 - 37. - Режим доступа: https://www.projectbaikal.com/index.php/pb/article/view/1842/2619 DOI: https://doi.org/10.51461/projectbaikal.69.1842
14. Козлов А. Г. Особенности муниципальной политики по сохранению и развитию архитектурно-градостроительного облика и инфраструктуры города / А. Г. Козлов. – Текст : непосредственный // научный журнал: Архитектурные исследования. – 2023. – №2 (34). - С. 37 – 43. – Режим доступа: https://cchgeu.ru/science/nauchnye-izdaniya/arkhitekturnye-issledovaniya/%D0%90%D0%98%20%E2%84%962(34).pdf
Кошиков А. Б. К анализу результатов правового мониторинга законодательства в сфере архитектурной, градостроительной и строительной деятельности / А. Б. Кошиков. – Текст : непосредственный // научный журнал: Вестник института законодательства республики Казахстан. – 2012. – №3 (27). – С. 110-113. – Режим доступа: https://elibrary.ru/item.asp?id=36948362